P.S.
4 февраля 2017 г. в 16:14
Не торопясь, Анна взошла на пригорок по разъезжающемуся под ногами белому песку. Тяжело дыша, присела передохнуть на покрытый мхом гранитный камень. Стан ее отяжелел и раздался, ничем не напоминая её прошлую стройную фигурку.
С пригорка открылся безмятежный вид спокойного Финского залива. Ветер, вчера еще пригибавший к земле тонкие осинки, стих. Слева в прозрачном осеннем воздухе вырисовывался Васильевский остров, а присмотревшись, можно было увидеть даже противоположный берег.
Ребенок толкнулся под ребро, и Анна улыбнулась. Ласково потерев пытающуюся высунуться ножку, она убаюкивающе запела:
Баю-баю-баиньки,
Я скатаю валенки.
Я скатаю валенки,
Небольшие, маленьки,
Малышу по ноженьке,
Бегать по дороженьке.
Малыш, утихомирившись, перестал вертеться. Она посмотрела на солнце, которое медленно спускалось к горизонту - скоро приедет Яков. Она посидела еще, наслаждаясь свежим запахом сосен, и решила возвращаться.
…
У поворота к дому она встретила Якова - судя по одежде, он только вернулся со службы. Сейчас он решал, по какой дороге Анна могла отправиться на прогулку.
Завидев жену, Яков облегченно вздохнул, поспешил навстречу, взял за руки.
- Аня, я уже начал волноваться. Что так поздно?
Он укоризненно глянул на остановившегося поодаль Зайцева. Тот развел руками, как бы говоря – ничего не могу поделать, ваше благородие, сами знаете, характер…
- Ничего не поздно. Это ты рано вернулся, - дух противоречия поселился в Анне уже давно, а несколько месяцев назад стал особенно явным.
Штольман терпеливо пропускал мимо ушей все подобные выпады. Обхватив жену за талию, он проводил ее в дом. – Милая, поешь.
Сама себе Анна напоминала уточку, переваливающуюся при каждом шаге. Очень толстую уточку. И теперь она обиделась уже на напоминание о еде.
- Яков, не указывай мне. Я и так в платье не помещаюсь, а его только на той неделе перешивали.
Стараясь не улыбаться при виде надутых губ жены, Штольман устроился на диване и посадил ее к себе на колени. Положил руку на круглый живот, погладил, прислушался. Ребенок тут же с удовольствием пнул его в ладонь.
- Мы с юным Яковлевичем не думаем, что ты слишком много ешь, - Штольман все-таки расплылся в улыбке, - мы думаем, что ты очень красивая.
Малыш очередным ударом под ребро подтвердил слова своего отца.
- И совсем это не смешно, Яков! Это между прочим, больно! – охнув, она потерла ребра. – Пусти, мне надо в ванную…
Даже не пытаясь слезть с его коленей, она непоследовательно пожаловалась: - У меня поясница болит. Пожалуйста, отнеси меня, - Анна вполне сама могла дойти до ванной, но не хотела покидать объятий мужа.
…
Бессонница преследовала ее. Почти каждую ночь она по нескольку часов ерзала в постели рядом с мужем, пытаясь заснуть, и в конце концов уходила в соседнюю спальню, чтобы дать ему выспаться. И наутро обнаруживала его рядом. Мягко улыбаясь, он говорил, что без нее в постели одиноко.
Утром Яков, с трудом разлепив глаза, выпивал кофе и уезжал на службу – после повышения работа его стала чуть менее опасной, но бюрократии стало больше. Он часто сидел по вечерам в их уютной гостиной, вытянув ноги и размышляя над запутанными случаями. Как-то само собой сложилось, что он обсуждал с ней интересные расследования, и внимательно выслушивал ее иногда наивные, а иногда очень полезные рассуждения. Анна не знала, что делился с ней Штольман только самыми бескровными и уже законченными делами, давая ей пищу для ума и не подвергая опасности влезть в эпицентр событий.
Инициативность Анны поутихла. Ей все чаще хотелось спать, и появляющихся изредка духов она просто игнорировала. Один особенно настырный призрак молодого человека с окровавленным обрубком руки преследовал ее несколько дней подряд, появляясь и за ужином, и в бессонные ночи. Когда Яков прибежал на ее вскрик в ванную, она пожаловалась на наглеца.
- Милая, расскажи, как он выглядит и чего хочет, - Штольман решил покончить с занудным духом.
Анна вздохнула. – Лет двадцати, высокий. Правая рука будто отрезана… Яков, мне точно нужно все это рассказывать? Ты же всегда был против моих расследований…
- Это будет мое расследование, Аня. Вдруг он еще испугает тебя, а меня не будет рядом.
- Он ничего и не просит. Видно, что рядом пар клубится, свистки какие-то слышны. Ой, самое главное – он же сказал как его зовут, - Анна назвала имя и фамилию настойчивого молодого человека.
Яков кивнул. – В другой раз появится - передай, что ты ему поможешь.
Но больше призрак не появлялся. Через день агенты Штольмана разыскали паровозное депо в Новой Деревне, где служил юноша, и его тело в заболоченных кустах у Лахтинского разлива. Мать молодого человека, обившая все пороги в поисках пропавшего сына, залилась слезами при известии о несчастном случае, но через некоторое время пришла в отделение с благодарностью.
…
Анна проснулась ближе к вечеру с ощущением тревоги. Живот не болел, малыш уже несколько дней как перестал активно толкаться. Нерегулярные схватки давно начались, но пока еще были нечастыми.
