Я не участвую в войне...

Джеруд — город в сорока пяти километрах к северо-востоку от Дамаска и в ста с лишним от границы Эль-Кунейтры. Далеко не самый маленький и неприметный, но, как и большинство сирийских городов, за исключением административных центров, похож он был на большую деревню. Роджерс даже сомневался употреблять для обозначения дислокации понятие «пригород», потому что в его глазах, хоть он и старался относиться максимально не предвзято, весь город целиком, от исчезающих в пустыне окраин до центральной площади, выглядел как один сплошной пригород: дороги — насыпи асфальта, не облагороженные бордюрами, пыльные обочины, низкий дорожный трафик, плотная застройка, в большинстве своём невысокими зданиями, и горные хребты на горизонте. Типичный уже пейзаж, дополняемый подозрительными людьми, преимущественно мужского пола, редкими женщинами, с ног до головы замотанными в одежды, и диковатыми детьми, при виде которых даже издалека у Стива всё никак не получалось отделаться от стойкой ассоциации с Маугли. Наверняка, глупо было пытаться отвести от себя внимание после того, как прилетел на вертолете, но Стив по-прежнему упорно пытался это делать. По той же причине он угнал гражданский автомобиль, хотя можно было спокойно найти что-то более подходящее. Но гражданские хватятся пропажи не так быстро, как военные, да и искать станут не так активно, не имея подспорья в силовых структурах. — Границы мухафазы Эль-Кунейтра с сирийской стороны охраняются строже, нежели границы между другими административно-территориальными единицами страны, — уткнув нос в телефон, вещала Хартманн с переднего пассажирского сидения, кажется, абсолютно не замечая происходящего вокруг. После категоричного решения Стива посадить вертушку, не достигая места назначения, она была удивительно немногословна, а если и подавала голос, то коротко и по делу, не размениваясь на лишние комментарии. — Вдоль линии прекращения огня «Браво» — она же сирийская граница — выставлены блок-посты. Контролируются они сирийской стороной и, согласно требованиям ООН, никакие другие вооруженные силы к участию не допускаются. Это де-юре, де-факто, там может быть кто угодно. Попасть в буферную зону и дальше — в город мёртвых способен потенциально любой: достаточно влиятельный, чтобы игнорировать установленный порядок, либо же достаточно сильный, чтобы пройти напролом. Ещё существует вариант экстремального туризма для тех, у кого немерено денег при полном отсутствии мозга и инстинкта самосохранения. Но таких пускают только в сопровождении опытной боевой группы и водят только по проверенным минёрами «туристическим» маршрутам. С израильской стороны всё намного доступнее: вдоль линии «Альфа» — она же граница с Израилем — существует единственный защищенный КПП «Кунейтра». Свободно пересекать его разрешено израильтянам, проживающим на израильской части Голанских высот, учащимся, работающим и осуществляющим прочую деятельность на территории Сирии, а также фермерам, выращивающим продукцию для нужд Красного Креста. Иначе говоря… возможностей для проникновения масса, и это из числа легальных. — Тот, кто захочет попасть на нейтральную территорию, повод найдёт без труда, это ясно. Но, в целом, с обеих сторон — это зона ограниченного доступа, так? Что превращает её в идеальную арену, изолированную по периметру. Куда сперва запустят зверя, а затем и всех тех, кто предъявит лицензию… на его отстрел. Не дождавшись ответа на заданный вопрос, Стив повернул к ней голову, доверив управление рефлексам, и продолжил: — Значит, нам тоже нужна причина… приемлемая для остальных причина, чтобы пересечь блокпост. И поднимать шумиху, идя напролом, нельзя. Это спугнет всех, кто уже находится по ту сторону, подстегнёт к активным действиям, и начнется бойня. — Ты забываешь о том, сколько уже прошло времени. Бойня уже могла начаться и… закончиться. — Так, а вот здесь давай проясним, подключив логику, — Стив отбросил осторожность. — Если бы они добрались до Баки, молчать об этом не стали бы. А поскольку Баки, похоже, единственный, кто мешает боевикам осуществить задуманное, будь то хоть госпереворот, хоть заговор к началу очередной Холодной войны, хоть многомиллиардная сделка во имя продвижения на мировой рынок новой дури, за Суфаром прислали бы раньше и отнюдь не дипломатов в наглаженных костюмах. И даже если бы в Москве, ориентируясь на наши наводки, успели бы что-то по этому поводу предпринять, тишиной бы здесь не пахло, ни на земле, ни в воздухе. Предположим, равнять с землёй базу в Алеппо они бы не стали, с оглядкой на отдачу от России, но нас бы точно сбили. Но ведь не сбили же, более того, даже не попытались, и небо взрывами всё ещё не цветёт. Значит, сдерживающий фактор всё ещё для них актуален. Как и не прекращающиеся попытки добраться до Баки. И если мы прорвёмся силой в буферную зону, это… подстегнёт чужой соревновательный азарт в погоне за его головой и обещанным денежным призом. Кто бы ни шёл по следу Баки, он идёт с оглядкой не только на него самого, но и на конкурентов. Большая часть которых устранит друг друга прежде, чем Баки позволит себя обнаружить. — Он и вовсе не позволил бы себе оказаться в такой ситуации, не будь у него на то причин. Это очевидная ловушка! А загонять в ловушку такого противника как Джеймс, имеет смысл лишь тогда, когда есть уверенность в победе, в том, что противник… ослаблен и уже не так… опасен. — Что ж… в таком случае, они явно просчитались, — Стив озвучил с холодным злорадством. — Потому что Суфар, с его метафоричными догадками о волчьей стае, расстался с жизнью раньше, чем успел о них кому-то сообщить. А кроме него, о связи между мной, тобой и… Маридом никто не догадывался. — Ты с ним говорил? — поинтересовалась Хартманн, к концу фразы сменив мимолетный интерес к содержанию их разговора на