Рукописи не горят

      Северус Снейп.       Кто бы мог подумать, что он выжил. Первое время мне было трудно воспринимать тот факт, что человек, чье бездыханное тело я лично видела в луже крови, ходит передо мной, читает лекцию о тупости и всячески дает понять, что мое присутствие ему поперек горла.       Я дважды уходила за неделю, не выдерживая его нападок. Но каждый раз возвращалась, понимая, что идти мне теперь некуда. В третий раз он меня просто не выпустил, заявив, что ему надоело мое детское поведение. Смысл уходить, если все равно вернусь?       Я хотела оспорить, но не стала. Мне и вправду не хотелось покидать этот дом.       Наверное, вы считаете, все дело в крове… Возможно… Но не только крыша над головой без запертых дверей удерживала меня рядом с этим мрачным мужчиной.       Мои чары на него не действовали. Как бы я себя ни вела, как бы ни смотрела на него, он оставался безразличен.       День за днем я все больше налаживала с ним контакт.       Что бы мне ни говорил, бывший директор школы, но он устал от одиночества. И это было видно. Почти пять лет отшельничества не отразились положительно на и без того скверном характере. Но вот на внешности очень даже. Видимо, свежий воздух и спокойная жизнь сыграли свою роль. Ушла болезненная бледность с его кожи, разгладились темные круги под глазами. И мне нравился этот другой Северус Снейп без плотно застегнутой мантии и злобного взгляда.       Позже я узнала, что зельевар не оставил своего дела, продолжая резать, кромсать и варить. Именно под этим предлогом он оставил меня у себя, заявив, что ему нужна помощница. Так мы начали работать вместе, готовя снадобья, которые он позже продавал анонимным покупателям. Такое занятие мне очень нравилось. Оно помогало отвлечься от ненужных воспоминаний о прошлом. Смущало меня лишь одно: в основе всех этих зелий лежала черная магия.       Осуждала ли я его за это? Нет. Сама ведь не без греха. К слову скажу, что не лезла к нему с расспросами, что для меня весьма удивительно, да и он ни разу не спросил, что со мной произошло. И это меня искренне радовало.       Год я жила в маленькой лесной хижине. Нельзя сказать, что он был легким. Нет. Снейп часто практиковал на мне свой хваленый сарказм и уничтожающий взгляд. Но, как бы он ни старался, максимум мог вызвать у меня раздражение и легкое недовольство, но не более.       Так мы стали друзьями, не лучшими, но теми, кому можно доверить то, что хранится на душе. Так, за одной из бесед, мы, сами не поняли как, оказались лежащие на ковре у камина обнаженными, изнеможденными, но счастливыми.       В ту ночь он мне признался, почему никогда не спрашивал о моем прошлом.       Несмотря на отшельничество, Северус продолжал следить за внешним миром, а новость о трагедии на свадьбе вряд ли могла пройти мимо газетных колонок.       — Почему же ты тогда не обезумел, как остальные?       — Не обезумел? — его губы изогнулись в самодовольной ухмылке, а глаза скользнули по моей оголенной груди.       — Я серьезно! — пытаясь сдержать улыбку, мои губы сами потянулись к его в поисках поцелуя.       — Ты точно хочешь знать ответ?       Никогда не забуду его глаза в тот момент. Боль… Разочарование с примесью душевной горечи.       — Мое сердце несвободно, Гермиона. Я давно полюбил, и ни одна женщина не способна стереть эту любовь из моей души и памяти. Даже ты.       Не буду отрицать, что мне было тогда очень больно, но я удержалась от непрошеных слез. Хотя он и сам все понял.       Больше мы не обсуждали эту тему. Я не буду говорить, что моя жизнь изменилась к лучшему. Не буду лгать о том, что произошло чудо или какое-то невероятное событие, которое в корне изменило мою жизнь. Нет. Все осталось как прежде. Я давно потеряла нить связи со своими друзьями. Внешний мир остался для меня лишь в воспоминаниях.       Мы с Северусом умерли для всех. Стерлись из жизни, оставив лишь мрачный след в сердцах тех, кому были дороги.       Но не думайте, не все так плохо… У меня есть Северус. Да, мы по-прежнему вместе. Наш дом, наше дело. Чувства, которые появились между нами. Вот моя жизнь. Жалею ли я о том, что произошло? Наверное, уже нет. Но и благодарна Белле я никогда не буду. Я знаю, у меня могла быть лучшая жизнь, полная смеха и красок, но и эту ненавидеть не могу. Не теперь.       — Ты скоро?       — Да!       Вот и подошел конец моей истории. Надеюсь, вы когда-нибудь прочтете ее. Хотя, наверное, нет.       Я печально вздыхаю и, улыбнувшись, сворачиваю пергамент. Это уже третий за этот месяц. Сколько я их уже написала? Сто или тысячу… Но отправить так и не могу.       Вновь бросаю лист в камин и с печальной улыбкой выхожу во двор.       — Снова сожгла?       — Да.       — Рукописи не горят, Грейнджер. Забыла?       — Северус, ты же говорил, что не будешь читать эту книгу.       — Мне нечем было заняться.       Улыбаюсь его наигранно недовольному лицу.       — Если хочешь, можем начать завтра. Сегодня ведь уже поздно.       — Нет, — снова вредничает. — Ты так настаивала на расширении дома, а теперь откладываешь. Нет уж, дорогая. Бери палочку и приступай.       Смотрю на него и вновь улыбаюсь. Последнее время я так часто стала это делать. Даже самой не верится. Нельзя сказать, что причина в Северусе, хотя, отчасти, и в нем. Изменился ли он внутренне? Нет. Внешне только, и то чуть-чуть. Немного седины в черных, как смоль, волосах, да и складка между бровей стала глубже. А так все по-прежнему: тот же пронзающий до глубины души взгляд, та же улыбка.       — Ты так и будешь стоять и мечтать или начнешь помогать?       Раздумываю всего пару секунд, а потом тихо говорю:       — Я беременна, Северус, — жду реакции, злобы, недовольства, но вижу лишь ухмылку.       — А я все думаю, когда же ты решишься сказать.       — Что? Ты знал?! — спрашиваю, не веря своим ушам.       Он подходит ко мне и, заглянув в глаза, проводит ладонью по щеке.       — К твоему сведенью, дорогая, когда сирены беременны, их кожа во сне светится.       — Что?! — вновь повторяю я, пытаясь успокоить поток мыслей и эмоций.       — Да, Грейнджер. Ты мне уже месяц спать мешаешь.       Я попыталась возмутиться его молчанию, но ощутила прикосновение теплых губ… Любимых губ.