Как помнят мои ладони...

Он слышит, как где-то в глубине квартиры хлопает входная дверь, открытая ею, и как её любимые апельсины пружинисто барабанят по полу, высыпавшись из прорвавшегося, переполненного пакета. Слышит, как она, тихо чертыхнувшись, сбрасывает каблуки и отставляет остальные покупки, но он не двигается с места, зная, что уже через мгновение она заметит его аккуратно поставленные у входа ботинки и замрёт в недоумении. Он просто сидит, свесив ноги наружу, на широком подоконнике, распахнутого настежь окна, всё ещё в своём рабочем деловом костюме, лениво шевелит пальцами босых ног и прислушивается к тихому звуку её лёгких шагов, то семенящих по паркету, то утопающих в мягком ворсе ковра, когда она переступает через кипы старых раскрытых фотоальбомов. - Ты передумал, - с толикой тревоги шепчет она, обвивая его шею со спины руками. Но по тому, как она трётся щекой о его волосы, он знает, что она этому очень рада. И он благодарно улыбается, помогая её тоненьким пальчикам стащить с себя пиджак, ослабить узел на своём дорогущем галстуке и расстегнуть верхние пуговицы на рубашке. - Посидишь со мной? – спрашивает он, запрокидывая голову и невинно хлопая ресницами. Он знает, что она боится высоты и тщательно скрывает это. Его всегда восхищало, как она с решимостью взъерошенного и обозлённого котёнка наблюдала за его прыжками с «тарзанки», когда они были ещё подростками и, наверное, чисто из принципа соглашалась сделать то же самое, а может у неё были какие-то другие, неведомые ему до сих пор причины. Она просто гордо задирала подбородок и крепко сжимала в миниатюрных кулачках обломок той злосчастной ветки. Трусила так, что дрожали худенькие коленки, но всегда шла до конца. Всегда шла за Ним. Всегда оставалась рядом. Вот и сейчас она красиво закусывает свою нижнюю пухлую губку и, помявшись с пару секунд, осторожно устраивается возле него. Снаружи душно, после утреннего дождя. Запруженные машинами и вечно куда-то спешащими прохожими, улицы расплываются в поднимающихся к небу потоках раскалённого воздуха. Солнце будто решило добела опалить этот шумный город. - Жарко сегодня, да? – как бы невзначай говорит она и откидывается на выставленные позади себя ладони, подставляя своё миловидное личико свету и довольно зажмуривая глаза. Он ничего не отвечает. Просто долго смотрит на её точёный профиль, на то, как солнечные лучи, путаясь в густых локонах распущенных волос, разбавляют её привычные, но всё ещё свежие, не испорченные этой мирской суетой, черты, и думает о том, как же ему повезло, что она когда-то ответила ему «Да». - Хорошо, что тебя сегодня раньше отпустили, - с улыбкой в голосе произносит она, отчего-то тяжело вздыхая, и снова замирает, наслаждаясь «солнечной ванной». Он молча припадает губами к её плечику, а потом утыкается в него лбом. - Сейчас я тоже так думаю, - пространственно произносит он, приобняв её одной рукой и тоже задирает голову к солнцу и вдруг тихо хихикает. - Что? – тоже улыбаясь, интересуется она, но он только мотает отрицательно головой. Ему вспомнилось, как ранним утром, наверное, целую вечность, премерзко пищал его будильник, пока она сама его не выключила и не ткнулась остреньким носиком в его шею: «Может останешься сегодня дома?». Но он всё равно уехал, хотя за окном шёл проливной дождь, и вылезать из их нагретой постели вовсе не хотелось. А позже, когда шеф на собрании, с прискорбнейшим выражением своего весьма упитанного лица, сообщил о том, что в компании кризис и, к сожалению, в его услугах они более не нуждаются, то он думал только о том, как она была права. - Просто думаю о том, какая же ты у меня всё-таки смелая! – вновь беззвучно содрогается он от смеха и наиграно морщится, когда она бьёт его в плечо своим маленьким кулачком. Отсмеявшись, он бережно берёт в ладони её руку и, разогнув точёные пальчики, целует крохотную тёмную полоску на указательном – след от утюга, когда она накануне гладила его рубашку. Он до сих пор чувствует себя виноватым, что отвлёк её. Даже, несмотря на то, что вчера она неоднократно и очень громко принимала его «извинения». - Уже не больно, правда, - говорит она с игривыми искорками в глазах, но он неожиданно сменяет тему: - Ты задумывалась когда-нибудь о том, что если протянуть растопыренные пальцы к небу, то их чёткие края слижет жадное солнце? И вроде бы…их как бы и нет… - она заливисто и заразительно смеётся, как и всегда над его странными изречениями, но всё же ласково ерошит его нагретые солнцем волосы и согласно кивает. Она давно привыкла, что он бывает странным. А может быть именно за это она в него и влюбилась когда-то… В тридцать, засохшие обрубки, убранных с полей колосьев у бабушки в деревне, всё так же жёстко колют бока и ладони. Они пахнут пылью, тлёй, влагой плодородной земли и южным зноем. И всё вроде бы так же… Вот только в тридцать ты замечаешь это только после того, как кто-то в, перенасыщенном терпкими ароматами парфюма и крепкого кофе, офисе подставит твоей карьере подножку. И ты падаешь значительно быстрее, чем карабкался все эти годы. И, «расквасив» нос, уползаешь в свой «тёмный угол», за который тебе ещё лет пятнадцать выплачивать ипотеку. Читаешь «сопливый» роман или слушаешь, как из наушников, будто утешая, «гладит тебя по волосам» чарующий голос Полозковой, обнажая в своих стихах такие простые, но сокровенные вещи. И ты расслабленно улыбаешься, складывая перед собой руки и задевая чашку с душистым чаем. Достаёшь потрёпанный фотоальбом, где каждое, неотретушированное и чаще чуть размытое, фото намного ценнее твоей последней профессиональной фотосессии, потому что «живое». И, словно «сиганув» со скрипучей «тарзанки» окунаешься с головой в тот далёкий, совсем другой мир…детства и неподдельных улыбок. Так, в степи или роще, всё ещё было возвышенно, возможно, загадочно и волнительно… …И сейчас, зарываясь чуткими пальцами в волосы на твоём затылке, тебе прошепчет «всё будет хорошо» та самая, которая всегда знает, что сказать и безошибочно чувствует твоё настроение. Та самая, которая бережно и трепетно несёт в своих нежных ладонях «прекрасные сады» твоей души и, даже после стольких лет, не даёт им увянуть в каменных джунглях... - А поехали в детство!? – решительно смотрит он в её большие искренние глаза и с надеждой стискивает её тоненькие пальчики. - А как это? – весело смеётся она, но прижимается теснее. Он целует её в висок, где темнеет и часто бьётся под тонкой светлой кожей узенькая венка, и, зарывшись носом в её пушистые локоны за ушком, мечтательно шепчет: - Как помнят мои ладони…