imagine № 8 - Come Alive

…Я ничего не чувствую, просыпаясь, и совсем не хочу открывать глаза. Я продолжаю наблюдать расплывчатость чёрных кругов, ведущих свои странные танцы, и пытаюсь заставить себя понять, где я сейчас, и есть ли кто-то рядом, - мне кажется, я могу уловить запах больницы, смешавший в себе неприятное сочетание лекарств и дезинфицирующих средств. До моего слуха словно откуда-то издалека доносится равномерно ритмичный писк аппаратов, совсем тихие голоса, раздающиеся, наверное, в десятке метров от меня. Звук дверей, открывающихся и закрывающихся. Мерный стук, глухой, но размеренный, - кажется, на улице идёт дождь… Но моё самое первое, самое отчётливое чувство, ощущение которого внезапно поражает моё сознание, - это холод часов на твоей левой руке, лежащей на моей. Мне кажется, если бы я не была так слаба, если бы я не была так не готова к этому, я бы вздрогнула, почувствовав этот металлический холод. Холод, который заставляет меня в мгновение отвлечься от всего, что занимало неспешный круговорот мыслей в голове, - грубо вытряхнуть все эти размышления и большими буквами вывести это осознание: «Ты здесь». Я уверена, что ты здесь, потому что я знаю до мелочей всё в тебе. Часы с твоей руки холодят мою где-то в районе запястья. Я начинаю глубже дышать. И все остальные голоса и звуки пропадают. Господи, он здесь. *** [Leona Lewis – Come Alive (Acoustic) на repeat’е] «Ты же знаешь, у нас ничего не выйдет», - я помню, ты выдыхал мне прямо в губы, пьяно целуя, сухо усмехаясь. Я знала, что ты говорил правду, - и знала, что не так должны были начинаться мои отношения, ни одни отношения так не начинаются, не с этих слов. Но если бы я даже знала, что через несколько минут после того поцелуя мы сядем в вечернее такси и этой же ночью разобьёмся на ближайшем перекрёстке, попадём в аварию, забыв о ремнях безопасности на задних сиденьях, и с моей стороны в машину врежется огромный грузовик, так, что я на первом же вдохе почувствую, как внутри все рёбра рвут лёгкие, заливая горло горячей кровью, - даже если бы мы после того поцелуя низверглись прямиком в Ад, даже зная это заранее, я бы всё равно поддалась. Ты целовал меня, зная, что я не оттолкну, и с каждым новым влажным прикосновением твоих губ я словно видела, как всё то, что было до, заканчивается, - и видела, что от прошлого «не подпущу», «не поддамся», «не позволю» ничего не остаётся, словно стираясь в пепел, не оставляя ни следа, а только одну большую пустоту. Я знала, у нас ничего не выйдет. Но вот как глупо получилось, - ты, так развязно нетрезвый, вдруг решил меня всего лишь поцеловать, а я уже по доброй воле мысленно сожгла всё то, что было до тебя. Хотя и не могла представить, что ты чем-то захочешь заполнить эту огромную пустоту, хотя знала, что ты и не захочешь заполнять. У меня уже тогда в мыслях пронеслось: «Боже, какой кошмар», - а надо было чертыхаться, чёрт подери, надо было взять и уйти, чтобы потом, может, вымолить себе спокойствие. Но всё равно я и не думала бежать от этого кошмара, а шла ему на встречу, - так осознанно, как идут на эшафот, зная, что приговор уже не отменить. Я шла к своей погибели так гордо, как могла, хотя как же глупо это было, - вряд ли что-то вообще могло остаться от моей гордости после того, как я подпустила к себе так близко какого-то зазнавшегося мальчишку. Мне тогда нравилось называть тебя мальчишкой – про себя или совсем тихо-тихо, глядя по ночам на твой крепкий сон. Я пыталась успокоить себя, я говорила мысленно самой себе, что ты не можешь причинить мне боль, хотя уже тогда я чувствовала эту цепко засевшую занозу собственных заблуждений, вошедшую стрелой глубоко в грудную клетку. Я кормила себя бесполезной смелостью, направляясь прямо к железному капкану, - я его видела, но почему-то так и не сошла с этого пути. Я так долго держалась перед самыми упорными попытками меня завоевать, но перед твоей безразличностью вдруг сдалась. Тогда это было трудно признать, но я просто пала – ниц, вниз. И хоть я и могла позволить себе осознать своё поражение, но не могла увидеть, что падение это стоило мне всего. Я, кажется, разбивалась