глухое равнодушие. Вопрос, закрытый смертельным приговором, обсуждений не предполагал, поэтому она продолжила, ответа не дожидаясь: — Он знал про суперсолдат. Он подозревал русских в сокрытии информации и ради этого терзал агента СВР. Разумеется, про Смирновых тот ни черта не знал, хотя Суфар был глубоко убежден в обратном, раз его инквизиторы продолжали зверствовать даже после того, как агент душу им излил. Стиву не очень, а, вернее, совершенно не нравилось направление, в котором сворачивал диалог, но он смиренно принял даже разговоры о пытках, лишь бы отвлечься от мыслей о Баки. Отвлечься самому и её отвлечь. — Думаешь, он многое успел им рассказать? — Он пробыл у них около полгода, если объективно судить по давности самых первых костных повреждений на КТ, и субъективно — по тяжести состояния в целом. Разум — обычный, не усиленный искусственно, причём, усиленный одновременно физиологически и химически, а не только лишь психологической дрессурой, способен сопротивляться лишь до определенного предела; потом он неизбежно открывается, и человек рассказывает всё, что знает. Если бы он знал что-то про Смирновых, хоть что-нибудь, пусть даже это были бы глубоко личные догадки, он отдал бы это Суфару, как отдал и всё остальное, — Хартманн шумно втянула носом воздух и прикусила фалангу собственного указательного пальца. Помолчала, концентрируясь на боли, прежде чем с неохотой разжать зубы и озвучить: — Тебе этого не понять, но… мне бы стоило прекратить его страдания, едва он дал мне наводку на Баки. В этот момент Стив словил себя на том малоприятном обстоятельстве, что не испытывает явного внутреннего протеста и горячего посыла вступить в спор в попытке отстоять чужое неприкосновенное право на жизнь. Да, он мог бы наскрести немало сознательных доводов, но все они куда больше походили на попытки договориться с совестью, с законом, с чужим отношением к ситуации, чем на чёткое, обоснованное, непоколебимое личное мнение — убеждение, сформированное, прежде всего, сердцем. — Говорить об этом нам всё равно придётся, и я… предпочёл бы сделать это сейчас, пока могу контролировать обстановку, — мельком глянув на неё, Стив продолжил, с осторожностью, с которой обычно ступают на лёд, не зная его толщину: — Нам всё равно придётся потратить лишнее время на объезд вокруг Дамаска, чтобы не потерять ещё больше времени, рискуя застрять в городе. Если… — Роджерс ненавидел себя за подобное допущение, но он обязан был учесть все варианты. — Если Баки досталось, насколько… плохо всё может быть? — Ты мне скажи, — она подняла взгляд от телефона — Стив поймал это движение боковым зрением — и посмотрела в упор на него. Он повернулся и стойко встретил её взгляд — не читаемый, глухой, как сплошная стена, о которую запросто расшибиться. — В каком состоянии он был, когда, — Диана сглотнула, сдерживая себя от лишних на данный момент комментарием, — ты видел его в последний раз? Как виртуозно она умела предъявить вину, не говоря ни слова напрямую! — Я не мог удерживать его насильно, — жалкое оправдание вырвалось у Стива прежде, чем он осознал, что вопрос был совершенно не об этом. Отступать было поздно, да и делать этого Роджерс не любил, поэтому, укусив себя изнутри за щёку, сказал, как было. — В плохом. Одобрительно кивнув, Хартманн дернула уголком рта в подобии на горькую усмешку. — Если бы ты соврал, я бы всё равно это поняла, потому что к врачам, медицинской химии и собственному здоровью у Баки слишком специфическое отношение. Так что… спасибо. За честность. — Как насчет того, чтобы побыть честной в ответ? Хотя бы, — Стив доверчиво изобразил пальцами расстояние в дюйм, — самую малость. Она очень долго молча на него смотрела, прежде чем с очевидным мучительным усилием оторвать от сердца всего три слова, одно из которых было его именем: — Мне страшно, Стив. Худшее откровение, которого можно было ожидать. Худшее из в принципе возможного. Роджерса одолевали сомнения, когда он протянул руку, чтобы коснуться… попытаться коснуться её ладони, всецело готовый к тому, что она не позволит. Ну, не научила её жизнь… не дала шанса научиться полагаться на кого-то кроме самой себя. Не научила просить о помощи. И Стив больше не питал иллюзий, что эту… самодрессуру возможно изменить. — Просто знай, что ты идёшь за ним не одна, — Стив накрыл её пальцы своими. Не взял руку, даже не сжал, просто накрыл. — Могла бы и одна, знаю, так было уже не единожды. И тебе приходилось убивать всех без разбора, потому что права на ошибку у тебя не было. Но сегодня… ты не одна. — Это ничего не… Хотя, пожалуй, все-таки меняет. Увидеть тебя ему будет всяко легче, чем… в который раз воскресшую меня. — Диана… Но она лишь покачала головой, пресекая попытку. Поездка заняла чуть больше двух часов, а дальше решено было идти пешком, отогнав машину вместе со всем немногочисленным содержимым на безопасное расстояние, туда, где её хватились бы не сразу. Вес всего оружия, которое у них имелось, был способен замедлить даже их, и Стив откровенно не видел смысла жертвовать подвижностью в угоду тому, с чем они способны были справиться голыми руками. В данных условиях даже сумка с медикаментами, которую Хартманн доверила ему ещё на крыше госпиталя, казалась лишним балластом, потому что организм суперсолдата в большинстве своем позволял обходиться без перевязки, противостолбнячной сыворотки и стерильной обработки, а с тем, против чего мог оказаться бессилен организм суперсолдата, стандартный медицинский набор не справится и подавно. Пока телефон, ловя с перебоями сеть, кое-как подгружал план местности и остальную немаловажную информацию, Роджерс украдкой наблюдал за Хартманн, пытаясь, как тот самый телефон в его руке, не потерять нужную волну контакта. Сейчас это было особенно актуально. Грязно-белый капот старого, видавшего виды и местами