Орёл или решка?

— Наори, выходи-и! — Сейчас! Подожди ещё немного! — Тахиму-ура-а, ты снова проспала? — Нет! Это ты встал рано! Зелёные кроны деревьев-великанов покачивались, листья громко о чём-то шептали, наигрывая лёгкую летнюю песню. Под окнами хмурого, потемневшего от времени дома стоял невысокий парень, покачивая ногой и пальцем в такт, не забывая держать за плечом гитару. В голове играла мелодия ветра, иногда вдохновляя молодую голову и сподвигая её на свершение, казалось бы, небывалого. Где-то там, за стенами дома, сонно потирала глаза темноволосая Наори — дочь японского бизнесмена. Семья девушки переехала три года назад в Китай, но из-за народных волнений отец покинул этот мир, а вслед за ним и мать, тяжело переносившая сначала новый дом, климат, людей, а потом и смерть мужа. — Наори, ну где ты там? Я устал, — захныкал блондин, задирая курносый нос. По небу плыли неторопливые пушистые облака. Он заметил их. Но любоваться ими он не умел. Ну круглые да круглые, белые да белые — обычные. Блондин не понимал красоты природы, хотя чувствовал её и писал о ней же в песнях. — Тут я уже, — надула Наори губы. Её карие глаза сузились. — Чего так рано? Я тебя уже сотню раз просила: приходи хотя бы на полчаса позже! — топнула ногой. — Смотрите, как Наори может злиться, — рассмеялся светловолосый. Тахимура поджала губы и замахнулась на друга. — Всё, всё, сдаюсь, — поднял руки. Но на лице всё ещё сияла глупая улыбка. Наори не переставала злиться. — Я пытаюсь перестать смеяться, честно. Но ты такая... — Какая? — сощурила глаза, словно узнала в друге сирийного убийцу и хотела вывести его на чистую воду. — Милая. Ты совсем не умеешь обижаться, а уж кричать... Это не твоё, — покачал головой. — Я серьёзно. Поэтому не злись, — схватил Тахимуру за руку и повёл за собой. — Слушай, Наори, я тут подумал... — Нет! — Но почему? — Парень развёл руками, даже не догадываясь, почему Тахимура так быстро отказывается. — Нет! Я уже говорила. А ты, хитрец, всегда можешь заболтать, как это было всегда, и я проигрывала. — Эй, Наори, давай в последний раз. — Нет же — сказала уже. — Говори: орёл или решка? — Какой же ты, Лухан, упрямый! Не хочу! Ты всегда выигрываешь! — Ну! Скажи. А вдруг тебе сегодня повезёт? — Ладно, — обречённо вздохнула. И почему Лухану так легко удаётся уговорить её сыграть ещё и ещё? Парень будто гипнозом обладал. И всегда так глубоко заглядывал в глаза, что Тахимуре становилось не по себе. Как он это делал? — Орёл. — Точно? — изогнул тонкую бровь. Монета перекатывалась через мужские тонкие пальцы, Хань был готов подбросить блестящий металл высоко. — Ты всегда на орле проигрываешь, — усмехнулся. — Тогда давай так: если упадёт решка, то я говорю: "решка", — усмехнулась в ответ Наори. — Со мной мои же хитрости не пройдут. — Лухан подскочил со скамейки и выпрямился. — Орёл, так орёл, — пожал плечами, и монета оказалась в воздухе. — Решка! Я говорю решка! — выкрикнула Тахимура, опираясь всем телом на руки, вцепившиеся в крашеное дерево. Блеснув на солнце, бесценная монетка оказалась на земле. Тахимура напряглась. Если она проиграет, каким на этот раз окажется его желание? Тем более если это в последний раз... Хотя его "в последний раз" имеет длительную силу жизни, прямо как и бессмертный Кощей, — Наори уже сотни раз в этом убеждалась. — Точно? — Хань обернулся. Его загадочная улыбка только путала. Тахимура всегда думала, что он обладает какими-то сверхестественными силами, а иначе почему он всегда выигрывает? — Нет, — покачала брюнетка головой. — Пусть будет орёл. — Я поднимаю, — сел на корточки и снова обернулся. — Поднимай скорее, пока я не передумала! — надула губки, не переставая хмуриться. Хань хмыкнул. — Решка. — Что? Снова? — застонала темноглазая, обессиленно прислоняясь к спинке скамейки. — И что мне нужно делать? — смирилась. Блондин задумался. Его