перед тобою вдребезги, потому что по какой-то нелепой случайности меня угораздило влюбиться в тебя, - так, как обычно все счастливые героини влюбляются в романтических комедиях в каких-то совсем случайных парней, с которыми в конце фильма уезжают навстречу своему happily ever after. Только наши отношения почему-то свернули с этой проторенной дорожки, - и почему-то в кино почти не показывают, каково это: любить кого-то больше, чем себя, любить кого-то до такой степени, что всё остальное без этого человека – все твои привычки, твои мысли, твои дни, твоя жизнь, - всё может потерять смысл. Тот смысл, который появлялся, когда ты был со мною рядом. И безжалостно растворялся, рассеиваясь туманом, каждый раз, когда ты уходил. Смешно, но я начала чувствовать расставания физически, и эта боль, оставаясь моим верным компаньоном и сопровождая в одиночество, иногда, казалось, сводила меня с ума. Мне хотелось выть, мне хотелось быть эмоциональной, громкой, яростной, - бить что-то, ломать, крушить, но только не признавать ни за что, что единственное, что было насквозь пробито – это моё сердце. Я так боялась тебя потерять, что держала всё в себе и пыталась держаться. Оставаясь одна, я закутывалась в одеяло, которое ещё несколько часов назад обнимало тебя, и заполняла мысли воссозданием твоего образа, складывая его по крупицам, будто подсознательно надеясь сделать его осязаемым. Твой голос, когда ты только проснулся, твой голос, отдающийся эхом в телефоне и заставляющий меня замирать от осознания расстояния между нами, твой голос, когда ты чеканишь стандартные фразы, если я звоню не вовремя, твой голос, когда ты шепчешь моё имя во мраке, твой смех. Твои шершавые ладони. Не мягкие, не нежные, а даже немного грубые. И каждый раз, когда ты обнимаешь меня, - я беспрекословно подаюсь ближе, словно боясь, что ты можешь прижать меня силой. Я не сопротивляюсь, и я всё равно чувствую, как от малейшего прикосновения меня так же бросает в дрожь. Но это ощущение того, что ты рядом, ты снова со мною, хотя бы на миг, на несколько минут, - без него уже слишком трудно представить мой день, без тебя в нём трудно думать о чём-то другом, кроме как о тебе же. Говорят, противоположности притягиваются, но так вышло, что мы оба – минусы. Твой внутренний холод, моя напускная холодность, - этот лёд можно растопить лишь на недолгие мгновения ночью, но потом всё безжалостно холодеет снова. Наши минусы посылают к чертям все законы математики, потому что даже вместе мы не составляем ничего положительного. И ты позволял мне любить себя, и я позволяла себе делать вид, что меня абсолютно устраивают такие отношения. Но каждый раз, когда за тобой закрывалась дверь, я садилась на пол, прислоняясь к ней спиной. И закрывая глаза, натягивая рукава кофты до кончиков вмиг оледеневших пальцев, я иногда до боли в затылке откидывала голову назад, словно пытаясь выбить из себя эту сумасшедшую, больную привязанность. Ты оставлял меня брошенным щенком, ты возвращался хозяином, - но всё то, что я переживала в промежутке между звуком твоих удаляющихся шагов и поворачивающимся в замке ключом, - это постепенно начинало разъедать все мои раны. Все мои ссадины, все мои синяки перестали заживать, и то, как я грызла саму себя изнутри, изгрызая губы до крови, не могла перекрыть даже физическая боль. Я была такой сильной, я всегда оставалась собой, но любовь к тебе превращала меня в человека, который больше не мог отвечать за себя независимо от тебя. Вскоре, знаешь, меня просто не из чего было собирать. Да и тебе, кажется, делать этого и не хотелось. Отпуская тебя, я отрывала от себя слишком многое, я вырывала из себя всё то, что ты успел занять, а это оказалось моей большей частью. Ты стал моей язвой, лучшим лекарством от которой могло быть только одно. Потому что я просто хотела перестать прислушиваться к любым звукам за дверью, внушая себе, что ты вернёшься. Мне просто нужно было перестать ждать тебя, звать тебя, вспоминать тебя и думать о тебе, и это могло бы получиться у меня только во сне, но я потеряла его вместе с тобой. …Хотя сон можно было вернуть. Хоть что-то вернуть