поеденного ржой «Гольфа», который Стив выбрал исключительно за его доступность и неприметность, визуально заметно прогнулся под весом тела в броне, и Стив сперва даже хотел попросить её проявить уважение к чужому имуществу, но потом махнул рукой. Чтобы не привлекать внимание светлой головой и отсутствием хиджаба, она накинула капюшон, скрыв в его тени почти всё лицо. Пальцем пробив дырку в бракованной банке без кольца, она опрокинула в себя очередную дозу энергетика и аккуратно — женщину из неё не способна была вытравить ни сдавленная броней грудь, ни автомат под мышкой, ни даже крепкое словцо, которая она порою себе позволяла — утерла губы тыльной стороной ладони. После чего спрыгнула на землю бесшумно, точно кошка, и так легко, будто на ней вовсе не было лишнего немаленького веса экипировки. — Прошло прилично времени, — она нырнула рукой в капюшон и, судя по колеблющемуся движению ткани, постучала себя по уху. Моментально вспомнившему об ощущении дискомфорта Стиву отзеркалили глухие постукивания, безотчетно захотелось тоже коснуться заложенного уха и постучать. — Скоро наши тела начнут их активно «фагоцитировать», и наушники перестанут работать. В приграничье и демилитаризованной зоне могут быть установлены глушители волн, поэтому все наши цацки, — она кивнула на телефон, — включая самые навороченные, могут стать бесполезными. — Раньше никаких цацек не было, и ничего, справлялись. Хотя, Говард уже тогда пытался подружить меня с технологиями, и уже тогда у меня со всеми этими штуками не задалось, — Стив в последний раз запустил поисковую программу, в очередной попытке поймать хотя бы отдаленно похожий по сигнатуре сигнал, потому что, в отличие от него, проспавшего семьдесят лет технологического развития человечества, у Баки с техникой всё было отлично и тогда, и сейчас. И если он затаривался игрушками у Шарифа, вполне мог обзавестись продвинутым многоцелевым гаджетом. Который, в свою очередь, вполне могли обнаружить встроенные в старкфон алгоритмы поиска. По крайней мере, Стив до последнего таил на это надежду, но… тщетно. — Ты готова? — оставив в покое разряжающийся быстрее обычного телефон, Стив поднял на неё взгляд. Она рассматривала что-то по ту сторону дороги, не обращая на него внимания, а когда Роджерс проследил её взгляд, то уперся ровнехонько в придорожный столб, на уровне человеческого роста заклеенный, как стенгазетой, десятком-другим разнообразных объявлений. Самым свежим и читаемым был уже знакомый черно-белый фоторобот. Скорее, по давней привычке, чем по реальной необходимости Роджерс глянул по сторонам пустой проезжей части, трусцой перебежал её и сорвал изображение. Из ветхой забегаловки, рядом с которой решено было оставить машину, высунулся седой сморщенный старик, апатично глянул на приезжих и исчез, не проявляя интереса. Стив же надвинул на глаза очки. От границы провинции до сирийской границы буферной зоны было самое большое километров десять, и это окольными путями. Стив объективно понимал, что на ногах они выиграют и во времени, и в незаметности, по сравнению с автомобилем, потому что автомобиль — это то, чего ожидают, потому что мало кто стремится пересекать пограничные блокпосты пешком. Субъективно, Стиву не слишком улыбалась перспектива потенциального штурма блокпоста силой всего двух пар рук. Это слишком разоблачающее действо, после которого останется или куча свидетелей, или равная количеству свидетелей гора трупов, а в идеале им не нужно было ни первого, ни, тем более, второго. Придумать жизнеспособную легенду, почему двум неизвестным без документов, экипированным по самые глаза, одна из которых женщина, резко понадобилось попасть в буферную зону, возможным не представлялось, поэтому Стив видел лишь один приемлемый, именно приемлемый, не идеальный способ — проникнуть на территорию под видом участников. Наравне с остальными. Вербально обсуждать детали в движении было некомфортно для обоих, поэтому метров за восемьсот Стив сбавил темп. — Шейху или кто бы там ни был настолько заинтересован в устранении Баки, чтобы давать за его голову миллиард, нужно иметь своих людей на границе, дабы упростить процедуру допуска участников. Сомневаюсь, что под его контролем вся армия, иначе Асад уже давно распрощался бы с президентским креслом. — Скорее всего, это либо какой-то конкретный, заранее оговоренный в узких кругах КПП, или ближайший к цели. Про конкретный, нам, так или иначе, ничего не известно, а ближайший… — Хартманн махнула рукой вперед себя. — Предлагаешь мне обсудить с погранцами наше участие в «Голодных играх», притворившись, будто меня интересует цена вопроса? — Не думаю, что… Шейху принципиально, кому платить, — Стив вытащил из-за пазухи смятый лист с фотороботом. — Клич был дан в массы. И если там, — Роджерс тоже указал рукой вперед, — сидит кто-то, кто представляет его интересы, он должен быть готов к обсуждению условий со всеми потенциальными кандидатами. В том числе, к обсуждению специфики самой цели. Жадных до наживы головорезов может найтись немерено, но далеко не каждый согласиться пойти против Зимнего солдата. Даже за миллиард. Их наконец-то заметили. Чтобы как-то обозначить себя и дать понять, что они здесь не случайно заблудшие путники (если вдруг по ним это не очевидно), Роджерс отсалютовал двум выдвинувшимся им навстречу солдатам в песчаном камуфляже. Оба держали нацеленным автоматы M4. — Ас-саляму алейкум, — настороженно поприветствовал Стив, когда двое оказались в зоне слышимости, поборов рефлекторное желание обернуться и самому проверить слепую зону за спиной. Но этим уже занялась Диана, так что он взял на себя более очевидную преграду на пути. — Ва-алейкум ас-салям?.. — вернулось неуверенно, коряво. И почти сразу, без предисловий, последовали быстрые, требовательные попытки выяснить цель