В Петербурге городе, на Пяти углах

Он проснулся, ощущая исподволь нарастающее возбуждение. Опершись на локоть, Анна полулежала рядом, касаясь его грудью, прижимаясь бедрами, щекоча мягкими волосами шею. Теплая ее ладонь бродила по животу и ниже. Простыня на нем сбилась, решительно ничего не скрывая. Округлив от удивления рот, она завороженно наблюдала за незамедлительной его реакцией на свои прикосновения. С любопытством коснулась восставшей плоти тыльной стороной ладони, ощутила теплое биение внутри, дотронулась до шелковистой головки. Он не сдержал громкого вздоха, и Анна подняла на него заинтересованный взгляд. - Яков, а вот так можно? - поднявшись на колени, она перекинула ногу через его бедра, уселась верхом. Тут и святой бы не устоял, а Яков еще вчера исчерпал все отпущенные ему запасы терпения. Да и восхитительное зрелище, открывшееся перед ним, не оставляло выбора. Руки его дотянулись до налитых грудей. Огладив темные соски, он прошелся по хрупким ребрам, взял любимую за талию. Подтянул ближе - так, чтобы ее горячие складки распластались на твердой плоти. Подхватив под ягодицы, слегка подтолкнул вперед. Она послушно качнула бедрами. Оперлась ладонями на его поднятые руки. Повторила движение, склонив голову на бок, закрыв глаза и вслушиваясь в себя. Любовная влага стекала из ее створок на напряженный член. Такая скользкая… Ждать дольше Яков не мог. Он удержал, поймав ее на пике подъема, мягко взяв ее ладонь, положил на влажную распухшую головку. Прошептал пересохшими губами: - Направь. Она привстала на коленях, неуверенно обхватила его пальцами, дотронулась до входа. Облизнула губы, взглянула вопросительно. Слушаясь подсказок, опустилась на дюйм, впуская в тесную щель. Снова замерла, прислушиваясь к ощущениям. Подвинулась, насаживаясь глубже, но он удержал ее, чуть подтолкнув вверх, не давая дойти до корня. Анна скользила вверх и вниз вдоль горячего гладкого ствола, разжигая в них обоих пламя, загасить которое можно было лишь одним, старым как мир способом. Он позволял ей двигаться в собственном ритме, из последних сил удерживая себя от большего – перевернуть на спину, войти глубоко и мощно, услышать ее стон. Вдруг она охнула, закрыв глаза. Низко опустилась на нем, замерла. Мягкие пульсирующие волны пришли из ее естества, сжимая, охватывая его целиком. И подчиняясь ее воле, он излился в жаркую глубину. … Вместе с завтраком в номер принесли его вчерашнюю одежду. Рассовав по карманам купюры и кое-какие мелочи, позабытые давеча на столике, он позвал Анну пить чай. - Ну же, Аня, поешь хоть немного. Ты нынче немало сил на меня потратила, - он улыбался, глядя на ее недовольное лицо. Положил ладонь ей на живот: – Пожалуйста, милая, за меня и за этого парня. Анна вздохнула. Под бдительным оком Якова налила себе чая, намазала хлеб вареньем, откусила кусочек. Глядеть на голодного Якова, в пару минут расправившегося с порцией омлета, было куда приятнее, чем есть самой. - Всё, пора на службу, - он допил кофе, поцеловал ее в сладкие от варенья губы. – Не открывай никому, кроме посыльного от модистки. - Яков Платонович, а если мне не привезут платье, я так и буду заложницей в этом номере? Он обнял ее, крепко прижал к себе и шепнул на ухо: - Анна Викторовна, знали бы вы, как я этого хочу… … Проходя по рядам Апраксина двора, где велась торговля красным товаром, Штольман внимательно всматривался в лица хозяев и приказчиков. Интересующие его лавки тянулись вдоль двух проходов, и он, стараясь не привлекать к себе внимания, обошел их все, но не обнаружив никого похожего на искомого коммерсанта, решил еще раз пройтись здесь вечером. На углу Садовой и Гороховой он уж вознамерился было войти в мастерскую модистки, как сквозь высокое намытое окно, из-за которого на Садовую взирали нарядно разодетые манекены, заметил суетившегося подле прилавка мужчину. Скороходов, похоже, из кожи вон лез, пытаясь сбыть хозяйке мастерской отрез ткани. С трудом подавив порыв немедленно, пусть и при свидетелях, свернуть мерзавцу шею, Яков перешел на другую сторону улицы, встав за углом так, чтобы видеть дверь в мастерскую. Дождался, пока Скороходов выйдет от модистки. Коммерсант, держа под мышкой несколько рулонов материй, с расстроенным видом двинулся по Садовой и нырнул в соседний Мучной переулок, где купцы держали запасы товара. Штольман отследил мануфактурную лавку, в двери которой скрылся Скороходов, и вернулся в ряды. Отыскал лавку с одеждой для простого люда, где