Непозволительная слабость

Рангику Мацумото непозволительно проявлять слабость. Ран-тян было можно, но сейчас она молчит, закрывая лицо дрожащей рукой. Уже много лет её не слышно, и только иногда в серых глазах Мацумото мелькает её бледная тень. Слишком сложно разглядеть что-то сквозь завесу алкогольного тумана, что стала почти непроницаемой. Лейтенант десятого пьёт слишком много, так, как не пила никогда. Так, что как-то даже Киораку Шунсуй, о чьих пьяных похождениях гремела слава на весь Готей, беседуя с Укитаке за чашечкой чая, ненароком обмолвился словом, что с ней творится что-то не то. Иначе как объяснить, что на последней пьянке именно его вели под руки обратно в казарму, в то время как Мацумото, ступая шаткими, но уверенными шагами, шла рядом сама, мотая по сторонам рыжей головой и глядя расфокусированным взглядом в одну точку. Когда в очередной раз на утро разъярённый Тоширо Хицугая врывается в свой личный кабинет, держа в руке пустую бутылку из-под саке, найденную под дверью, Рангику даже не пытается скрываться. На её рабочем столе стоит целый ряд таких же бутылок, а рядом с опустошенной наполовину пиалой валяется надкусанная шоколадная конфета. Сама лейтенант же сидит, опустив низко голову, и впивается ногтями в столешницу, стараясь сохранить хрупкое равновесие. Розовый шарф, соскользнувший змеёй с плеч, сиротливо валяется на полу, весь в пятнах от саке. - МАЦУМОТО!!! СКОЛЬКО РАЗ Я БУДУ ЕЩЁ ТЕБЕ ПОВТОРЯТЬ? – и осекается. Серые глаза Рангику смотрят на него с неприкрытой болью, и на дне зрачка на мгновение мелькает нечто, похожее на чью-то тень. - Я отсидела за отчётами почти всю ночь, тайчо, - хрипло произносит его лейтенант, с трудом размыкая пересохшие губы, и Хицугая машинально замечает, что они искусаны до крови. Она не врёт ему в попытке оправдаться. Исписанные мелким почерком листы бумаги высятся рядом с Мацумото угрожающе накренившейся набок стопкой, рискуя упасть и разлететься по кабинету. Капитан растерянно молчит, и в воздухе воцаряется неловкое молчание. Впервые за всё то время, что он знаком со своим лейтенантом, он совершенно не знает, что сказать. Всё, что доходит до него сейчас, - это то, что Мацумото лучше сейчас не трогать, поэтому Хицугая быстро подхватывает всё-таки не успевшие слететь со стола отчёты, и мгновенно уходит в шунпо. Конфискованная им пустая бутылка остаётся стоять на полу прямо в углу кабинета. Какое-то время Рангику смотрит на неё, нервно постукивая пальцами по столу, после чего, шатаясь, с трудом встаёт, чтобы закрыть за своим капитаном дверь. Когда, наконец, ей это удаётся, она медленно сползает спиной вниз по стене, и долго сидит на дощатом полу неподвижно, прислонившись к ней виском. Того, что капитан может вернуться, она не боится. Мацумото знает, что до вечера он оставит её в покое: устроит очередную внеплановую тренировку для всего отряда или вызовется вместе с кем-нибудь из лейтенантов на грунт – там сейчас, говорят, неспокойно. Кому-то другому вряд ли вздумается сегодня зайти – все в Готее знают, какое настроение бывает у неё обычно после пьянки. Злить её, чтобы мгновением позже оказаться в пепельном облаке грозно рычащей Хайнеко едва ли кто-то сочтёт разумным поступком. И Рангику невесело качает головой, словно желая стряхнуть с неё обруч сдавившей её боли. У Рангику Мацумото нет права на то, чтобы проявлять слабость. Но оно есть у Ран-тян, и Мацумото тяжело признать, что всего алкоголя в Сэйрейтее не хватит, чтобы заставить сегодня Ран-тян молчать. Какое-то время Мацумото борется с наваждением, но в конце концов уступает, и та, которую она так отчаянно пыталась в себе уничтожить, одерживает верх. Ран-тян широко открывает глаза, из которых текут слёзы, и тихо всхлипывает, а вместе с её появлением возвращается и вкрадчивый голос, упрямо зовущий её сквозь бездну лет. - Ра~аангику, ты снова плачешь. Моя милая Ран-тян не может меня отпусти~иить, - холодные пальцы Гина ложатся ей на плечи, убирают с шеи тяжёлые рыжие волосы и, лаская, проникают под отвороты косоде. – Но я обещал, что моей милой Ра~аангику больше никогда не придётся плакать. Мацумото отчаянно царапает ногтями пол, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Реяцу лейтенанта десятого отряда полыхает невыносимым жаром. - А ты обещал, что никогда меня не оставишь, но умер, оставив меня одну, Гин! Почему?! Почему ты всё время куда-то уходишь? Почему в этот раз ты ушёл навсегда, даже не спросив, хочу ли пойти с тобой я? Почему ты ушёл, не оставив мне права сражаться бок о бок с тобой? - Потому что тогда моей милой Ран-тян точно пришлось бы плакать, - поцелуй горячим жаром опаляет висок, и боль в голове Мацумото становится совсем невыносимой. Ей кажется, что она сходит с ума, и огонь заставляет её тело гореть, вопреки ледяным, ласкающим её тело рукам лиса. Два существа внутри неё: Рангику Мацумото и Ран-тян, разделившие её жизнь шинигами на «до» и «после», кричат от боли, разделяя их общую слабость – одну на двоих. Им обеим хочется лишь, чтобы эта боль прекратилась, и в глазах Ичимару, обычно насмешливо прикрытых, мелькает ответ. - Если ты обещал, что Ран-тян не придётся плакать, позволь ей остаться с тобой. Забери свою Ран-тян с собой, а меня отпусти, Гин. Рангику Мацумото должна жить дальше. Ей нужно сражаться. За нас. За тебя. За Готей. Чтобы смерть Гина Ичимару не оказалась напрасной. Пожалуйста, Гин… Руки бывшего капитана третьего отряда ложатся ей на талию, и Рангику Мацумото кажется, что они потеплели. Ран-тян, поднимая на них серые глаза, благодарно улыбается. Когда Тоширо Хицугая возвращается в десятый отряд – только на следующее утро, не под вечер – его ждёт новая стопка написанных отчётов, отсутствие тайных запасов саке и совершенно трезвый лейтенант.