визита, намерения, гражданскую принадлежность и ещё кучу того, что Стив разобрал лишь фрагментарно. Даже на его совершенно не искушенный фонетическим разнообразием слух это был не чистый арабский. Или вернее, арабский, но не от носителей языка. Диана вышла вперед, попутно забрав из его руки фоторобот, и буквально ткнула им в лицо одному из солдат, заговорив на совершенно Стиву незнакомом языке — вероятно, иврите, но об этом Роджерс мог лишь догадываться, как и том, что по эту, сирийскую сторону буфера, забыли израильтяне. В процессе выяснений из маленького домика с окошком вышли ещё двое, оба экипированные и вооруженные. По цвету шлемов Стив опознал их, как пресловутых миротворцев ООН, по цвету кожи — как арабов, предположительно ближневосточного происхождения. Наконец, измученный непониманием, от одного из приблизившихся миротворцев Стив уловил знакомое «я говорю по-английски», и дальше диалог резко зазвучал уже в известном Роджерсу языковом диапазоне, хотя по-прежнему мало что проясняющем: — Назовите себя, цель визита и гражданство! — потребовал миротворец и в качестве мотивации к более быстрому ответу наставил на Стива оружие. Оглянувшись на Диану, просто чтобы хотя бы примерно представлять, чего ожидать, Стив попробовал… попробовал пойти на попятную — медленно отвел руки от корпуса и развернул напоказ пустые ладони. — Что происходит? — вопрос был адресован с большего Хартманн, знающей иврит, но Роджерс не скрывал его ни от кого из присутствующих. — За последние полтора суток с сирийской стороны в буферную зону проникло рекордное количество людей. Израильтяне утверждают, что в спокойное время за месяц могло быть меньше, включая всех незаконных нарушителей, а тут идут прямиком через блокпосты. При этом, их линию «Браво» никто не пересекал. Израильские военные усиливают охрану границы. — Назовите се… — раньше, чем закончилось слово, Роджерс толкнул солдата, спеша повалить на землю и его, и себя. Первая и выпущенная следом же вторая пули рассекли воздух, так и не встретившись с препятствием. Перекатившись на спину, Стив выпустил в направлении выстрелов короткую автоматную очередь, еще успев застать, как пущенный по следу нож рассекает воздух. Опередив его выпущенные с опозданием пули, клинок первым настиг цель. В пыльном мареве происходящего Стив рассмотрел, как на зеленом фоне древесных крон, содрогнувшись от силы удара, мешком валиться в ту же пыль, в которой лежал сейчас он сам, человеческая фигура. — Внутрь, живо! — молниеносно переключившись в командно-боевой режим, Роджерс вскочил на ноги и, пригибаясь, побежал к постройке КПП, волоча за собой солдата, которого прикрывал, и оглядываясь попеременно на всех остальных, чтобы даже не вздумали спорить. — Диана! Она подчинилась не раньше, чем сходила за своим ножом и попутно приволокла к порогу сторожки заколотое тело стрелка. — ИГИЛовец, — констатировала Хартманн, перевернув труп, только что протянутый ею юзом по земле, как если бы на пыльном лице у него стояло отличительное клеймо. — Одиночка. Иначе бы кто-то из них, — поочередным, быстрым взглядом она смерила остальных присутствующих, — уже схлопотал бы пулю с перекрестного огня. Обыскав тело, кроме обширной коллекции оружия она нашла в нагрудном кармане куртки под жилетом монету из желтого металла номиналом пять исламских динаров — непризнанную валюту «Исламского государства». — Что происходит? Позаимствовав у убитого перевязочный пакет, Хартманн вскрыла концом окровавленного лезвия индивидуальную упаковку, достала пухлый пирог из множества слоев ваты и марли и принялась оттирать им кровь с широкого клинка. Закончив, выкинула использованный материал тут же под ноги, перешагнула через труп и зашла в ужасно тесную от количества одновременно набившихся в неё людей сторожку. На столе дежурного рядом со свисающей на проводе рацией стояла наполовину опустошенная кружка давно остывшей черной жижи. Стив покрутил её, взвесил в руках, заглянул внутрь и осторожно, не полной грудью, втянул воздух. Его чувствительным рецепторам ничем, кроме кофе с сахарозаменителем не пахло, хотя это ещё ничего не означало, с учётом существования длинного перечня ядов, не обладающих запахом. Диана тем временем, вернув валяющийся верх ножками у противоположной стены табурет обратно к столу, по-хозяйски на него уселась и медленно протянула по плоскости стола помятый листок фоторобота, хотя в этом не было особой необходимости — точно такой же висел, прилепленный на скотч, над столом. — Повторяю прежний свой вопрос, теперь уже для всех собравшихся. Вам известно что-нибудь о человеке из этой ориентировки? — обратившись взглядом к израильтянам, она продублировала вопрос на иврите. — Его… называют Марид, — после короткого молчания нерешительно начал тот, кто лучше всех знал английский. Внешность у него была типичная для местного уроженца, так что Хартманн с большего не удивили познания. — По нашим внутренним сводкам он проходит как универсальный солдат, убийца экстра-класса и… модификант. Занятый осмотром крохотного помещения, в котором уже рассмотрел каждую щель и даже познакомился с паучьим семейством под потолком, Стив прислушался к тому, о чём… вернее, о ком шла речь, и боковым зрением внимательнее присмотрелся к реакции Дианы. Та, в свою очередь, посмотрела на него, а затем бросила быстрый взгляд в окно. Роджерс отметил, что, машинально или намерено, она старалась сесть так, чтобы её закрывали или стены, или рядом сидящие, но при этом она сохраняла непринужденную подвижность, вела себя уверенно, как могут себе позволить лишь те, кто всецело контролируют ситуацию. Стив взглядом дал ей понять, чтобы сосредоточилась на выяснении необходимой им информации, а мониторинг обстановки оставит ему. — Ты продолжай-продолжай, я внимательно слушаю, — Хартманн подбодрила говорящего и даже мазнула по нему