День на службе

Сергей Евграшин, городовой среднего оклада, две лычки на красном шнуре, скучал. Вообще-то на службе скучать ему приходилось редко - то пьяных надо было разнимать в кутузке, то жалобы принимать у обворованных, то арестованных оформлять. Приходилось ему и конными городовыми руководить, и облавы устраивать. Выше его по званию среди унтер-офицеров был околоточный надзиратель Ульяшин, приятель и партнер по азартным играм. Уже около года младший личный состав управления развлекался, делая ставки. Ставки были на то, как долго столичный франт Штольман продержится холостяком. Городовые управления уважали Яков Платоныча. Присланный из Петербурга начальник Сыскного отделения, надворный советник, или по армейским меркам подполковник, вел себя с младшими по званию крайне корректно. Поначалу называл всех на вы, потом пообтерся, перешел с унтерами на ты. Не орал, как полицмейстер Трегубов, не требовал докладов навытяжку. Не бил подследственных и арестованных. За чаем в досужих беседах полицейские лишь ставили в вину сыскному, да и то с извиняющей ухмылкой, излишнюю воспитанность. Не шло участку небольшого города все эти «Соблаговолите выяснить, Семенов» и «Господин Евграшин, будьте любезны принести…» Но именно непривычная для Затонска галантность Штольмана и послужила поводом к заключению пари между городовыми. Жена Сергея Степановича, розовощекая и полнотелая Лизонька, уверяла его, что в таком сухопаром хлыще для местных дам нет ничего привлекательного, а для нее лучше мужа на всем свете никого краше нет. Во второе Сергей верил. Но на службе он часто видел, как перед кабинетом Следственного отделения дамы и барышни, подозреваемые и свидетельницы, прихорашивались, щипали себя за щечки и даже облизывали губки. Евграшин ставил на полгода. Анна Миронова, местная знаменитость по части спиритизма, бывала в управлении чуть не чаще самого Сергей Степаныча. Сыскной начальник бывало встречал ее с блаженной улыбкой, а провожал взглядом, далеким от дум о преступниках и воздаяниях. Когда Штольман перестал надевать сюртук при встрече с Анной Викторовной, городовой уже предвкушал свой выигрыш. Но нет, деньги пришлось отдать в общий фонд, а ставку передвинуть на год. Теперь на холостяцкое будущее Штольмана ставил туповатый Синельников, которому не было дела до любовных игр начальства. Он просто спорил по любому поводу. Ставки возросли. Дежурства в управлении при визитах Анны Викторовны стали интереснее. Дверь в сыскное хлопала, закрывалась на ключ изнутри, оттуда доносились то неприличные вздохи, то гневные выкрики. Однажды Евграшину пришлось самому закрывать кабинет сыщиков. Антон Коробейников, помощник Штольмана, уехал добывать очередные улики, а в кабинете остались Яков Платоныч и Анна Викторовна. Выйдя вечером со службы во двор полицейского управления, Евграшин с ужасом увидел распахнутое настежь окно кабинета. Внутри никого не было. Пришлось возвращаться запирать – все-таки картотека, улики, следственные дела. Сегодня тусклое дежурство наконец было нарушено визитом супруги полицмейстера. Молодящаяся и одетая по последней моде Ирина Феодоровна вплыла в участок. Направилась она не к благоверному Николаю Васильевичу, а в тот же присный кабинет Штольмана, куда заглядывала в последнее время не раз. Однажды, зайдя с сообщением, Евграшин увидел Яков Платоныча, притиснутого корпулентной полицмейстершей к окну. Сыщик с облегчением прочитал записку, тут же извинился, распрощался и был таков, хотя Евграшин знал, что в сообщении была лишь описана безрезультатная ночная засада на краю города. Сергей Степаныч отвлекся на раскладывание по папкам вчерашних рапортов, когда из кабинета послышались подозрительные звуки. Он не стал сдерживать любопытства и подошел к двери поближе. Глухой голос Штольмана прерывался страстными монологами Ирины Феодоровны. Евграшин понял, что сыщика надо спасать, и уже хотел доложить о какой-нибудь ерунде. Тут из кабинета донесся явственный звук удара ладонью по щеке. - Как вы только посмели, Яков Платонович, посчитать мое доброе внимание к вам за… - дослышать дежурному не удалось. Супруга полицмейстера в негодовании вышла из кабинета, чуть не выбив городовому зубы дверью. Еще через полчаса в тот же кабинет без доклада направилась юная Оленька Трегубова. Нежная, прямо прозрачная, она была перетянута в талии корсетом так, что казалось, сейчас улетит. Выпускница гимназии прошлого года, она считалась дебютанткой и завидной невестой, но было похоже, что из Затонских молодых людей ей пока никто не глянулся. Евграшин часто замечал её в управлении. Под предлогом визитов к папеньке Оленька заглядывала и к красавцу-сыщику. Ухмыляясь во весь рот, дежурный позвал насладиться представлением Ульяшина, только что закончившего рапорт об облаве. Унтера на всякий случай взяли в руки какие-то папки и приникли к двери. - Яков Платонович, мне дурно. Давайте откроем окно. И еще помогите пожалуйста, отпустите немного шнуры на моем корсете, - звонкий голосок Оленьки был хорошо слышен. Из невнятного ответа Штольмана городовые разобрали лишь начало: - Вам бы, Ольга Николаевна… Звук пощечины совпал со скрипом открываемого окна. Барышня, видимо, сочла совет полицейского неприемлемым. Разочарованная Оленька успела покинуть участок, а городовые - разбежаться по своим местам, когда взбешенный Штольман со красными следами на щеках выглянул в коридор. - Дежурный, никаких женщин ко мне сегодня больше не пускать! – рявкнул он и скрылся в кабинете. Еще через несколько минут на пороге управления появилась Анна Викторовна. Озабоченная чем-то, она тепло поздоровалась с дежурным. – Добрый день, Сергей Степанович. Я как обычно … - и она прошла в кабинет сыщика. Евграшин не стал ее останавливать - девушка как раз могла успокоить сердитое начальство. Из полуоткрытой двери в дежурку донеслось: - Яков, как ты мог! Оленька Трегубова пожаловалась, что ты приставал к ней! Доведенный до края полицейский потерял всю свою галантность: - Анна Викторовна, я полдня не могу работать! Увольте меня от ваших бабских домыслов! За уже знакомым звуком хлопка по щеке последовал грохот двери кабинета. Миронова, обиженная грубостью и глотая слезы, выбежала на улицу. Дежурный проводил барышню взглядом. Незадача какая… Унтер вздрогнул, когда бесшумно подкравшийся Штольман заорал ему на ухо: - Евграшин! Спишь, воронье гнездо, на посту? Ты у меня будешь голомудом лапшу месить! Я тебя, остолбня, по стене размажу! Твои бобоны будет легче закрасить, чем отскрести! Я тебе что сказал? - Женщин не пускать, ваше высокоблагородие! - А Анна Викторовна по-твоему кто? На гауптвахту захотел, божедурье? - Ну так она же… - Евграшин начал было оправдываться, но встретил готовый убить взгляд господина советника, и вытянулся во фрунт: - Виноват, вашвысокблагродие! Штольман вылетел из управления, не надев ни шляпы, ни сюртука. Входная дверь в участок закачалась, роняя щепки. - За Анной Викторовной побежал, мириться, - задумчиво сказал Ульяшин. Он был восхищен услышанным. Некоторые слова он слышал первый раз. Авторитет сыскного начальника среди городовых с того дня заметно вырос.