Fire

— Джухен-а, подними ногу выше! Ближе к макушке! Вытянись! Тяжелое сбившееся дыхание, капельки пота, что раздражающе скатываются по лбу и щекочут кожу. Джухен прикрывает глаза, делает глубокий вдох и ведет в голове медленный счет. Когда она дойдет до десяти, то нужно сделать два прыжка, стараясь не опускать одну ногу. Все мышцы сплетены, и душа и тело объединяются в одно целое лишь для того, чтобы позволить всей своей сущности отдаться страстному танцу. Через несколько дней у неё важное выступление в главном театре Сеула, тренер не щадит даже массовку, что показывают несколько движений на фоне, что говорить о прима-балерине, которая является «гвоздем программы». — Так! Переходи вновь к антре! Джухен жмурится, когда чувствует острую боль в пояснице. Все рушится в одну крохотную секунду: собранность и уверенность в себе мигом исчезают, и Бэ, не выдерживая, издает короткий, но пронзительный крик, после чего оседает на пол, крепко жмурясь. Вокруг тут же повисает тишина, рядом танцующие балерины останавливаются, но не решаются поменять своё положение и подойти. — Айрин, что там? Тренер знает и понимает, что ей всё труднее контролировать собственное тело. Понимает, но не может отказаться от неё, потому что она — их звезда, их гордость и свет. — Все в порядке… — тихо говорит Бэ и делает несколько глубоких вдохов. Боль проходит, но тело ослабло после трехчасовых тренировок. Вставать с каждым разом труднее, иногда просто хочется убежать, сорваться с этого места и оказаться на улице, чувствовать каждой клеточкой тела желанную свободу. Кроме того, мучила бессонница, которая не позволяет, как физическому, так и моральному состоянию отдохнуть. Иногда Джухен иронично подмечает и предсказывает заголовки газет и новостных порталов «Знаменитая балерина Кореи умерла в своей же квартире от голода и недосыпа!». Но это неважно. В голове совсем иной счет. Двадцать первый день. Двадцать первый день исчезновения Ким Тэхена из её жизни. Двадцать первый день с того момента, когда она все завершила несколькими словами. Глупо и опрометчиво. Каждый день открывает чат с ним, всё её существо желает что-нибудь написать, а в итоге… В итоге, становится вновь страшно и она отбрасывает телефон. Ведь кто знает, прошло столько времени, каждый день подобен месяцу, а Тэхен… Тэхену в общем-то, наверное, все равно. Он ведь всегда кому-то нужен. Его кто-то ищет. Одиночество не настигнет Кима даже спустя сотни лет. Так даже правильно. Он совсем не заслужил слабую и разбитую балерину, которой страшно попросту от чего-то нового. Которая боится позвонить и устроить встречу. Объясниться и… Бесполезно всё. То, о чем говорит он — важно. А она не готова. Всё правильно. Она сделала свой выбор и осталась вновь одинокой. Она сделала свой выбор и убежала, подобно маленькой глупой девчонке. Она сделала свой выбор и каждый раз ей хочется что-то вернуть.

