В Петербурге городе, на Пяти углах

Анна прогулялась по Загородному, дошла до Владимирской площади. Решила пройтись по Кузнечному рынку, откуда доносились веселые зазывания и цветистые прибаутки лавочников, но с рядов потянуло рыбным запахом, и она быстро прошла мимо. В сквере за пятиглавием храма и высокой колокольней уже набухали почки на вербах, готовясь к Воскресению. Задумчиво щурясь на позолоту куполов, Анна внезапно ощутила тревогу. Она обернулась и увидела мужчину, протягивающего к ней руку с зажатой в ней тряпкой. Закричать она не успела. … Она закашлялась, просыпаясь. Открыла глаза. В голове все кружилось, хотелось пить, зрение было нечетким. - Анна Викторовна, вы прямо как царевна в хрустальном гробу, - знакомый голос донесся откуда-то сбоку. – Я вас поцеловал, и вы проснулись. С ужасом Анна потянулась рукой к губам, на которых оставался отвратительный вкус чужого дыхания. Рука не послушалась, боль пронзила запястье. Анна повернула голову, пытаясь осмотреться. Она лежала на пышном матрасе, широкая кровать стояла у стены комнаты. Через окно на стену ложились оранжевые лучи солнца, близившегося к закату. Руки ее были привязаны шелковыми лентами к столбикам кровати. Она попыталась сесть, но ноги тоже оказались привязаны. Знакомый по Варшавскому поезду Василий Скороходов склонился над ней. С протяжным, непетербургским говором он произнес: - Не волнуйтесь, Анечка. Я не причиню вам вреда. Я предпочитаю делать это медленно, без криков, - он дотронулся до платья на груди, потянул за ленточки. - Развяжите меня немедленно! Как вы смеете! – Анна все еще видела перед собой вежливого джентльмена, и попыталась уговорить его. - Я никому не скажу, но отпустите меня! Не обращая внимания на ее слова, Скороходов отошел куда-то вглубь комнаты, вернулся с портновскими ножницами. Анна взвизгнула. - Ой, да не кричите вы так, - он поморщился. - Не собираюсь я делать вам больно, за кого вы меня принимаете. Зайдя с изголовья кровати, он разрезал верх платья до талии, развел края в стороны. Из-под платья выглянула ее нижняя сорочка. Отложив ножницы, он широко улыбнулся: - О, да вы не носите корсета! Я и не рассчитывал, что вы настолько раскрепощены. Тем лучше… Скороходов поддел пальцами кружево сорочки на груди, любовно провел рукой по оборке. Заглянул под ткань, одобрительно чмокнул губами. - Ох, Анечка, я в вас не ошибся. Какие перси… Анна задергала руками, пытаясь вырваться из капкана. - Пустите же меня, это не смешно! - Конечно, не смешно. Смешно было пытаться ссадить меня с поезда, когда я с легкостью нагнал наш состав в Вильно. Ваш кузен и ухажер глупы, как пробки. Но я покажу вам, что такое настоящий мужчина. Вы будете умолять меня дотронуться до вас. Насильник ухватил юбку ее платья, старательно разрезал ткань до пояса. Прижав ее плечи к матрасу, сделал разрезы на рукавах. - Оп-ля, - схватившись за ткань, он весело вытащил испорченное платье из-под распятой на постели девушки, восхитился вслух: – Какой вид, мой бог! Да вы же просто яблочко наливное, Анечка! Грех не укусить! Анна как могла сжалась, оставшись в одной сорочке и панталонах. Скороходов провел рукой по ее коленям, задрал сорочку до талии. Засопел от вожделения. Она дернула рукой так, что чуть не вывернула себе плечо, но узлы были завязаны крепко. - Дорогая, не делайте себе больно, мы тут для удовольствий, - он поднес ножницы к ее штанишкам. Она заплакала, пытаясь отвернуть бедра, но все было тщетно. … Штольман прочитал все документы из папки по делу об ограблениях трех извозчиков. Потянулся, сложил бумаги обратно. Прошел к Лущилину, остановился у его стола, привлекая внимание, сообщил: - Иван Дмитриевич, у меня есть пара идей по