В спальне раздался шепот: - Аннушка... Аннушка…
Анна повернула голову. У окна стоял призрак бабушки Акулины, указывая рукой ей на живот.
- Пора, Аннушка…
Склонив голову, Анна прислушалась к себе. Никаких признаков приближающихся родов, о которых говорил акушер Красовский, она не чувствовала. Она улыбнулась.
– Бабушка, еще рано. Наверное, еще несколько дней.
Бабушка Акулина подошла к ней, положила бесплотные ладони на живот.
- Поезжай, милая, пора…
Анна помедлила, но тревога, поселившаяся в сердце, не утихала. Она медленно прошла в кухню, где Зайцев коротал время за болтовней с Шурочкой.
- Василий Иванович, найдите пожалуйста экипаж. Нужно ехать в город.
…
Красовский встретил ее в кабинете.
- Здравствуйте, Анна Викторовна. Что, думаете, начинается? Давайте посмотрим…
Медицинская сестра бережно проводила ее в комнату для осмотра. За несколько визитов к лейб-акушеру Анна уже перестала его стесняться, и пытаясь не переживать о малыше, безмысленно смотрела в потолок. Через несколько минут до нее донесся озабоченный голос доктора, вышедшего из комнаты.
- Мария Петровна, поезжайте в Повивальный институт, привезите мне антисептик, закончился. Не будем никуда Анну Викторовну уже перевозить…
В приемную быстро вошел Штольман.
- Анна Викторовна здесь?
Топтавшийся в приемной Зайцев с удивленным видом подтвердил: – Да, Яков Платоныч. А откуда вы …
Яков в один миг сбросил с себя плащ и облачился в халат. Наскоро вымыв руки, он ворвался в комнату. – Аня! Как ты?
Схватки ее участились, и она, стараясь не стонать, закусывала губы. – Не знаю, Яков. Ох! – побледнев, она вцепилась в его руку.
Хотя Красовский давно уже не запрещал Якову входить в смотровую комнату, лишь прикрывая во время таких визитов бедра Анны простыней, сейчас он строго сказал: - Яков Платонович, вам здесь не место. Прошу вас, ждите в приемной.
…
Яков в десятый раз встал с диванчика в приемной и подошел к двери смотровой.
В десятый раз к нему вышла медсестра.
- Яков Платонович, ну перестаньте же. Вы нас отвлекаете. Поезжайте домой - когда нужно будет, мы пошлем к вам вестового.
- Как там Анна Викторовна? – Штольман не собирался никуда ехать.
Складки на его щеках углубились, лицо посерело от тревоги. Доносящиеся до него стоны Анны резали по нему будто ножом.
- Все в порядке. Рожает.
От этих слов ноги его подогнулись, он уцепился за стену.
Медсестра встревоженно взглянула на него.
- Яков Платоныч, присядьте. Сейчас вам нашатыря принесу.
…
Анна, едва слыша приказы акушера, в который раз потужилась.
- Вот так, дорогая моя, вот так. Передохните… А теперь дышите, и тужьтесь…
Отвернувшись от роженицы, Красовский встревоженно и тихо сказал сестре:
- Мария Петровна, подайте крючок. Надо прокалывать…
Анна закричала во весь голос, и акушер, увидев показавшуюся головку, скомандовал: – Давайте, давайте, дорогая. Не прекращайте тужиться.
Сквозь раздирающую боль Анна напряглась еще сильнее, и медсестра обрадованно вскрикнула.
Красовский приговаривал: - Все хорошо, дорогая. Вот уже плечики появились… Ножницы подайте!
Выскользнувший на подготовленную простыню малыш неслышно раскрыл ротик, крохотными ручками пытаясь разорвать прозрачную пленку, и акушер поспешил на помощь. Осторожно разрезав плодные оболочки, он освободил от них новорожденного. Малыш тут же громко и протестующе заорал.
Акушер рассек и перевязал пуповину.
Улыбаясь, он посмотрел на обессиленную Анну. – Ну что, дорогая, как вы себя чувствуете?
Медсестра подхватила новорожденного на руки, обтерла от смазки, осмотрела ручки и ножки.
- Мальчик, Анна Викторовна! У вас мальчик!
Анна попыталась приподняться на кровати, и Красовский помог ей, подоткнув под спину подушку. Приняв из рук медсестры запеленутого сына, Анна расплакалась. Малыш, почувствовав родное тепло, тут же закрыл глаза и заснул.
Слезы неостановимо текли по ее лицу, и Анна всхлипнула.
- Родной мой…
– Анна Викторовна, у нас с вами еще дела, - Красовский подождал, пока слезы ее утихнут. – Это уже не больно. А пока...
Мария Петровна забрала у нее малыша, который немедленно проснулся и недовольно заревел. В приемной Яков, еле держась на ногах, неверяще смотрел на орущий комочек в руках медсестры. Перед тем как взять младенца, он на всякий случай оперся на стену и обтер дрожащие руки полотенцем.
Красное от обиды сморщенное личико, крохотный прямой носик – Яков не понимал, как можно считать младенцев уродливыми. Его ребенок был восхитительно красив.
- Поздравляю с сыном, Яков Платоныч, - усталый акушер похлопал его по плечу.
- Ваш малыш родился в рубашке. С Анной Викторовной все в порядке, приходит в себя.
Яков, не отводя глаз от сына, облегченно вздохнул.
Притихший юный Штольман смотрел на отца.
Новая жизнь началась.