Сладкая горечь

Гви угрюмо наблюдал за Хе Рён, которая с бесстрастным видом держала в руках чашу. В неё звучно и мерно капала тёмная густая кровь, стекавшая с подвешенного дворянина. К слову, льстивого подхалима и ненасытного вымогателя, посмевшего диктовать ему свои смехотворные условия и, как закономерный результат, вниз головой свисавшего теперь с потолка, чтобы утолить его жажду. Вампир, сидя в развалку на своём импровизированном троне, высеченном в корнях окаменевшего величавого дуба, раздражено барабанил пальцами по подлокотнику. Затем порывисто встал и направился к ней широким шагом. Он застыл в метре от девушки, сверля её спину изучающим взглядом. Она не обратила на его приближение ни малейшего внимания, продолжая безмолвно выполнять свои нехитрые обязанности. Подчеркнуто-сдержанная, с нарочито прямой осанкой и печатью невозмутимости на лице, Хе Рён лишена была надрывности, в отличие от бесчисленного множества безымянных женщин, с которыми ночному владыке приходилось сталкиваться за свою долгую жизнь. Королевские наложницы, юные девы и даже опытные кисэн — всё они почти мгновенно теряли рассудок и лишались всяческой воли перед его фатальным обаянием. Но только не его маленькая упрямая подопечная. Его колючая роза, по собственной прихоти которой, он не позволил увянуть когда-то. В её глазах, холодно смотрящих на него из-под полуопущенных век, ничего нельзя было прочесть. Гви почувствовал, как в нём горячей волной начинает закипать раздражение. Ему хотелось как-нибудь растормошить Хе Рён, разрушить выстроенную перед ним броню безразличия и суметь разглядеть хотя бы крупицу искренности, настоящих, живых эмоций, неустанно скрытых под маской отстранённой вежливости и вороха сословного этикета. Девушка, всё так же скромно глядя в пол, теперь протягивала ему полную чашу с кровью. — Что, не пожелаешь мне даже приятного аппетита? — с притворным удивлением спросил Гви, приподнимая бровь. Потом поднял руку и, перехватив её тонкое запястье, бесцеремонно притянул к себе. Растерявшись, Хе Рён случайно выпустила из рук серебряную чашу, и она с оглушительным звоном покатилась по камню. Кровь тёмно-алой лужицей растеклась прямо у них под ногами. — Насколько велика твоя ненависть ко мне? — раздался возле уха его бархатистый шёпот, и она почувствовала, как волосы на её затылке встали дыбом. — Осмелишься ли ты когда-нибудь открыто ослушаться и предать меня? Не дожидаясь ответа, Гви медленно поднес её руку к губам и поцеловал открытую ладонь. Обманчиво мягкое, ласковое, почти благоговейное прикосновение, обжигающее кожу. Хе Рён внутренне задрожала от этого слишком интимного и непривычного жеста, но ничем не выдала своего смятения. Стараясь дышать ровно и не краснеть от волнения, она тихо ответила: — Разве мои чувства представляют для вас хоть малейшую ценность? Вас никогда не волновали подобные вещи. Прищурившись, он пристально посмотрел на неё. На мгновение по его лицу скользнула тень лукавой улыбки и Гви приглушенно хмыкнул, то ли соглашаясь, то ли размышляя о неких высоких материях, о которых простым смертным знать не положено. — Не стану отрицать, что мои принципы находятся за пределами обычной человеческой логики или рамок морали. И всё-таки я странным образом питаю к тебе… — А отвечая на ваш второй вопрос относительно моей преданности, — внезапно прервала его девушка, одновременно резко дернувшись, пытаясь освободить руку. Но тщетно: несмотря на кажущуюся легкость и грацию движений, хватка вампира на поверку оказалась железной. — То я думаю, что вы прожили достаточно долго, чтобы не питать иллюзий по поводу чьей-либо искренней покорности. Насчёт моей, в частности. — Сухо отчеканила она, взглянув на Гви исподлобья. — Вы действительно склонны полагать, что совет министров или даже сам император не преминут избавиться от вас при малейшей лазейке? Вы считаете людей трусливыми собаками, не способными вас ослушаться. Но в одном вы правы: люди действительно в чём-то похожи на этих животных. Они без оглядки бросаются на собственного хозяина, будучи загнаны в угол. Вампир озадаченно моргнул, на секунду лицо его отвердело, и в глазах встала непроницаемая завеса. Они словно поменялись местами. Хе Рён почувствовала, что её самообладание начало неуклонно трещать по швам, в то время как его взгляд будто покрылся тонкой ледяной коркой. — И