лицо было беспредельно счастливым и загадочным. Нет, он точно что-то непристойное придумал! — М-м... Ты должна будешь поцеловать первого встречного! — Я?.. Ч-что? Но... — Желание есть желание, — пожал плечами и попытался спрятать довольную улыбку. — Я тебя убью! — замахнулась, но Хань помотал перед её лицом пальцем и, взявшись за тонкие женские плечи, обернул её в сторону дороги. — Сначала желание исполни, а потом убивай. Тахимура была мрачнее тучи. Этот негодяй знал, что в свои двадцать два года она ни с кем не целовалась и очень хотела этого. Только на пути попадались не те люди, а тот, кто ей нравился, он... — И чего ты стоишь? — Жду первого встречного. Сам же загадал такое желание, — закусила губу, сожалея, что снова повелась на его уговоры и согласилась сыграть. Будь проклята эта глупая игра! В ней даже интереса никакого нет, а она пошла на поводу у друга. — Он уже здесь. — Где? — Наори осмотрелась, но никого кроме Ханя не увидела. — Это я. — Блондин шагнул в сторону девушки, оставляя между телами расстояние в один небольшой шаг. — Что не так? — удивился. — Видишь, здесь никого нет, только я. Выходит, я — первый встречный. — Но... — Или ты хочешь сыграть ещё раз, потом проиграть и выполнить реально сложное желание? — пригрозил. Тахимура отрицательно замотала головой, опуская взгляд. Что же делать? Ещё никогда её сердце так не боялось и не радовалось одновременно. Где-то внутри зарождались молнии, но они не были пугающими — всего лишь по-новому непонятными, но, кажется, приятными. Они словно притягивали её тело к Ханю, будто они тоже были повязаны желанием и обязанностью исполнить его. Блондин поманил подругу пальцем, нежно и впервые заботливо улыбаясь. Наори привстала на носочки, закрывая глаза раньше, чем губы соприкоснулись. Словно лепестки молодых роз, танцующие под порывами ветра, их губы сливались в мелодичном, нежном ритме, исполняя движения, одному из них знакомые давно, а другой — изученные только что, на практике. Наори прервала танец первой. — И ч-что это только что было? — неуверенно спросила, не смея поднять головы. Щёки пылали огнём, сердце всё ещё было где-то далеко, продолжая двигаться в только что изученном, ужасно быстром танце. — Хитрость, — пояснил. Он смочил губы языком и улыбнулся. — На самом деле я давно это спланировал. — Рука неуверенно коснулась затылка, придавая парню неуверенный виноватый вид. — Хочешь, кое-что покажу? Смотри, — Хань достал из кармана брюк монету и вытянул руку, держа металл в ладони. — Монета? — прозвучало утвердительно. — Вот в чём причина твоего постоянного проигрыша, — протянул вторую руку с монетой. — Я всё равно не понимаю, — нахмурилась, сцепляя руки за спиной. — А вот так? — показал обратную сторону монет. Девичьи глаза расширились в изумлении. Так вот почему он знал наперёд исход игры? Монеты с обеих сторон одинаковые: орёл — орёл, решка — решка. — Но... Ты подкидывал одну... — А ты видела? — усмехнулся. — Я еще в первую игру заметил, что ты закрываешь глаза, когда монета падает на землю. Думаешь, сложно было заменять её другой? — И ты... обманывал меня... Ты... — Чайник закипел. — Ах ты засранец! — схватила его за руку. — Выигрываешь всегда? — замахнулась и в прыжке отвесила подзатыльник. — Хитришь и смеёшься надо мной! — Хань кинулся убегать, прикрывая руками голову. — Я не специально! Ты так мила, когда проигрываешь, что я не мог удержаться, — хохотал. — Знай, что сейчас удержаться не могу я! Гони монеты! — вытянула руку. — Нет! — пустился на утёк. Тахимура помчалась вслед. — Давай-давай! Что ж ты убегаешь? Давай сыграем! Только теперь бросать монету буду я! — Что-то мне разонравилась эта игра, — улыбаясь, остановился. — Сейчас мне интересна другая. — Да я тебе сейчас!.. — Наори оказалась зажата в мужских объятиях, а нежный танец лепестков роз продолжился в темпе, быстрее прежнего.