взглядом, но лишь на долю секунды, прежде чем вновь прикипеть к спине Роджерса. — О чём ещё говорят в ваших… сводках? — После того, как за его убийство боевики объявили награду, командование… В общем, нам… всем, кто состоит в САВС, дали предельно чёткие инструкции, в них много текста и всякого прочего, но если сокращать до смысла, то… Командование официально разрешило не вмешиваться в конфликт и попросту… бежать с его пути. А если кого-то деньги прельщают, то действовать на свой страх и риск, и в случае чего родственникам даже похоронку не отправят. — То есть, официальная армия заявку на участие не подавала? — Диана всё же сочла собеседника достойным внимания и сосредоточила на нём взгляд. — На участие в чём? В разговор встряли ничего не понимающие представители израильской стороны, на ломаном наполовину английском, наполовину арабском требуя разъяснений, доступных их пониманию. Старательно их игнорируя, Хартманн перефразировала свой вопрос до максимально упрощенного. — Кто-нибудь из регулярной армии или этих ваших… миротворцев пытался урвать куш и пойти за… модификантом? — Диана указала большим пальцем себе за правое плечо, в направлении простирающейся за КПП буферной зоны. — Ваши сейчас есть по ту… сторону? Или ты не знаешь? — Так распорядились же не… — Ясно, — едва добившись желаемого, Хартманн показала рукой знак «смолкни» и повернулась к израильтянам. — Вам что-нибудь о нём известно? — она свободно заговорила на иврите. — За последний месяц и… особенно за последние пару дней были ли попытки незаконного пересечения израильской границы? — Да кто вы так… Молниеносным движением Хартманн приставила лезвие ножа к чужому горлу и сама подалась ближе, налегая на рукоять в дюйме от лица того, с кого требовала ответы. — Были инциденты или нет? Простой вопрос, за который я перережу тебе глотку, не моргнув и глазом, потому что ты… впустую. Тратишь. Мое время! — в конце фразы она сорвалась на крик, а, почувствовав давящую хватку Роджерса на плече, вскочила на ноги так, что табурет вновь отлетел к стене. — Лё! Ллё! Лёё! — истерически завопил второй израильтянин, выдав на своём сразу тройное отрицание. — Никто нашу границу не пересекал, а это значит, что все, кто пересек линию здесь, остались в зоне демаркации! Без должных объяснений с сирийской стороны в самое ближайшее время это будет расценено, как угроза безопасности Израиля! Звуки, которые прежде были далекими и приглушенными, теперь зазвучали отчетливее, прислушавшись, их можно было распознать: арабская речь, шум радиопомех… Болтающаяся на проводе рация ожила шипением, сквозь которые блокпост с заковыристым арабским позывным призывали к ответу. Хартманн слишком сосредоточилась, пытаясь расслышать приглушенную расстоянием речь и прочие сопутствующие звуки. Роджерс, прислонившийся к стене, обрывающейся оконным проёмом, наблюдал за приближением отряда поддержки и был слишком далеко от стола… Один из миротворцев, который за всё время издал едва ли звук, воспользовался ситуацией и схватил работающее переговорное устройство… — Брось! — рявкнула Хартманн, направив в его сторону нож, но было поздно. Её же собственное предостережение было услышано на том конце, активность снаружи резко усилилась, и стекло сторожки в один миг брызнуло крупными осколками… Но брошенная граната взорвалась не внутри, а в полете, снаружи, куда её успел вышвырнуть Роджерс. Их взгляды пересеклись буквально на долю мгновения, прежде чем Хартманн схватила ближайшего к себе погранца, уже привычно закрываясь чужим телом, как щитом, и приставила пистолет к его виску. Помещение было слишком… катастрофически маленьким, со слишком большим количеством лишних людей, чтобы у Стива оставались какие-то другие варианты, кроме как… в точности скопировать её движение. Прикрываться чужим телом Роджерс, естественно, не собирался, поэтому просто схватил солдата и привлёк к себе, насильно удерживая рядом. В последний момент он успел отскочить к той же стене, противоположной входу, к который жалась Хартманн, точно намеренная просочиться сквозь, прежде чем дверь разлетелась в щепки, и внутрь вломились сирийские пограничники. По крайне мере, попытались, явно не рассчитав объём доступного для каких бы то ни было манёвров пространства, а потому спешно дали задний ход, наставив на проём дула автоматов. — Оружие на пол! На пол! — зазвучали требования на арабском. — Руки… — Назад или я его пристрелю! Свой просчёт Хартманн осознала очень быстро, ещё прежде, чем случилось то, что неизбежно должно было случиться, то, что она должна… должна была предвидеть. Арабы и евреи, в частности, сирийцы и израильтяне — враги, конфликт между ними вынуждено был урегулирован третьей стороной, а нет ничего более хлипкого и недолговечного, чем мир, к которому принудили. Враги будут оставаться врагами, заочно повинными даже в том, к чему априори непричастны. Два перекрестных выстрела грянули почти одновременно. Для Стива всё происходило словно в замедленной съемке, и если такие особенности восприятия не суждено было обернуть во спасение, они становились проклятьем. Хартманн не оттолкнула свой щит, не закрыла, не попыталась спасти — она швырнула его навстречу пулям, швырнула во врага, рванувшись вперёд, и у Роджерса не осталось иного выбора, кроме как последовать за ней, пулям наперерез, волоча израильского солдата за собой. Сцепив зубы, он стал отвечать выстрелами на выстрелы, стараясь целиться или по касательной, или по ногам. — Выведи нас отсюда! — заорал Стив, силясь перекричать творящееся вокруг и, что куда сложнее, докричаться до человека, оказавшегося пешкой, поставленной под удар. Вспомнив до кучи про то, что человек этот не понимает по-английски, а сам он не говорит на иврите, Стив готов выл выть громче, чем вокруг свистали пули. В том числе и от того, что Диана где-то позади