Сомнения

      Алый – цвет гнева, отрешенно думает она. Цвет безрассудства, отказа от компромиссов, безумия и войны. Цвет Хора, отравленного Голосами Нерата: Хора, который сейчас в агонии неистовствует на землях Ярусов, прежде чем наконец издохнуть. Ржавые пятна крови на иззубренном лезвии и заляпанная багровой грязью легкая броня.       Единственная подлинная истина мира, заверенная сотнями войн за правду.       Лиловый – стяги Опальных, неистощимая гордость и изломанная честь. В чём искать честь, если всемогущий генерал, что годами не уступал самому Архонту Тайн, добровольно преклонил колени перед преступницей? В чём искать честь, если клятва верности была предана дважды?       Ложь и иллюзии, ничего больше – ими дышать кажется легче.       Чёрный и белый в ало-лиловом мире выглядят... чужеродно.       - Почему ты предал Кайрос на самом деле?       Удушливые клубы тьмы на мгновение ощериваются беспросветной бездной, готовые выплеснуть гнев бывшего Архонта, но непреодолимая воля смиряет тьму прежде. Всего один раз Адъюдикатор Тунон преступил закон – или то был всего один раз, после которого остались свидетели, чтобы рассказать о нём. В любом случае, смертоносная сила последнего Архонта Правосудия не обратится против единственного Архонта Ярусов сейчас.       - Всё то, что ты говорил обо мне на суде... о том, что я лучше понимаю законы Кайрос, о том, что я ясней вижу правосудие – всё это ложь, красивые слова для лишних людей. Без тебя изданные мной законы были бы по меньшей мере неполноценны или противоречивы, и у меня ушли бы годы на то, чтобы понять это и исправить. Почему ты предпочёл меня – Кайрос?       Что он увидел в ней – Вершительнице судеб, преступившей закон в отчаянных попытках принести в мир правосудие Владыки? Почему толкнул на путь однозначного противостояния Кайрос, почти что приказав собственному сюзерену как можно скорее объявить Эдикт?       Белая маска бесстрастна, лишена страха, гнева и фальши. Тунон чуть наклоняет голову – это единственный жест, в котором можно угадать затруднение.       - Между справедливостью и законом не должно быть различий. Кайрос диктовала равно справедливость и закон. Я долгое время заставлял себя не видеть их несовершенства, но пришел день, когда я больше не мог их игнорировать.       Архонт чуть прищуривается: бесстрашно, почти вызывающе. После сражения с Голосами Нерата и палачом-тенью, после объявления Эдикта, не ей трусливо отводить глаза перед собственным Адъюдикатором.       - Я не верю в это. Мой наставник не стал бы игнорировать несправедливость.       Тунон молчит дольше, чем стоило бы молчать.       - Даже ради сохранения мира? – наконец говорит Адъюдикатор, и она не может разобрать, вопрос ли это. – Мир хрупок, Архонт. Правосудие стремится стабилизировать его, справедливости же нет дела до мира или войны. Из всех законов, с которыми я был знаком, законы Кайрос предлагали наилучший баланс между стабильностью и справедливостью.       Это не то, чему учат Вершителей судеб.       Это не то, чему учат солдат Кайрос.       Будучи Архонтом, она – бывший солдат, бывший Вершитель – не может даже представить, как требуется отыскивать подобный баланс, и где пролегает черта, за которой несправедливость закона становится недопустима. Или – за которой требования справедливости становятся слишком высоки.       Но, ей кажется, она понимает частицу того, о чём говорит Тунон. В его глазах чудится облегчение, когда она кивает в ответ.       - И не было никого, кто мог бы установить иные законы – не было способных бросить вызов Кайрос, и никого, в ком ты был бы уверен, - тихо заканчивает она. По молчанию Тунона, по бесшумно и спокойно стелящимся по полу теням она чувствует: верно. – Будь на моем месте кто-то другой, ты бы также признал его невиновным?       Тени вздрагивают.       Чёрный и белый, алые ленты, золотые отблески – бесстрастный и непогрешимый Адъюдикатор, ближайший слуга Кайрос, не знающий сомнений исполнитель воли Владыки.       Если ошибется Адъюдикатор, кто будет правым?       Если решение Адъюдикатора пристрастно, кто сможет судить непредвзято?       Экзархи не склоняются перед болью – она множество раз вонзила клинок в грудь Голосов Нерата, и он едва ли заметил это; Грейвен Аше взял на себя страдания каждого из своих людей и не позволил им ослабить себя; но сейчас Архонту Ярусов кажется – истина стала для Тунона пыткой, с которой не сравниться никаким физическим мукам, если он всё ещё способен ощущать их.       - Нет, - наконец отвечает Тунон, и в глазах его – стыд. – Любого другого я бы осудил на смерть, и, случись Бледену Марку пасть, провёл бы казнь собственноручно.       Архонт не может не признаться себе в том, что знала ответ и прежде – и, наверное, на ее лице отражается сожаление. Сожаление не о предвзятости Адъюдикатора, но о том, что необходимость услышать ответ от него лично стала ударом, который она не желала наносить.       Лица выдают слишком много. Тунон не приемлет жалости – ни к себе, ни к другим, и тьма у его ног собирается гуще, вздымает дымные гребни в безмолвном гневе.       Она слишком уважает его, чтобы позволить ему терпеть подобное унижение.       - Значит, ты увидел во мне того, кто мог бы бросить вызов Владыке и переписать закон.       (И потому присягнул на верность вместо того, чтобы испепелить соперника и остаться последним и единственным Архонтом.)       - Это так, - ровно отвечает Тунон. – Я нарушил свои обязательства как слуга правосудия, и я признаю свою вину. Я приму наказание, которое ты пожелаешь назначить, Архонт.       Архонт удивленно моргает, прежде чем покачать головой.       - Ты поступил так, как считал нужным. Если на земле Терратуса и есть кто-то, искренне служащий справедливости и порядку, то это ты.       Тунон беззвучно склоняется в поклоне, и она не видит его глаз.       Несколько долгих секунд колебаний заставляют ее пренебречь правилами своего наставника. Архонту Ярусов не пристало прятать лицо от своего Адъюдикатора: если она не может положиться на его верность, то любое понятие верности теряет смысл.       Поэтому она просто говорит:       - Я рада, что ты со мной.       - Это честь для меня, - эхом отзывается Тунон. В его голосе не слышно ни удивления, ни благодарности – но он на мгновение удерживает ее взгляд, и этого достаточно.       Она отворачивается к светлому окну: за пределами Шпиля землю немилосердно иссушивает солнце, но здесь, под защитой неведомой древней магии, ощущается лишь далекое тепло. Когда она брела по расколотой раскаленным воздухом грязи, уже даже не пытаясь отогнать яростно впивающихся в тело мух, сжимая в руках отяжелевшие мечи – могла ли она тогда представить, что путь солдата и Вершителя приведет ее сюда, под высокие своды королевских башен? И не придётся есть заплесневелые сухари, которые тяжело даже сломать в пальцах, не придётся спать на земле и потом вытряхивать из одежды и брони клопов-кровопийц, не придётся неделями терпеть стойкую вонь чужих потрохов, крови, гнили и дерьма... зашивать рваную рану в собственном боку, едва удерживая толстую иглу в трясущихся от боли руках и молясь Кайрос, судьбе, удаче и всем Архонтам разом, чтобы помогла магия Лантри, уже склонившегося над другим почти-умирающим... а взамен – всего лишь судьба Терратуса в ее руках, война с Владыкой Кайрос и безвестность без единого проблеска ясной дороги впереди.       Может быть, клопы и намертво въевшаяся в воздух вонь были не худшей перспективой.       - Архонт, - напоминает о себе Тунон, и она торопливо кивает, вновь встречаясь взглядом с белой маской Адъюдикатора.       - Ты упоминал о недостатках последних поправок, - говорит она. Это – официальная причина, по которой верховный судья покинул свой город и появился в Шпиле Архонта. Удобный способ находить причины для бесед.       Теперь, когда она – Архонт, ей нужен подобающий наставник. Лантри, Грейвен Аше, Тунон – она черпает знания каждого из них, чтобы создать наилучший образ нового Терратуса, который она вылепит из кровавой глины, что останется после войны.       Если они победят.       - Возможная интерпретация закона слишком широка, - сухо говорит Тунон. Тени едва слышно шепчутся, беспокойно колышутся чёрными волнами. Адъюдикатор встревожен, и тревожит его собственное непонимание: он лучше других знает своих Вершителей, и знает, что новая Архонт не допустила бы подобной ошибки по недосмотру.       Что означает – ошибки допущены намеренно.       Что означает...       - Тебе пришлось пойти против закона Кайрос, чтобы оправдать меня, - спокойно отвечает Архонт. – Я не хочу, чтобы подобное повторилось.       Взгляд Тунона настойчиво не отпускает ее.       - Правосудие не может колебаться между двумя правдами, Архонт. Кто-то должен вынести окончательное решение. Оно должно быть продиктовано законом, не волей судящего.       Он оказывается чуть ближе, не сделав ни единого шага – тьма переносит его ближе мглистой волной. Непримиримо смотрит ей в глаза – ей приходится поднять голову, чтобы встретить его взгляд.       - Моё решение на твоём суде было необходимым, и это не должно повториться. Но ты выбрала опасный способ. Сомнения – это не путь правосудия.       - Разве?       Тени расплескиваются вокруг – предупредительно и опасно. Сила бывшего Архонта Правосудия вскипает бурлящей чернотой, но она не отступает.       - Такими были слова Кайрос, когда она разрушила твою третью Маску?       Тьма захлестывает ее – но бессильно отступает, не в силах обратиться против сюзерена. Тунон собирает дымчатую мглу вокруг себя; белая Маска Внимания холодно-непроницаема, но глаза выдают его – прозрачной пустотой.       Говорить с ним так – тяжело.       Лгать Тунону почти невозможно, но так же почти невозможно заставить его подчиниться, если он сам не пожелает этого. Архонт хочет знать, что сделала с ним Кайрос. И уверена, что никогда не спросит его об этом.       - Ты говорил – она подарила тебе Маску Решимости. В чем ты сомневался тогда? В справедливости ее законов?       (Ты еще помнишь это вообще?)       В безумно долгое мгновение тишины она понимает, что страшнее всего было бы услышать – «нет». Но Тунон молчит дольше, до последнего допустимого рубежа безмолвия, и говорит совсем другое.       - Я стал Адъюдикатором, которого хотела видеть Кайрос в своих владениях. Я не мог стать другим. Я искал баланс – и он потребовал жертв, которые я согласился принести.       Он смотрит на нее почти вопросительно – ответил ли то, что она хотела услышать, и Архонт едва заметно кивает.       - Если бы на тебе была другая Маска, тебе было бы легче вынести решение по моему делу?       - Да, - соглашается Тунон. Уголков его глаз касаются напряженные морщины – это всё, что можно различить под белым металлом. – Но тогда один из нас не дожил бы до этого разговора. Легкие решения не всегда правильны. Тяжелые решения не всегда правильны.       Он почти вопросительно склоняет голову:       - Архонт, почему ты считаешь, что Маски имеют влияние на мои решения, а не наоборот?       Вопрос оказывается таким простым и неожиданным, что она сбивается с привычного ритма «вопрос-ответ» и с каким-то глупым удивлением смотрит ему в лицо. Собственная уверенность слетает с нее, как шелуха под ветром.       Тунон никогда в жизни не позволил бы себе засмеяться, даже если бы действительно умел это делать. Но почему-то ей кажется, что это было бы вполне к месту. Поэтому она смеется сама – сухо и хрипло, с жесткостью металлического скрежета. Войны за мир в Терратусе отняли у них многое, в том числе и умение смеяться.       Они всё равно отдали бы за него куда больше.       Тунон молча и неподвижно смотрит на нее, но тени стелются у его ног спокойно и мягко. За годы службы Вершителем судеб она научилась определять многое по неуловимой мглистой черноте, стекающей с его плаща.       - Судья может толковать закон в редких случаях, но закон не должен позволять ему слишком много, - негромко говорит Тунон, когда тишина снова наполняет своды Шпиля. – Я... не возьму на себя ответственность быть законом. Я сделал многое, чтобы перестать быть человеком, но есть пределы, которые мне не под силу перешагнуть.       Она хочет возразить ему: ты был законом Терратуса уже давно.       Она хочет спросить его: не это ли отличало его от Кайрос.       Она хочет признаться ему: я не смогу быть Владыкой.       Тунон знает всё это до того, как она произносит хоть слово, и не позволяет ей продолжить: любой из вариантов стал бы непоправимым.       - Я прошу тебя отменить поправки, Архонт, - бесстрастно говорит он. И она, помедлив, кивает, крепко стиснув кулак.       - Кайрос больше не имеет над тобой власти, - она всё же заставляет себя сказать это; голос звучит глухо, словно его тоже сковал холодный металл маски. – Если ты пожелаешь вернуть то, что было у тебя отнято, ты волен это сделать.       Тунон молча склоняется в поклоне, безмолвно выражая благодарность. Она снова не видит его глаз.       Когда они в последний раз говорили о сомнениях, ответ Адъюдикатора был предельно жёсток. Но тогда, будучи Вершительницей судеб, она едва ли могла представить, что всерьез усомнится в справедливости законов Кайрос.       Солнце карающим пламенем Владыки бьёт ей в глаза сквозь тусклое стекло, заставляя отвернуться. Еретикам, предавшим свой долг, нет пощады – так гласил закон Кайрос, но вся ее вина была в том, что она слишком тщательно стремилась исполнить волю Владыки.       - Да, и я всё-таки угадала с третьей Маской? – неожиданно для самой себя спрашивает она, вновь поворачиваясь к Тунону – но вопрос слышат только распадающиеся сгустки черного тумана, легонько подрагивающие над полом.       Поразмыслив, она решает, что это к лучшему.