Игра без правил

Он страшно злился на ветер, хлещущий в лицо. Редкая жара в компании с редкой же влажностью превратили Стамбул в огромный хамам всего за сутки. Даже ночью не стало легче. Город замер в душном мареве, подрагивающем, словно плохо застывшее желе. Тяжелый, насыщенный влагой воздух, казалось, оставлял на коже мокрые разводы, и хотелось вытереть их рукой. Обычно быстрая езда успокаивала, даря острые ощущения и дразня адреналином, но сегодня от клокочущего раздражения не было лекарства. Казалось бы, можно опустить крышу, закрыть окна и включить кондиционер, но тогда Али Мертоглу ожидало кое-что похуже: сладкий, тошнотворный запах розовой дряни — любимого коктейля этой девчонки. Пять бокалов и один сверху — случайно или умышленно пролитый на кресло авто. Али постарался сосредоточиться на дороге. Они оба давно должны были быть дома, и становиться причиной очередного приступа гнева отца ему не хотелось. Он сильнее сжал руль, пытаясь выместить на бедной машине все недовольство этим нелепым вечером. В горле першило от нехорошего предчувствия надвигающейся беды. А может, это были зачатки простуды, и глупая Селин здесь не причем. Али глубоко вдохнул тяжелый воздух и попытался переключиться. Мамин дом. В голове крутились картинки его комнаты, где он, простуженный и всеми любимый, будет получать положенную порцию внимания и горячего чая с медом. Мягкая обволакивающая забота, долгие разговоры, заполняющие пустоту вокруг и никаких новых жен отца, сводных сестер и друзей с этими навязчивыми возлюбленными. «Мы теперь возлюбленные, Алиш» — и эта ее самодовольная улыбочка на лице. Бред какой-то. Не стоило Эмре приглашать девушку, которая — сюрприз-сюрприз — была сводной сестрой хозяина вечеринки. Не стоило им ворковать весь вечер, уткнувшись носами друг друга. Не стоило ей пить эту ядовитую дрянь, провонявшую весь салон чертовой машины! Оффф. Он вывернул руль вправо, не сбросив скорость на повороте. Машину чуть бросило в крен, но Али уверенно контролировал каждое движение. Это ощущение доставляло ему болезненное удовольствие — хотя бы здесь он главный, все под его управлением. Обычно аккуратный водитель, сейчас он с каким-то болезненным упоением нарушал правила. В том числе дорожные. Селин еще крепче вжалась в соседнее кресло, и, он готов был поклясться, стиснула зубы. За все время поездки оба не произнесли ни звука. Зато накануне было сказано предостаточно. Али не сильно подбирал слова, наоборот, старался побольнее ударить по и без того расшатанному самолюбию Селин. — Девчонка слишком мала для таких вечеринок, дружище. — Начало куда ни шло, по крайней мере, на это она еще могла огрызаться. Он сказал это нарочито медленно, спокойно, с изрядной долей скрытой насмешки. Эмре мгновенно уловил покровительственный тон и с недоумением уставился на лучшего друга. Возможно, тут следовало остановиться, но глухая, необъяснимая злость словно толкала в спину, вынуждая сделать следующий шаг. — Селин, идем домой, не хочу, чтобы мама ругала тебя. У маленьких девочек из Измира в это время тихий час. — Он помнил, как расширились от обиды ее глаза, как она захлебнулась воздухом, не найдя подходящих слов для отпора. И какой беспомощной казалась на фоне всех остальных: Тугче, Мерта, Риты и Эмре. Как ему понравилось это ощущение превосходства, когда не просто знаешь слабое место противника, но и можешь вовремя надавить на болевую точку. Помнил и ни о чем не жалел. — Приехали. — Машина резко затормозила в нескольких метрах от ворот. — Мой тебе совет: не разбуди весь дом. Или буди. Думаю, комендантский час тебе пойдет только на пользу. — Не подумаю