была занята собственным спасением и чьим-то очередным изощренным убийством, чтобы побыть переводчиком. Практически за шкирку волоча и закрывая солдата собой, он толкнул его за разрисованный в красно-белую полоску бетонный блок, выпустил короткую автоматную очередь в противника и, присев на корточки в условном временном укрытии, встряхнул солдата за грудки. — На арабском понимаешь? — он прокричал по-арабски. — Выведи нас тем же путем, которым сюда попали вы, и я вытащу тебя! — сам Стив впереди видел только сплошную стену из шлакоблока метра два в высоту, увенчанную колючей проволокой. Для них двоих, конечно, такое себе препятствие, но в данный момент Роджерс думал не только о них, да и регенерация — дело хоть и быстрое в их случае, но отнюдь не безболезненное, чтобы вот так слепо бросаться на спираль Бруно, даже не попытавшись найти обходной путь. Где-то рядом громыхнуло, в лицо Стиву прилетело щебнем и песком, и на этом все более-менее стихло. Хартманн, сидящая за другим аналогичным бетонным блоком пыталась добраться до одного из миротворцев, потерявших свою «голубую каску», но парня, похоже, контузило, и он её не слышал, слепо рыская слезящимися от песка глазами в запыленном пространстве. — Они пришлют ещё людей! — прокричала она Стиву, перезаряжая пистолет. — Нужно уходить! Пересечём границу — окажемся вне зоны досягаемости, в нейтралку они не полезут, тем более, зная, что там сейчас творится. Этих оставим, у них здешнее гражданство, а его, — она указала на израильского пограничника, — не пристрелим мы, пристрелят сирийцы! Или кто-то из головорезов по ту сторону! — Мы не станем его убивать! — Роджерс на всякий случай загородил солдата собой. — И с собой не возьмем! Он уже сейчас балласт, а на той стороне он будет ещё и как сигнальный маячок для всех, кому непременно захочется нас прикончить! — Проведешь нас на ту сторону, а там — кратчайшим путем в Эль-Кунейтру, и мы… — Стив запнулся и повёл головой, вынужденно исправляясь. — Я помогу тебе добраться живым до своих. — Тоже мне, мать Тереза! — со злостью и раздражением выплюнула Хартманн и зашагала вдоль стены, ведя пальцами по ребристой разогретой поверхности. — Ты отвернешься, и я пристрелю его, Роджерс, будь уверен! А вот тут уже Стив про себя благословил языковой барьер, позволивший солдату не понять того, что понимать ему было не нужно. — Линию пересекают, в том числе, и на машинах, стена не может быть сплошной. — Но, видимо, именно здесь не предусмотрен не то, что проезд для машин, но даже проход для людей. Израильтянин, меж тем, очевидно вдохновленный щедрым обещанием Стива, пытался выполнить свою часть сделки и куда-то их отвести. Вернее, вёл по-прежнему Стив, тащил за собой, солдат лишь в меру дозволенного и собственных сил корректировал направление, дрожащей рукой указывая на полуразрушенную сторожку… — Туда. Нам нужно опять… туда, — прозвучала сложная, к тому же ещё и коверканная иностранным выговором конструкция на арабском. — Нужно. Внутрь. Они с Дианой обменялись взглядами. При этом Стив смотрел просто с недоверием, а она — еще и с подозрением и укоризной, балансирующими на грани ненависти. — Мы потратим куда больше времени, прорываясь сквозь усиленную защиту других постов, чем на проверку его слов! — И на прорыв защиты других постов, если окажется, что этот жид недобитый брешет в надежде закончить жизнь самоубийством над телом своего павшего товарища. Стараясь не давать хода неизбежным в данной ситуации мыслям об арийцах, евреях и Холокосте, Роджерс предпочёл никак не прокомментировать этот сплошной поток расизма и неуважения, прежде всего, к безвременно отнятой человеческой жизни. Понятие «человек контрастов» в отношении Дианы заиграло для Стива новыми красками, да чего уж там — совершило целую радужную революцию всего за несколько минут. Смерив её осуждающим взглядом, Роджерс пошёл вместе со своим провожатым к сторожке, стараясь поменьше обращать внимания на разбросанные вокруг тела. Вероятно, некоторые из них ещё были живы, но если Стив позволит себе думать об этом сейчас, их повяжут. Его… повяжут. Диана же церемониться не станет и уйдет одна, не оглянувшись. Внутри израильтянин показал на устилающий пол ковер, наличие которого могло удивить и привлечь внимание Стива в самом начале его знакомства с «тонкостями Востока» и ислама в частности, теперь же он даже не обратил на этот обязательный атрибут внимания, пока осматривался изнутри. Что очень зря, ведь под ковром — неотъемлемой частью исламского культа, ровно как и под чадрой — неотъемлемой частью гардероба женщин-мусульманок, могли быть скрыты ужасные вещи. Чтобы сдвинуть ковер, нужно было сперва убрать тела. Роджерсу очень не хотелось делать это с той скоростью и легкостью, на которую он был способен, при всей безвыходности ситуации, именно этого от него и требующей, словно это неудобно поставленная мебель, а не люди, ещё совсем недавно бывшие живыми… Дав себе мгновение договориться с совестью, которая вне всякого сомнения пожрёт его живьём, как только всё это закончится, Стив для начала лишь приподнял край ковра, чтобы удостовериться, что под ним что-то есть, потоптался по плотно уложенным, ни разу не скрипнувшим доскам, переглянулся с Дианой, без слов вопрошая, как они могли не заметить этого раньше. Или… не заметил только он? Хартманн неопределенно повела плечом и краем челюсти. А пока между ними происходил этот короткий безмолвный диалог, израильский солдат успел примоститься тут же на ковре, рядом с расстрелянным телом сослуживца, сбивчиво нашёптывая что-то, пониманию Стива совершенно недоступное. Заранее осадив Хартманн взглядом, хотя та, похоже, и без его намёков не собиралась ничего говорить, Роджерс уважительно и милосердно выждал минуту, хотя в их подвешенном состоянии это была едва ли позволительная роскошь, прежде