обзавелся картузом, свободной косовороткой и холщовыми штанами. Расплачиваясь, поинтересовался у лавочника: - Любезный, вон тот склад на Мучном, что отсюда видать. Кто там хозяин? - Купец Валяев, знамо. - Вечером допоздна открыты? - Не ведаю, барин. Я до семи тут торгую, дак ухожу, там еще приказчики суетятся, рулоны сгружают с подвод. … Вернувшись к мастерской модистки, Яков вошел внутрь. Под звон колокольчика приветствовал худенькую и невысокую, похожую на птичку хозяйку. - Желаю здравствовать, Сюзанна Степановна. Мне бы платье… - он вздохнул, понимая, что следует добавить что-то еще. - Дневное, наверное. Дама не носит корсета, талия примерно вот такая… - на пальцах попытался показать он. Модистка с сомнением посмотрела на него. – Здравствуйте, Яков Платонович. Давно вас не было. Вы, может, на манекене покажете… Подойдя к пустому женскому манекену, Яков помялся, не желая класть ладони на весьма убедительные формы из папье-маше. – Вот тут побольше, и вот тут. Сюзанна Степановна, а есть что-нибудь среднего размера? - Нет, - отрезала хозяйка. - Среднего размера только носовые платки могу предложить. Но, взглянув на растерянного Штольмана, сжалилась: – Минуту. Скрывшись ненадолго в подсобном помещении, она вынесла что-то шелковое, нежно-персикового цвета. - Вот, здесь талия на ленте, утягивается по фигуре, и грудь так же. Пока я шила, заказчица за границу уехала, сказала, там мода другая. Запишу на ваш счет, Яков Платонович, забирайте. Штольман облегченно улыбнулся: - Пожалуйста, еще шляпку в тон. Отошлите в гостиницу «Англия», номер 28. Благодарю, Сюзанна Степановна, выручили. … На службе Якова сразу же поглотили текущие дела. Вчерашняя идея о поимке грабителей на живца требовала перевоплощений. Он обвел взглядом агентов, которых сегодня в помещении Уголовного отдела было немного. Викентьев – слишком здоровый. Лазарев – высокий, молоденький, не старше двадцатилетнего Викентьева, и лицо приметное - чернявый и горбоносый. Тоже не пойдет. - Табаков, подойдите! Низенький, крепкий агент с вислыми усами, степенно обернувшись, прошествовал к Штольману. - Иван Игнатьич, в полиции давно служите? - Не, полгода только как демобилизовался, по семейной надобности. Не могу далеко от женки, да и мал мала у нас, дочурка и еще двойня, пацаны, - гордый этим обстоятельством, Табаков привычно огладил роскошные усы. - Вам усы дороги? Бывший хорунжий казачьего полка помялся. – Яков Платонович, так казак же я… Хотя жена ругается, оборву, говорит. И дети дергают… Штольман улыбнулся. Всю жизнь он относился к детям, как к существам из другой вселенной, настолько далеким от него, Якова, что можно было вообще о них не задумываться. Но положив первый раз ладонь на живот Анны, он, не ощущая еще движения, понял, что нежность к будущему малышу только ждала своего часа. Он вздохнул, возвращаясь к делам. - Вот что, Табаков, вам нужно сделать… … - Аня! Да что же это такое! Как ты могла? – Мария Тимофеевна заполошно кинулась к дочери. – Мы с твоим отцом полночи глаз не сомкнули! Анна попробовала было пройти в свою комнату, но мать цепко ухватила ее за рукав: - Ты видела эту записку? «Не беспокойтесь, Анна Викторовна со мной»! Да я от этого вдвойне обеспокоилась! Где ты была? - Мама, все в порядке. Мне пришлось переночевать в гостинице. Извините, я пойду к себе… - И что это за платье? Он что, платье на тебе разорвал? Виктор, немедленно иди сюда! Виктор Иванович, одетый на выход, появился в прихожей. – Аннушка, мы действительно волновались. У тебя все хорошо? - Да, папенька, не переживайте, пожалуйста. - Витя, она вернулась в другом платье! – Мария Тимофеевна не желала вот так все оставить, однако миролюбивый ее супруг предпочитал ничего не замечать. Виктор Миронов и в самом деле не отличил бы вчерашнего платья Анны от сегодняшнего, даже если бы их положили рядом. Но раз Маша так говорит… Он вопросительно посмотрел на дочь. - Анечка? - Милые мои родители! Яков Платонович сделал мне подарок, купил новое платье. Ну что здесь такого? – Анна решительно обошла мать и открыла дверь своей комнаты. Мария Тимофеевна умолкла. Такая возможность ей в голову не приходила. - Маша, вот видишь, Яков Платонович любит нашу дочь. Дорогие мои женщины, убываю, дела, - и Миронов, захватив шляпу с вешалки, поспешно покинул квартиру. - Аня, но куда же ты дела старое платье? – материнский инстинкт настойчиво подсказывал, что дело не в подарке, но в прихожей уже не было никого, кто мог бы ей ответить.