выходить, пока мы с тобой не поговорим. Али удивленно посмотрел на источник звука — сердитую, ничего не видящую от собственной злости девицу. Видимо, каждая минута вынужденного молчания повышала градус ее раздражения. — Мне не о чем с тобой говорить, Селин. Его голос, наоборот, звучал совершенно спокойно. В конце концов, эти вечные истерики начинали забавлять. В семье Мертоглу никто, кроме отца, не отличался особой эмоциональностью, и все это было… в диковинку. А потому давало позабытое чувство эйфории. — Если не о чем говорить, то послушай. Я сама все скажу. Сейчас ты меня очень обидел, Али. Ты унизил меня перед всеми и главное — перед моим парнем. — При этих словах губы Али расплылись в улыбке. Девчонка была невероятна в своей нелепости. — Да, парнем, именно, что парнем. — С нажимом повторила Селин. — Сладкая, не знаю, как у вас в Измире…, но здесь, в столице, не модно так крепко держаться за своих, подожди, как ты там сказала… Парней? Ты ведешь себя так, будто ты единственная, а я знаю, что таких тысячи, половина из которых считали себя подружками Эмре. Или как у вас принято говорить… Возлюбленными? Он внимательно посмотрел в глаза Селин и не увидел там ничего, кроме слепой решимости. Невероятно, как можно настолько упрямо хвататься за свои иллюзии. Раздавить их — вот все дела. — Ты просто завидуешь нам, — скорее выплюнула, чем произнесла Селин. — Ты что, идиотка? — Али искренне удивился этой глупости. — Чему мне завидовать? Вашим детским поцелуйчикам или тому, что будет после? Так вот, дуреха, ничего не будет. Ничего такого, что не было бы хорошо для Эмре. Сейчас ему с тобой классно, понимаешь? Прикольно ему с тобой. Ты — новая вершина, он ее покорит, и будет другая. Я этот сценарий изучил дословно, так что даже скучно на вас смотреть. — Ты врешь. — Ему показалось, что лицо этой сумасшедшей озарилось коротким бликом просветления. В голосе звучало сомнение, но уже через секунду она завела старую песню: — Ты специально это говоришь, потому что ты хочешь нас рассорить. Али закатил глаза. Глупость Селин граничила с безумием. Даже раздражение от отвратительного вечера постепенно рассеялось, уступая место усталости. — Охаааа. Мне даже ничего не надо делать для этого. Вы и так на пути к расставанию, девочка. Он открыл дверцу, намереваясь выйти. Вести бессмысленные споры надоело до чертиков, хочет верить в свои выдумки — пусть, раз уж ее идиотизм настолько зашкаливает. Однако следующая тирада наглой девчонки заставила его передумать. — Это неправда. Эмре… он не такой, как ты. Он умеет любить, слышишь? — И, словно почувствовав свое превосходство, она затараторила: — Ты не умеешь любить, вот и ищешь во всем подвох. Все потому, что тебя самого никогда не любили. Никто. Даже мама не хочет, чтобы ты жил с ней, ты для нее лишний, Алиш. Ты для всех тут лишний, оттого и бесишься, что твой друг нашел свою половинку, а ты так и будешь — один! Понял меня? Совсем один! Али не сводил взгляда с фонарей, что подсвечивали основные ворота. Запотевшее стекло, сквозь которое рассеивался тусклый желтый свет, испарина на разогретом на солнце металле, капли воды на облупившейся краске — почему-то сейчас в глаза бросались мельчайшие детали. Те, что всегда ускользают, когда оцениваешь целое. Он услышал каждое сказанное слово. Он самозабвенно смаковал их. Он изо всех сил пытался справиться с волной накрывающего его гнева. Селин триумфально смотрела на него, будто бегун, только пересекший линию финиша. Маленькая победа маленькой дуры, а он в этот раз будет умнее. Не о чем больше говорить. — Увидимся за завтраком. — Мягко, нарочито медленно захлопнул дверь