что же ты предлагаешь, дабы эти, так называемые, трусливые собаки не замыслили против меня ополчиться? — поинтересовался он тем ровным, размеренным тоном, которым истинный правитель Чосона говорил лишь тогда, когда бывал близок к тому, чтобы кого-нибудь убить. У Хе Рён от страха затряслись поджилки. — Вам необходим приближенный человек во дворце. Кто-нибудь, кто добудет правдивые сведения касаемо развратного ученика. — О-о-о, для этого у меня уже есть твой покорнейший папочка, — протянул Гви елейным голосом, наклонив голову так, что Хе Рён щекой ощущала его дыхание. Он собрался было сказать Хе Рён что-то ещё, но вдруг замер, обдумывая внезапно пришедшую на ум догадку. Карие глаза вмиг сузились и почернели, стоило ему только понять, к чему клонит его изворотливая собеседница. — Так ты задумала стать королевой?! — Он слегка отстранился. — Хочешь, чтобы я выдал тебя замуж за наследного принца и впоследствии сделал его императором. Девушка медленно кивнула, выдерживая прожигающий взгляд вампира. Она ждала его ответной реплики, насмешки, издевательства, быть может, даже неконтролируемого гнева, но то, что она прочитала в этих неподвижных чертах, было непостижимо для её понимания. Сердце Хе Рён тревожно ёкнуло и учащенно забилось, гулко отзываясь в висках. Застыв рядом с девушкой, Гви возвышался над ней на целую голову, загораживая своими плечами мерцающий свет канделябров позади себя, отчего весь его облик приобрёл некий зловещий оттенок. Медленно текли томительные секунды ожидания, но выражение его лица оставалось по-прежнему непроницаемым. Вампир задумчиво коснулся кончиками пальцев её тщательно причёсанных волос, задержался на жилке, пульсирующей на виске. Затем тыльной стороной ладони скользнул по скуле, от мочки уха вниз к подбородку. Медленно, тягуче, дразняще. Было в этих лёгких касаниях нечто двусмысленное: целомудренное и в то же время тёмное, порочное. Его рука опустилась ниже, вдоль изящной шеи, и прочертила линию ключиц, разжигая в девушке невиданное пламя. Хе Рён порывисто выставила перед собой кулаки, чтобы оттолкнуть мужчину от себя, но обнаружила, что их пальцы как-то сами собой переплелись. Очень медленно он притянул её дрожащие ладони к своему лицу и стал согревать их дыханием. Хе Рён взволнованно заморгала, чувствуя, как помимо собственной воли у неё участился пульс и возникло лёгкое головокружение. Она боролась с неестественной усталостью, как будто ей приходилось стоять против сильного ветра. В этот самый момент Гви неожиданно, без всякого предупреждения, прикусил подушечку её указательного пальца и чуть-чуть надавил, чтобы пару сочных алых капель свободно стекали с прокушенного участка. Хе Рён невольно вздрогнула и несколько раз глубоко вдохнула, стряхивая с себя странное наваждение, навеянное гипнотическим взглядом вампира. Его язык начал неспешно кружить вокруг её пальца, засасывая его всё глубже в свой рот, а вспыхнувшие в полумраке багровым рубином глаза неотрывно наблюдали за её реакцией. Она стояла прямая и строгая, плотно сжав губы, отчаянно стараясь ничем не выказать своего страха или волнения. Искорка боли была мимолетной, почти пустяковой. Настоящей же пыткой для неё обернулось унизительное осознание собственной беспомощности. Следующий надкус, на пару сантиметров ниже предыдущего, был более болезненным, но уже не таким неожиданным. Хе Рён судорожно сглотнула образовавшийся в горле ком, пытаясь абстрагироваться от ощущения его влажного горячего языка на своей коже. Ей оставалось только пассивно наблюдать за происходящим, проклиная себя за беспечность. Он криво усмехнулся и, не разрывая с ней зрительного контакта, медленно вытянул из своего рта её онемевший палец, сладострастно облизнув губы. — Что будешь делать, если в следующий раз я решусь на большее, м-м-м? — Гви шумно втянул в себя воздух и довольно причмокнул: — Твоё наглое поведение и неимоверные амбиции сегодня изрядно позабавили меня, тем не менее… — Он снова улыбнулся ей, хищно ощерив клыки, и она непроизвольно отпрянула назад, вырвав, наконец, свою руку из его крепкого пожатия. Вампир на сей раз этому не воспрепятствовал. — Советую держать свой дерзкий язычок за зубами, если не хочешь, чтобы однажды я его сам прикусил. Гви отвернулся от неё, всем своим суровым видом давая понять, что разговор окончен и она может идти. Молодая