этому поводу. - Слушаю вас, Яков Платонович, - начальник сыскного отделения оторвался от формуляра, взглянул на Штольмана. - Пробовали ли вы ловить злоумышленников на живца? Последний рапорт говорит о том, что они предпочитают сгоревшие Муринские склады, - Яков показал места преступлений на карте Петербурга, разложенной на столе посреди большого помещения уголовного отдела. Лущилин присмотрелся к отмеченному району: - Да, пожалуй. Займетесь сегодня? Хотя поздно уже, вы же первый день на службе. Ступайте, завтра выберете подходящих агентов. Штольман кивнул и собрался к выходу, когда начальник отделения добавил, искренне улыбаясь: - И ради бога, Яков Платонович, распоряжайтесь далее по своим делам самостоятельно. Мы друг друга не первый год знаем. Да и мне меньше забот. - Договорились, - произнес Яков, пожав протянутую руку. Он был признателен за доверие, так как отвык уже в Затонске докладываться на каждом шагу. … Выходя из управления, Штольман помедлил перед зеркалом вестибюля, напомнив себе сменить наконец кургузый варшавский еще пиджак, который выглядел так, будто в нем спали. Внезапно зеркало показало ему не отражение, а раскинутую на постели полуголую Анну. Сердце его пропустило два удара и нехотя пошло опять, отзываясь болью в груди при каждом стуке. Сжав в заледеневшей ладони иконку, он всматривался в ожившую картину, запоминая каждую деталь. Комната. Знакомый мужчина над Анной. Смутный вид из окна. Яков изо всех сил приказал себе увидеть, что там за окном. Картинка приобрела резкость, он различил огромное трехэтажное здание в эклектичном стиле. Николаевский дворец - с облегчением вспомнил он эту громаду на Галерной. Почти бегом Яков вернулся в отделение. Не все еще полицейские надзиратели и сыщики разошлись по домам, и он позвал тех, которые показались ему наиболее смышлеными: - Табаков, Викентьев, немедленно на выезд. Преступление. Сыщики подхватились с мест, молоденький Викентьев побежал за извозчиком. В экипаже Штольман кратко объяснил полицейским задачу: - Доходный дом на углу Галерной и Благовещенского. Табаков, вы дежурите у парадного, следите чтобы никто не покинул дом. Викентьев, мы с вами обходим квартиры, где окна выходят на Галерную, третий и четвертый этажи. Ищем мужчину – круглое лицо, русый, средний рост, лет тридцать, улыбчив, вежлив. Скорее всего, нервничает. Путь по Дворцовой и Английской набережным до Николаевского дворца занял четверть часа, показавшихся ему вечностью. На нужной улице Яков проверил перспективу. Все верно, дворец был виден только из углового дома. Взбежав по лестнице, сыщики разделились. На третьем этаже на стук в дверь вышла пожилая женщина в папильотках, подсказала, что в квартире напротив живет семья с маленьким ребенком. Штольман, поблагодарив, поспешил на следующий этаж. - Яков Платоныч, тут одна квартира пустует, - Викентьев махнул за спину на дверь, заколоченную снаружи. – А вот в этой на стук никто не отвечает. - Ломайте, - приказал Штольман. Рослый сыщик примерился, отошел на два шага и с размаху высадил дверь ногой. Полицейские вбежали в квартиру. Сквозняк подул по ногам. Викентьев резво пробежал до конца коридора, крикнул: - Черный ход открыт! Штольман быстро проверил комнаты, мужчины нигде не было. - Викентьев, он ушел, быстро за ним! – крикнул Яков из спальни, вынимая перочинный нож из кармана. Анна неподвижно лежала на постели, глядя в потолок. Яков обрезал ленты, стягивавшие ее запястья и щиколотки, распутал впившиеся в покрасневшую кожу узлы. - Аня, ты цела? – он быстро, не прикасаясь, осмотрел ее обнаженное тело, ища признаки насилия. Синяков и царапин, кроме как на запястьях, не было. Анна молчала. Искусанные губы не двигались.