машины и пошел к воротам. Обогнув дом, Али оказался на небольшом газоне, достаточно укромном, чтобы остаться незаметным для остальных членов семьи и прислуги. Не сильно заботясь о чистоте белых брюк, он сел на мокрую траву. Казалось, в горле что-то натянулось, и лопнувшая струна вот-вот прозвенит на весь двор. А после станет тихо и так ясно, как никогда раньше. Удивительно, но именно сейчас не было ни гнева, ни раздражения. Только напряжение и недоуменная тишина. Может, в этом дело? Когда затихают лишние звуки и уходят лишние люди, наступает равновесие. Неустойчиво, хрупкое, тяжелое, как вдох остывающего после дневной жары влажного воздуха. И все же желанное. Он устало посмотрел на небо. Как можно приписывать одиночество человеку, в окружении которого столько звезд? Он никогда не будет один, не сможет, потому что рядом, где бы он ни находился, будет миллион таких вот мерцающих огоньков. Может быть, какой-то из них был его домом. Может быть, именно там его ждут настоящие родители, как в рекламе готовых завтраков или йогурта — улыбающийся папа и мама в неестественно накрахмаленном фартуке. Может быть… — Али, ты здесь? — Он еле сдержался, чтобы не выругаться, услышав знакомый голос сводной сестрички. — Послушай, я хотела извиниться. Я была не права. Она села рядом с ним, и ощущение «дома», которое еще секунду назад наполняло Али, сдулось и уплыло по течению Босфора куда-то вниз. Он медленно повернул голову, цепляя привычную маску. Очевидно, девчонке не хватило неприятностей. Если она так хочет… Но она не хотела. В широко распахнутых глазах отражались звезды — те самые, которые он только что рассматривал. Али невольно засмотрелся. Дом? Гм… Почему-то стало до странного неуютно, только на этот раз это чувство не имело ничего общего с гневом. — Боишься, что я пожалуюсь твоей маме, Селин? Я не такой мелочный, как ты. — Аллах — Аллах, и в мыслях не было. Просто, я действительно была не права, не хотела говорить тебе все это, оно как-то само вырвалось. — Иди спать. — Он сжал в ладони горсть земли, она все еще была теплой и будто бы живой. — Алиш, такое чувство нехорошее на сердце. Будто я тебя обидела. Пожалуйста, не сердись. — Пожалуйста, не сержусь. Уходи. Какими еще словами объяснить ей, что она здесь лишняя? На этой лужайке, в этом доме и в этой жизни? — Ну ты и правда меня обидел, вот я и хотела… Ты пойми, хочешь ты того или нет, но нам придется делить одну компанию. Эмре — твой друг и мой воз… парень. Кто знает, сколько мы будем вместе. Может неделю, а может, всю жизнь, и ты до конца дней будешь злиться и задирать меня? — Всю жизнь? — Эта мысль показалась даже забавной. — Сладкая, боюсь, ты очень неопытна в вопросах любви. А я прекрасно знаю своего друга. — Не говори о неопытности. Там, в Измире, я много сердец разбила. О, Аллах, сколько же самоуверенности в этой девчонке! Что она хочет доказать? Она действительно считает себя умной и опытной? Али даже улыбнулся. Прекрасно, в эту игру можно играть вдвоем — так даже забавнее. — Можно разбить много горшков, но так и не освоить гончарный круг. — Не понимаю, что ты хочешь сказать. — Ничего. Ничего не хочу. Только, любовь не всегда такая, какой ты привыкла ее рисовать себе. Ты думаешь, что была королевой в своем Измире, и теперь в Стамбуле игра продолжится по привычным правилам? — Не понимаю. Какая игра, Али? По каким правилам? Ее трогательное недоумение решило все. — По самым главным правилам, Селин джим. Их немного. Всего десять. Научить? — И в глазах Али мелькнуло злорадное торжество. Ему не понадобился ее ответ, потому что в ту секунду стало совершенно очевидно — игра уже началась.