Иллюзия, в которую мы заточили себя сами

      Ровно в шесть. Он всегда приходит ровно в шесть, а до этого времени у меня остается всего пять минут, чтобы начать отсчет до своего личного ада.       И личного рая.       Пять минут.       Он уже на подходе.       Четыре минуты.       Я могу поклясться, что слышу визг моторов его ветролета.       Торопится, не опаздывает, укладывается в график.       Три минуты.       Он подлетает к дому, ставит ветролет на специальную стоянку - там его наверняка не украдут, глушит мотор.       Две минуты.       Одна минута на то, чтобы поднять по лестнице до нашей квартиры, и...       Звонок. Смотрю на часы - ровно шесть. Уложился, впрочем, как и всегда.       Натягиваю на лицо привычную улыбку, ну будто бы ничего не произошло, и открываю дверь. Целую его, обнимаю, спрашиваю, как прошел день.       Он отвечает сдержанно, но также целует меня в ответ и даже обнимает крепче обычного, задерживаясь как будто на одну секунду подольше. И мне кажется, что все как будто бы как прежде, вернее, мне отчаянно хочется, чтобы так было, но нет.       Обман. Иллюзия, в которой утонули мы оба.       Он отстраняется от меня, идет на кухню и садится ужинать, я же заскакиваю в нашу комнату - в нашу альма-матер, с которой начинается все, и молюсь, чтобы все прошло хорошо.       Когда я прихожу на кухню, он затягивается сигаретой, а его лицо - напряжено.       Внутри меня все сворачивается, но черт, как будто бы я не знаю, что за этим обычно следует. Как будто бы не привыкла.       И все же говорю первая.       - Мне не нравится, когда ты куришь.       Мне и правда не нравится, когда он курит, но разве Ривен когда-нибудь станет меня слушать?       - Ты опять выходила, Муза.       - Брось сигарету, - мой голос становится тоньше.       - Куда ты. Твою мать. Выходила? - отчеканивает он.       - Чтобы ты знал, продукты, - замечаю я, - сами себя не покупают. И я вроде как ходила на собеседо...       - Тебе мало того, что зарабатываю я?       О нет. Немало. Я бы сказала - жить можно. Нам вдвоем, в этом изолированном мире, нам как раз все этого хватает.       Но глотка свежего воздуха - вот чего мне не хватает.       - Ты могла позвонить мне, - замечает он, - я бы купил все, что необходимо, и привез бы.       Я молчу.       - Или... Продукты и собеседование - это всего лишь предлог? Нет-нет, пожалуйста.       - Рив...       - С кем ты там шляешься?! - его лицо каменеет, и он мгновенно звереет. - К кому ты там нахрен мотаешься, пока я пашу, зарабатываю нам на жизнь?!       - А что, мне сидеть в четырех стенах взаперти, пока тебя нет, да?! - не сдерживаюсь и ору в ответ я. - Я и так уже не вижу свежего воздуха! Я хочу свободы, Рив! Я хочу свободы!       - Хорошо, - соглашается он и показывает рукой на дверь. - Иди. Тебя здесь никто не держит.       Я закрываю лицо руками и чувствую, как по щекам позорно текут слезы.       - Рив...       - Я. Тебя. Не. Держу. Иди.       - Рив-можно-я-останусь?! - выпаливаю на одном дыхании и чуть не падаю к нему в колени. У него по-прежнему каменное лицо. - Пожалуйста!       Мне надоело так унижаться. Каждый гребаный раз так унижаюсь, но ничего не могу поделать. Есть только один способ заставить его быть благосклонным.       - Тварь.       Вот такие слова любви я слышу в свой адрес.       Он встает и едва ли не за волосы тащит меня в спальню, а я, молча глотая слезы, иду за ним.       И молчу.       И терплю.       Потому что стоит сказать хоть слово, и я снова услышу:       - Уходи.       - Никогда больше так не делай! - он хлещет меня по щекам, и во мне просыпается злость. Магия отчаянно хочет на нем сработать, но я сдерживаю ее, выплескивая гнев в физическую силу. Через секунду мы катаемся на кровати, срывая друг с друга одежду. Я полосую его спину, он ревет, но резко хватает меня за волосы, и я выгибаю голову.       Я ненавижу его, ненавижу в такие моменты, но когда он целует меня в шею, а уж тем более - в живот, из меня вырывается хриплый стон. Я не могу устоять против его прикосновений. Он знает. Знает. И пользуется.       Когда он имеет меня раком, в моей голове отступает абсолютно все.       Когда мне приходится делать ему минет, в моей голове, наоборот, проясняется абсолютно все.       Когда он спит, у меня есть хотя бы небольшое, совсем иллюзорное чувство власти над ситуацией.       - Никогда. Больше. Не. Уходи. Никуда, - просит он. И так напоминает себя прежнего, что я просто сдаюсь и шепчу в ответ:       - Я никуда не уйду.       - Муза... - он тянется ко мне, чтобы обнять.       И обнимает.       Я же молчу, не произнося ничего в ответ.       - Я люблю тебя.       Я молчу.       Иллюзия, в которую мы загнали себя сами.       - Ты же понимаешь, что тебе не стоит так себя вести, да?       - Да.       - Хорошая девочка. Моя девочка.       Когда-то я таяла от этих слов. Когда-то у меня сердце буквально замирало от них. Теперь же, кажется, у меня выработалась почти физическая тошнота.       Когда он засыпает, я очень долго гляжу в потолок.       Ночь - моя свобода, которую я все-таки заслужила.       Краткий миг перед тем, как я засну.       Есть время подумать.       Значит, даже с помощью магии это устройство, которым он оборудовал дверь, не получилось обезвредить. Он все-таки узнал, что я выходила. Черт. И с работой, кажется, придется попрощаться.       Но, может быть, я смогу уговорить его завтра с утра. А ведь он проверил. Сразу же, как только вошел в дом. Проверил. Как и всегда.       Триста шестьдесят второй день, как я заняла место безродной шавки, которой и доверять-то - выше человеческого достоинства.       Триста шестьдесят второй день, как мне приходится ему что-то доказывать и вымаливать свое право на существование.       Триста шестьдесят второй день, как я уже не уверена, что смогу дать положительный ответ на вопрос: люблю ли я Ривена Траворта.