чем вмешаться с напоминанием: — Нужно идти. Сгорбившись над телом, мужчина содрогался в беззвучных рыданиях. — Мне очень жаль, — в этот момент Стив клял весь мир за несправедливость и самого себя за то… да просто за то, что он был сейчас здесь и делал то, что делал, говорил то, что должен был сказать, хотя не имел на это никакого права. — Сирийские солдаты придут сюда за нами и убьют тебя, не дав и шанса на оправдание, также, как убили его. Забрать тело мы не сможем, это нас замедлит, — он вполсилы сжал чужое плечо, одновременно выражая сочувствие и напоминая об окружающей реальности. — Нужно уходить! Пока Роджерс был у мужчины за спиной, вынужденно пытаясь утешить, Хартманн медленно подобралась сбоку и попыталась за руки отволочь тело в сторону, спровоцировав вполне ожидаемую реакцию — обезумевший израильтянин бросился на неё, как пёс, у которого попытались отобрать кость, ревя и хватая непослушными руками висящий на груди автомат. Стиву пришлось сдавить его плечо сильнее, удерживая… от вреда самому себе. Диана же стояла прямо перед ним, не оставляя своих посягательств на тело, не пытаясь ни отойти, ни защититься от нападок. Её голос был спокоен и равнодушно холоден: — Не я привела вас сюда. И не я в него стреляла, — сказано было на иврите, но Роджерсу показалось, страшную суть он уловил. На всякий случай, опять же, чтобы не сделал хуже самому себе, Стив изъял у солдата оружие. Диана в это время оттащила тело, чтобы вместе они скатали рулоном окровавленный ковёр, а дальше уже Стив поднял тяжелую на вид, по окружности прорезиненную (чтобы изолировать любые звуки смещения при хождении по ней) крышку люка. Снизу моментально потянуло холодом, пахнуло сыростью и очень специфически — землёй. Сняв с пояса фонарик, Стив направил его яркий луч перпендикулярно вниз. Мыском ботинка подвинув к краю одну из отстрелянных гильз, он скинул её вниз, прислушавшись к приглушенному звуку падения. — Плюс-минус метра два, — заключил он и ещё немного поводил лучом света, определяя характер дна. Для спуска вниз имелась лестница, с виду настолько хлипкая, что тонкие перекладины вполне могли не выдержать его веса в экипировке, так что Роджерс заочно счел её использование бессмысленной тратой времени, при такой-то пустяковой высоте. — Я пойду первым, проверю наличие выхода и, если всё чисто, дам отмашку. Спустишь его… по лестнице, — счёл необходимым уточнить Стив и уже хотел шагнуть вниз, как израильтянин внезапно кинулся к нему, хватая за руку. Но не затем, чтобы остановить от прыжка как такового, а лишь затем, чтобы не оставаться одному наедине с Дианой. Их переговоры между собой он мог не понимать, но эмоциональный настрой улавливал, в том числе и более лояльное отношение к нему Стива. — А ну стой! — Хартманн бесцеремонно оттащила его от Роджерса и края люка. — С кого прикажешь мне спросить, если окажется, что это ловушка? — Что ты ему сказала? — Стив бросил подозрительный взгляд на неё через плечо. — Что заботливая мамочка за ним присмотрит, поэтому незачем зря дергать занятого папочку, — едко, но емко огрызнулась Хартманн и отрывисто кивнула на люк, мол, прыгай, давай. Роджерс оттягивать не стал, шагнув солдатиком, и мгновение спустя оказался в мрачном, сыром подземелье. Это оказался подкоп. Основательный, технически продуманный, тщательно организованный, долгоиграющий и… вместе с тем, санкционированный кем-то по эту сторону, раз выходил прямехонько в сторожку КПП. Этакая кроличья нора, имеющая удобный вход и… выход. Крышка люка по ту сторону стены была задвинута неплотно, пропуская внутрь узкую серповидную полосу света, по которой с лёгкостью сориентировался Стив, без проблем выбравшись наружу. Стена осталась за спиной, впереди простирался пустырь необозримых даже его зрением масштабов, где от обилия светлых тонов пустынного песчаника, отражающего солнце, с непривычки резало глаза. — Эй, кэп? — донесся снизу приглушенный требовательный окрик. — Ты там в зазеркалье провалился, или как? Стиву пришлось унять в себе разыгравшуюся любознательность первооткрывателя и снова нырнуть в люк. — Всё чисто! — крикнул он, вернувшись к спуску под сторожкой. — Спускай погранца, я подстрахую. «Лучше страховал бы выход, чем эту трусливую задницу! Болван…» — исходя бессильной злостью, Диана нетерпеливо обернулась к солдату. — Ну, вперед! — она требовательно щелкнула пальцами. — Пшёл! И ведь же именно в этот момент ему шибануло в голову кинуться назад, к трупу сослуживца и лихорадочно, ежесекундно озираясь на неё с полными страха глазами, начать искать что-то под всеми слоями одежды. — Я сказала — живо вперёд! — менять своё отношение или давать послабление Хартманн намерена не была, бесцеремонно сгребла мужчину сзади за шкирку, оттаскивая к люку, но прежде убедилась, что искомое он успел забрать, и в его сжатом кулаке болталась цепочка именного жетона. — Давай быстрее! — подгоняя его, она обернулась и наставила автомат на дверной проём, привлеченная далекими пока ещё звуками. Она могла исчезнуть за мгновение, всего лишь шагнув вниз, как сделал до этого Роджерс, но она намеренно тянула время, взвешивая все «за» и «против». Пришедшие сюда найдут лаз, который неизбежно выведет врага по их собственным следам на ту сторону. Если же это место исчезнет, лаза не найдут, но точно будут знать, что намерения тех, кто здесь побывал, более чем серьёзны. В конце концов, стоя обеими ногами на непрочной перекладине узкой лестницы и почти по пояс погруженная в люк, Хартманн осознала более чем трезво, что даже в угоду скрыть их проникновение она не была готова оставить за собой открытую дверь, позволив сквозь неё пройти кому-то ещё. Она не была готова позволить кому бы то ни было пойти по своему следу тем путём, который она в состоянии обрубить. Пусть останутся ещё сотни других, пусть… Этот она им не