Пустота

***

Что она говорила? Она говорила, что это конец. Когда во всех мыслях яркий свет и их совсем не слышно. Яркий, прозрачный, он то угасает, то расцветает с новой силой. Трепещет, дрожит, волнуется. Разбивается осколками. Бабочками. Крохотными голубыми бабочками. — Что будет после конца? — спрашивала ее я. — Пустота, — отвечала она. Но у пустоты не может быть ощущения дома. Эта пустота согревала, успокаивала и в ней не было меня. Не было ничего. Только свет, бесконечный и обволакивающий. — Эта пустота будет вечной? — Только если ты этого захочешь. Она улыбалась. Улыбалась и держала меня за руку своими холодными ладонями. Очень холодными, будто ледяными. Настолько холодными, насколько теплой была ее пустота. — Но если пустота надоест мне? — спрашивала я. — Тогда конец превратится в начало. Это будет еще не скоро. Пройдут века, прежде, чем я захочу уйти от света и от этой пустоты. И от невесомых голубых бабочек с полупрозрачными крыльями. От уюта. Я никогда прежде не знала уюта. Ни в том белом доме на холме, ни в объятиях тех, кого я не могла обнять в ответ. Впервые я почувствовала его между ее роз. Душыстых, тяжелых, белых роз, укрывающих собой все стены. Каждая стояла в отдельном узком графине, даже лепестком не касаясь остальных. — Почему они стоят так одиноко? — спросила я. — Они сами об этом попросили, — ответила она. — Зачем? — Они не знают. Воздух был густым от их тяжелого аромата. Бледный свет пробирался с серединки цветка сквозь лепестки, и сотни роз призрачным сиянием освещали тесную комнату. Не было окон, не было дверей – только я, она и розы. — Почему они здесь? Зачем? — Они хотели конца. Так же, как и ты. — У них был выбор? — Так же, как у тебя. Она все улыбалась. Не радостно, не насмешливо, не снисходительно, не грустно. Она будто ожидала чего-то, с чем следовало покончить как можно быстрее. — Я не вижу выхода из этой комнаты. — Он есть, если ты захочешь его увидеть. Но обычно те, что сюда приходят, не желают этого делать. Они уверены, что обречены. Она выняла розу, одну из немногих, что не светились изнутри. — Возьми, если ты не боишься. Роза была еще совсем маленькая, будто ее срезали так и не позволив вырасти. — А вы боитесь? — Нет. Я – единственное, чего стоит бояться. Я прикоснулась пальцами к нежному бутону и он заискрился, будто растворяясь в моей коже. Голубые бабочки садились на руки, сияли над ее головой и в ее глазах. Большие, маленькие, крохотные, как пыльца. Я возвращалась домой. Она поставила розу обратно в графин и добавила в него воды. Роза уже сияла, голубым, как небо, светом, немного бледнее, чем остальные, но все же светилась и расцветала на глазах. — Кто вы? — спросила я. — Забвение. Как она говорила? Она говорила, что я хочу конца. Голубые бабочки с полупрозрачными крыльями растворялись во мраке пустой комнаты с наглухо задернутыми шторами.