себе, вернуть обратно. Глубокий, крепкий сон. Бесконечный. Сон, зовущий к одеялу, которое почти растеряло на воздух твой запах. Сон, обещающий возвратить меня к пустоте, в которой нет ни одной мысли о тебе. И перед тем, как провалиться в этот сон, я слышу тихие звуки поворачивающегося ключа, заглушаемые начавшимся за окном ливнем, - и я вдруг слабо улыбаюсь, закрывая глаза. Я думаю, что это моё сознание решило напоследок напомнить мне о тебе. Но всё это кажется таким бесполезным теперь. Все эти хлопки двери, шаги, тонущие в волокне ковра у двери спальни, - нет, нет, хватит. Ты ушёл, и я просто хочу тебя отпустить. То, что вместе с тобой я отпускаю себя, - просто так получается. Так получилось… *** Я открываю глаза, уверяя себя, что сейчас же уткнусь взглядом в потолок, и это даст мне мгновение, чтобы собраться с силами. Но я вдруг вижу прямо перед собой тебя, - и мне хочется вжаться в подушку, и я растерянно пытаюсь уловить оттенки эмоций на твоём лице, склонившимся надо мной. Ты выдыхаешь, затем резко садишься в кресло, близко придвинутое к моей кровати. Я замечаю, что твоя рука всё так же держит мою. Но я не могу позволить себе представить, что через секунду не перестану ощущать этот холод, потому что под твоим взглядом я, если бы можно было, мгновенно сгорела бы сейчас заживо. - Как ты себя чувствуешь? – я слышу твой голос, но не сразу понимаю вопроса, потому что спустя только пару секунд осознаю, что в произнесённых тобою словах нет злобы или ярости. Я киваю, не зная, как отвечать, не находя ни одного честного ответа, ни одного ответа вообще. - Ты идиотка, - ты продолжаешь смотреть на меня в упор, но твой голос звучит ещё тише. Так, словно только я должна это слышать. И мне вдруг становится страшно, что ты замолчишь. - Ты просто…, - ты сжимаешь губы. Ты отводишь взгляд. И мне хочется приглядеться, мне хочется понять, что происходит, и почему я в тебе совсем не узнаю тебя. Почему я не могу прочесть это выражение твоего лица? - Надо было тебе со мной расстаться, - слетает с моих губ прежде, чем я могу обдумать эту фразу. Мои пальцы дрожат в твоей руке, и я готовлю себя к тому, что ты оттолкнёшь меня сейчас. Мне никого не хочется благодарить за то, что я почему-то проснулась. В палате гремит тишина, мне кажется, ты хочешь выжечь во мне дыру, где-то в той области, где раньше было моё сердце. Я ничего не чувствую, кроме прохлады на своей руке. - Не надо было мне уходить…, - и я понимаю, что слышу беспокойство. Это слово будто бы бьёт мне в голову, так, что я невольно чуть морщусь от неожиданности. Что-то дрогнуло в твоём лице. Ты вдруг сжимаешь мою руку крепче. - Ты не обязан был возвращаться, - мне хочется, чтобы мой голос звучал твёрдо. Мне кажется, что-то внезапно изменилось, но я не готова совсем к этим изменениям, потому что никогда не верила в их возможность. Никогда ещё, кажется, ты так на меня не смотрел. Ты придвигаешься ещё ближе, - и я улавливаю тот самый тонкий запах, - запах прохлады, чего-то сладкого, запах моря, - тот запах, который ты всегда носил на себе, снова наполняет воздух собой. - Если когда-нибудь тебе взбредёт в голову это повторить… Только не смей, слышишь меня, сумасшедшая?! – твоя ладонь ложится мне на щёку, она тёплая и почему-то мягкая. - … Но если всё же когда-нибудь ты сделаешь что-то подобное снова… , - ты на миг сжимаешь губы, словно пытаясь отогнать саму мысль о том, что можешь опять потерять меня, и это кажется мне поразительно странным. - …Я хочу быть тем человеком, которого ты увидишь, проснувшись, - что-то будто бы отражается в твоих глазах, и внутри меня начинает разливаться давно забытая мною волна. - Я всегда буду человеком, которого ты будешь видеть рядом. Волна чего-то, что когда-то раньше я называла нежностью. Ты наклоняешься и обнимаешь меня так, как я и не мечтала, чтобы ты обнял. И я не могу понять, почему всё так, может, я всё ещё сплю. Но я отчётливо слышу, как в моих волосах тонет твой голос, тихо сбиваясь, произносящий: «Прости, прости меня, прости…». Я не хочу, чтобы кончался дождь за окном, я не хочу, чтобы твои руки отпускали меня. От этого сна я не хочу просыпаться.