***

— Ты просишь меня отдать зарплату, хотя ноябрь только-только начался?! Не ахерел ли ты часом, Ким Тэхен?! Сам знаешь, где выход! Ким чуть нахмурился, но продолжал стоять на месте. — Да. Мне срочно нужно. — Нет. — Просто отдайте на две недели раньше и всё. Или одолжите на сегодня, я верну позже… — Скажи причину. — Бабушка заболела. Нужно купить лекарства, а ей не хватает на это средств. — Вот придумываешь же! Не еби мозги… — Черт возьми, нет! Я бы не стал так просить по пустякам! Тэхен, сам того не ожидая, сокращает дистанцию с боссом и неосознанно бьет кулаком по столу. Терпеть уже не было сил. Если он, этот проклятый Ким Джину, ляпнет «нет», Ким Тэхен уверен, что пару раз ему вмажет. И жалеть совсем не будет, потому что, как это, черт возьми, природа создала таких бесчувственных ублюдков?! — Я подумаю. Коротко. Сухо. И закрытая дверь перед носом. Блять. Все-таки, природа создает таких ублюдков. Сухих, скрюченных, сморщенных «фруктов», которые даже не клюют на «бабушка заболела». А все-таки, это было одним из сильнейших оправданий, но… Черт. Нужно было придумать получше. Тэхен раздраженно вытягивает из пачки сигарету, сжимает губами фильтр и ищет зажигалку. Ради этого приехал в салон на час раньше, а теперь еще и ждать, когда подтянутся остальные работники и, в общем-то, проснется весь Сеул. В салоне только он, босс и один новенький, который отвечает за чистоту, как салона, так и приборов. Замечательно. Теперь остается лишь давиться никотином на голодный желудок. — Дурацкий денек, верно? — усмехается этот новенький, маяча где-то рядом. Ну, еще и с ним теперь болтать. Давиться никотином и жаловаться на босса прямо возле его кабинета. Чудно, ничего не скажешь. — А чего на деле-то хотел? Тэхен упрямо игнорирует. Проходит мимо новенького, приоткрывает форточку. Небо сегодня, на удивление, совсем не пасмурное. Подозрительно светлое и красивое. Совсем не сочетается с его внутренним дисбалансом и настроем. Ким устало прикрывает глаза, затягивается, выдыхает дым в приоткрытую щель. Остро хочется горького кофе. И сна под солнечными теплыми лучами. А чего на деле-то хотел? Вопрос того парнишки не вылетает из головы. Чего хотел? Честно? Стыдно признаться, но Ким Тэхену хотелось в чертов театр. Хотелось купить билет на самые первые места и… И увидеть её. Увидеть то, за что она так бьется, от чего она не может отказаться. А если не на самые первые места, то хотелось хотя бы присутствовать там. Знать, что она в относительном порядке. При одной мысли о ней ему становится плохо. Слишком сильно ощущается эта пустота внутри. Черт. А теперь ведь ничего не получится. «Я подумаю» равно четкому «Нет». Часто употребляемый никотин не заполняет его без остатка, не успокаивает, не дает даже иллюзию чертового спокойствия. Хлопает входная дверь. Скорее всего, подтягиваются остальные работники. Правда, черт знает, кто в такую рань приперся, но плевать. Ему бы сейчас взять себя в руки и обдумать другой план. Тот новенький парень тут же срывается со своего места. Тэхен безынтересно наблюдает за тем, как он подбегает к кому-то (не увидеть за стеной) и что-то говорит. Голос у этого новенького совсем тихий. Не расслышать, да и интерес не горит. Тэхен прикрывает глаза. Подставляет лицо прохладным редким дуновениям, присаживается на подоконник и расслабляется. — Ким, тут клиент рано пришел. Набивать будешь? Так вот оно что. Тэ открывает глаза и хмыкает. — Скажи, что еще не открылись. — Не уходит. Говорит, будет ждать тату-мастера. Тэ раздраженно тушит сигарету. Вскакивает с подоконника, смотрит на этого новенького взглядом «Сейчас выгоню, смотри, как это делается, малыш». Несколько шагов. Уверенность, смешанная со злостью. Готовая фразочка «Блять, совсем ахерели тащиться сюда в восемь?!» Действительно, кому вообще приспичило, черт возьми. Раз. Два. Три. Готовая речь так и не срывается с языка. Сердце, кажется, бьется куда медленнее. Или вообще не бьется, не живет, как и целый мир. Бэ Джухен. Бэ Джухен сейчас стоит у входа. Стоит и неуверенно топчется на месте. Тэхен не может сделать и шага в её сторону. Не может выдавить и слова, лишь сверлит удивленным взглядом и чувствует слабость по всему телу. Это ведь невозможно. Невозможно так легко ворваться в его жизнь и устроить бардак в голове. Она не могла заявиться сюда вот так вот легко и просто. Не могла, не могла, не могла… Нет, могла. Потому что это Бэ Джухен — хрупкая, неуверенная, но не та, кто отпускает легко и просто. Бэ Джухен подходит. Расстояние сокращается слишком быстро и Ким сглатывает. Взгляды сталкиваются. Тэхен слабо улыбается. Джухен тоже. Вдох и выдох. — Набей мне «Ким Тэхен» в области сердца. Ким Тэхен считает, что счастье — значение переменное. Оно не вечное, оно проходит и оставляет людей позади себя с пометкой «несчастные». Оно не задерживается, не идет соблазнительными веками и, в конце концов, утрачивает свою яркость. А еще есть устоявшаяся теория о том, что на любые твердые утверждения найдутся исключения. И Тэхену, который сейчас отчаянно целует Джухен, зарывается руками в её мягкие волосы и прижимает к себе, кажется, что эта маленькая балерина — чертово исключение, которое решило объявиться впервые за двадцать пять лет его жизни. Что будет потом? Плевать. Есть только «сейчас». Есть только счастливые Бэ Джухен и Ким Тэхен. Правда, немного зависимые друг от друга, но это же ничего не портит?