девушка низко поклонилась, прижав пострадавшую руку к груди. На ресницах Хе Рён впервые за этот вечер заблестели слезы. Она внезапно почувствовала такую сильную опустошенность, словно в душе образовалась огромная бездонная дыра, сквозь которую непрерывно утекали все её жизненные силы. Хе Рён безмолвно поднялась и, съёжившись, не поднимая головы, медленно побрела к выходу. Гви некоторое время стоял совершенно неподвижно, вслушиваясь в гулкое эхо удаляющихся шагов за его спиной. И лишь только, когда они полностью стихли, он устало опустился на каменную ступеньку, ведущую к трону, прикрыв глаза. Нахальная девчонка сама напросилась и получила по заслугам. Он слишком многое прощал ей в последнее время, закрывая глаза на её наглые выходки, за которые другие человеческие существа лишились бы жизни незамедлительно. Гви вздохнул, задумчиво подперев кулаком подбородок, и досадливо признал, что лукавил перед самим собой. Разве не он сам желал выдавить из её неприступного облика хоть каплю откровенности? И не оттого ли внутри у него сейчас столь постыло и пусто, что в этом лишенном на миг притворства взоре, он не разглядел ничего, кроме холодной неприязни? Хе Рён была для него самой любимой игрушкой. Одна лишь мысль о том, что он мог бы отдать девушку этому никчёмному принцу, показалась ему кощунственной. Именно поэтому он прогнал её сегодня, как нашкодившую девчонку, будучи не в силах совладать с охватившей его растерянностью. Однако теперь, когда её непреодолимо влекущий аромат больше не кружил вампиру голову, тот мог спокойно поразмыслить о потенциальных возможностях, сулящих ему выгоду, если он согласится сыграть роль великодушного покровителя перед своей честолюбивой ставленницей. Ссутулившись, он сидел на каменном выступе, опёршись локтями о колени, глядя расфокусированным немигающим взглядом туда, где ещё недавно стояла Хе Рён. И чем глубже Гви погружался в собственные размышления, тем явственнее перед его мысленным взором вырисовывалась игральная доска Чанги* с расставленными на ней плоскими восьмиугольными фигурками. Маленькая беспомощная чоль* так отчаянно стремиться попасть во дворец*. Таким образом, она наивно полагает, что сможет добиться права самостоятельно распоряжаться своей судьбой, и Гви с удовольствием ей в этом подыграет. Вампир веками искушал людские сердца, умело играя на их многочисленных слабостях ради достижения личных целей. Вот только… Единственной непредсказуемой переменной в многоходовой комбинации была его собственная противоречивая снисходительность к Хе Рён. Гви сжал челюсти с такой силой, что у него на скулах заиграли желваки. Ему хотелось рычать от досады. Впрочем, это, наверное, было бы даже смешно, если бы только всё это происходило не с ним, а с кем-нибудь другим. Он чувствовал, как в нём поднималась желчь и одновременно нарастала злоба, настолько сильная и всепоглощающая, что он едва мог сдерживать её. Продажный чиновник, недостойный называть себя отцом, подсунул в угоду собственной жадности свою очаровательную дочурку ему в услужение, а девчонка-то с червоточиной все эти годы была, выходит. Оказав неслыханную милость, Гви выходил девчурку, пригрев змеёныша у себя на груди. И вот теперь сполна пожинает плоды оказанного некогда благодеяния. Он никогда не проигрывал, никогда не был слабым. Но навязчивые мысли о ней притупляли в нём бдительность, туманили разум, превращая привычное существование в плохо срежиссированный спектакль, а его самого в мягкотелого глупца, готового потакать капризам человеческой женщины. Кажется, люди называют это привязанностью. Гви вымученно улыбнулся, выпрямив спину и откинув назад голову с растрёпанными тёмными волосами. Потом, сердясь на самого себя за эти бесплодные размышления, он встал и прошёлся по залу, чтобы подавить непривычное волнение, застрявшее в его нетленном сердце подобно занозе. Он остановился перед полоской лунного света, проникавшей сквозь небольшую щель в стене у самого потолка, и напряженно прислушался. После ухода Хе Рён в его мрачных покоях воцарилась пронизывающая тишина, лишь потрескивали изредка догорающие свечи. Это одинокое безмолвие всегда успокаивало его, обволакивало, настраивая на безмятежный лад. Но сегодня что-то таинственно и безвозвратно изменилось. Безликое молчание отныне давило на него отчаянием и холодом могильных плит.