оставит. — Что-то не так? — окликнул Стив, и в тот же момент, повинуясь окончательно сформированному решению, в её ладони раскрылся металлический шарик, и в образовавшемся между двумя полусферами пространстве загорелись неоново-зеленые цифры — 00:05:00. Она разжала кулак, позволив шару свободно откатиться в сторону по плоскости дощатого пола. — Всё в порядке, — ответила она, уже спрыгнув вниз. — Заметала следы. Идём. Каким образом, Стив предпочёл не выяснять. Намного сильнее его самого, его боевые рефлексы, инстинкты и всё то, что превращало его из обычного человека в идеального бойца, сейчас волновала перспектива простирающейся перед ними совершенно открытой местности, по которой им предстояло идти пешком, подставив спины всему, что могло прилететь с границы, выставив всех себя напоказ перед теми, кто уже пробыл здесь какое-то время, имея ровно такие же намерения достичь цели и выжить, как и они. Судя по состоянию грунта, легко раздуваемого ветром в пыль, дождя здесь не было как минимум несколько последних дней. Солнце, на своём неотвратимом пути в зенит, раскаляло воздух, заставляя плавиться его приземные слои. Особенно заметно это становилось при взгляде вдаль. Если здесь когда-то были деревья и прочая растительность, её всю выкорчевали с целью сделать приграничное пространство максимально открытым. С той же целью были в ноль снесены все постройки, намёки существования которых начинали просматриваться только где-то далеко на горизонте — остовами заброшенных зданий, рельефом руин, завалами бетона и камня. Как ни крути, а это была идеальная бойцовая арена, где могло найтись потенциально бесконечно количество ловушек и загонных ям. Волей-неволей подстраиваясь под скорость самого медленно идущего, хотя и стараясь её корректировать, где-то подталкивая, где-то откровенно волоча, они продвинулись метров на пятьсот вглубь нейтральной зоны, когда позади громыхнуло чуть громче петарды, и им в спины прилетела заметно погашенная расстоянием энергетическая волна взрыва. — Ну, вот и всё, — объявила Хартманн, не сбавляя, а лишь наращивая шаг и на отстающих не оборачиваясь. — Время сольного выступления, Капитан. Выражая первое своё искреннее, инстинктивное и интуитивное желание, Стив отрицательно покачал головой, хотя знал… ведь знал же, что это неизбежно! Особенно, с балластом, который он на себя взвалил. Не смог не. Просто не смог. И, собственно, чего теперь он мог хотеть или пытаться требовать, когда отчасти сам был виновником неизбежного. Поэтому следом за отказом он согласно кивнул. Быстро и коротко. Хартманн этого было недостаточно. Ей никогда не было достаточно слепого согласия. Роджерс должен был понять, что это не её прихоть, навеянная эгоистичным желанием избавиться от сдерживающего фактора. Это необходимость. Для них обоих. — Будь дело только в еврее, я бы убила его, честное слово, Стив, потому что… это же каким законченным идиотом нужно быть, чтобы подписаться идти к израильской стороне с известием, что один из их людей погиб в перестрелке сирийских погранцов с нами. Или думаешь, они спасибо тебе скажут, погладят по головке за то, что ты этого им приволочёшь? Если вообще доволочёшь живым… Ладно, сейчас об этом уже поздно, — саму себя оборвала Хартманн, резко соскакивая с темы. — Потому что дело-то не в нём. Ты умеешь анализировать бой с точки зрения эффективности и должен был уже понять, что у нас с тобой абсолютный рассинхрон. Мы не потенцируем друг друга, мы действуем отдельно, а раз так, то лучше всего нам действовать в разных плоскостях. Больший обхват. Эффективнее. Ты не станешь оглядываться на меня, я не буду вынуждена подстраиваться под тебя и вот… это вот недоразумение. Мы не знаем, сколько здесь перебывало претендентов, сколько живо на данный момент. Может, нисколько, может быть двое, а может быть и два десятка. Мы этого не знаем. Кто бы ни посмотрел на нас, напрямую или в прицел, не увидит нас вместе и ни в чём не заподозрит, не будет стремиться использовать нашу связь против нас. В конце концов, мы все равно встретимся там, где нам су… куда нас неизбежно приведёт дорога из трупов. К тому моменту нас здесь должно будет остаться не больше не меньше ровно трое. Без вариантов. — Послушай… Хартманн резко вскинула ладонь, качая головой: — Ничего не говори, Роджерс. Прибереги свои красноречивые напутствия для… «тех, кому не плевать», — подумала она про себя, а вслух закончила иначе: — Мстителей и… тех, кому они действительно нужны. Ничего не желай. Я… мы найдем его, я знаю, — она порывисто отвернулась, и в её позе, в каждом полудвижении, во всем теле безошибочно угадывалась готовность к побегу. Роджерс беспомощно смотрел на неё со спины и видел, как она достала что-то из-за пазухи жилета, как подняла ладони к лицу и как спустя несколько секунд её рука нырнула через плечо назад, хватаясь за капюшон и натягивая его на светлую голову. — Пора сыграть. В игру на выбывание, — прозвучало уже знакомым Роджерсу, обезличенным голосом с присвистом дыхания в респиратор. Когда она, помедлив, обернулась, израильтянин издал невнятный звук и шарахнулся ближе к Стиву, почти влипнув в него спиной. — Шмидт рассказал тебе, да? Ту дурацкую считалку, которую он для меня сочинил, когда мне было… лет, наверное, восемь? Прошло столько времени, а ничего ведь не поменялось… Мы по-прежнему — сталь. А они — все та же ржа, упорно пытающаяся нас уничтожить. «И ты поймешь. И встанешь в строй. И мозг прошьёт… кривой иглой», — Роджер крепко зажмурился на несколько мгновений, силясь избавиться от назойливого речитатива, резонирующего в мозгу подобно чеканному строевому шагу. — До тех пор, пока коммы будут работать, держи меня в курсе. И… да, пора, — ответил Стив на изначальный вопрос, подтолкнув солдата идти вперёд. «Ведь пока ты ведёшь, у плохих мальчиков не будет ни единого шанса».