Святой исток

      Антрацитово-черные шины с тихим шуршанием неслись по разбитой дороге. Каждая из них, возможно, не стала бы сопровождать своих товарок и этим тихим сентябрьским днем выбрала иной путь, но резиновые окружности были надеты на сверкающие литые диски и все вместе несли вперед громаду черного внедорожника. «Землепроходец» мчался мимо тучных полей ячменя и ржи, мимо небольших рощиц, огибая внушительные ямы на дороге, а кое-где из-за них вынужденно замедляя свой стремительный бег. Все разгоны и торможения автомобиля были невероятно плавными, однако вперед он двигался неумолимо и безостановочно, словно достигнуть цели своего путешествия для пассажиров черного «крейсера» означало решить вопрос жизни и смерти не в пользу последней.       Внутри сухопутного корабля среднерусских равнин сидело четверо. Угрюмый мужчина за рулем, не отрываясь, следил за стелющейся под колеса полосой дороги. Напряженный, будто натянутая до предела тетива, он лишь изредка кивал сидящей справа пожилой, однако молодящейся женщине, когда та предупреждала его об заторе впереди или приближении скорого поворота. В свою очередь его мать, а женщина на штурманском месте была матерью водителя «землепроходца», то и дело озабоченно поглядывала на сына. Тот хоть и смотрел только на дорогу, но вот мыслями явно пребывал где-то далеко, по всей видимости, у конечной цели их путешествия. Об этом говорили и рассеивающийся поминутно взгляд, и движения рук, чисто рефлекторные движения водителя с многолетним стажем, и даже поникшие стрелки усов, обычно залихватски подкрученных. И так весьма резкие черты лица мужчины в последние недели обострились еще больше, так что восковой почти безэмоциональный лик теперь казался вырубленным топором, причем рукой не слишком умелого подмастерья.       Женщина напротив, не утратила въевшейся за годы привычки выглядеть прекрасно, невзирая на возраст, настроение и погоду. Прическа и макияж, одежда и маникюр, немногочисленные, но со вкусом подобранные украшения просто кричали о наличии внутри этой молодящейся особы некоего эталона, попрать который для нее было бы просто немыслимо. Но особенно в этом образе светской, если не львицы, то уже тигрицы точно, выделялись глаза. Живые и теплые, они излучали тот особенный свет, свойственный почти что исключительно матерям, не только безумно любящим своих детей и их семьи, но и облеченных достаточной мудростью, чтобы уместно проявлять свою любовь и заботу. Гармония чувственного и разумного позволяла ей принимать достаточное участие в жизни сына, а порой и радовать его небольшими достижениями, ко взаимному удовольствию обоих. Вот и сейчас, будто в пример такого маленького подвига, женщина внимательно отслеживала их путь по новомодному навигатору, разобраться с которым перешагнувшей полувековой рубеж леди было явно непросто. Когда же гладь черного полотна под колесами «крейсера» выпрямлялась до горизонта, женщина оборачивалась к двум пассажиркам на заднем сидении и беспокойно поглядывала на одну из них.       Собственно именно эта молодая и некогда ослепительно прекрасная девушка была причиной, по которой черный внедорожник рассекал просторы нижегородской области. С закрытыми глазами она полулежала в кресле, напоминающем большое детское, ибо ростом и комплекцией не слишком превосходила ребенка. Однако на лице пассажирки не было и следа девичьей радости и беззаботности. Покрытая жестким ежиком едва появившихся волос голова, и сокрытая розовой, явно великоватой пижамой небольшая грудь делали ее похожей на мальчика. Накрашенные губы резко выделялись на бледном какой-то неестественной бледностью сильно осунувшемся лице. Сильнее них внимание притягивали только резко очерченные высокие скулы и глубокие впадины у невероятного милого и аккуратного носика, не потерявшего своего изящества даже в эту тяжелую годину жизни хозяйки. Длинные ресницы закрытых глаз также, казалось, стали более выразительными, благодаря искусству неизвестного визажиста, однако, приглядевшись, можно было заметить, что на них нет ни грамма туши, что, несомненно, составляло предмет жгучей зависти подруг дремлющей пассажирки. Впрочем, ей никогда не было дела до их вздохов. А сейчас тем более.       Страшная, неизвестная, неизлечимая никакими,даже самыми лучшими средствами болезнь подтачивала нутро девушки уже более года! Не проявляясь сильными болями или очевидными внешними признаками, недуг пил ее силы ежедневно и еженощно. Слабость, все усиливающаяся страшная слабость стала постоянным спутником молодой прелестницы. Через несколько месяцев она уже с трудом могла дойти до соседнего дома. Пришлось купить палочку, вроде той, на которую опираются немощные старики, а вскоре и инвалидную коляску. Громадные дозы витаминов и имунников вроде бы обратили процесс вспять, но болезнь нанесла новый удар. Девушка стала высыхать. Мечта многих спортсменов и бодибилдеров оказалась для нее настоящим проклятием. Подкожный жир иссякал, некогда бархатно-шелковистая кожа стала сереть и натягиваться, резко очертились костные выступы на коленях, локтях, тазу и ребрах. Мышцы перестали в полной мере слушаться велений разума, девушка слегла. Начались проблемы с артериальным давлением, зрение упало сразу на несколько диоптрий за пару недель. Месячный цикл начал сбоить, а сами менструации стали сопровождаться мучительными болями. Неизвестная науке болезнь прогрессировала.       Арсенал лекарств на прикроватной тумбочке рос с пугающей быстротой. Светила медицины сменяли один другого порой по нескольку раз за месяц, но никто из них не смог даже понять, что именно творится с их пациенткой. Очередная томография показала какие-то новообразования в брюшной полости, и приговор им был суров и краток. Химиотерапия прошла невероятно успешно: в следующий раз томограф не засек ничего подозрительного, да и волос некогда юная красавица лишилась не всех. Великолепные от рождения ресницы уцелели даже под ударом мощнейших лекарств, но вот психика от них пострадала – у девушки начались галлюцинации.       Месяц спустя, докторов и академиков сменили народные знахарки, травницы и камневеды, однако ни верблюжьи испражнения, ни тайные сборы фудзиямских трав, ни фонящие как ядерный реактор минералы не оказали благотворного воздействия на болящую. Когда дом проветрили от чудовищного смрада, разведенного последним из «целителей», их место заняли белые и черные маги всех мастей, ведуны и колдуньи. Каждый из них обещал поднять девушку на ноги за какие-то пару недель, но время шло, армия чародеев всех сил и стихий колдовала, порознь и сообща, изредка переругиваясь, а результата все не было. Соседи в радиусе трех домов предпочли переехать, мелко крестясь в сторону проклятого дома, но его жильцы были полны решимости продолжать борьбу за жизнь.       Теплым летним днем усатый мужчина вывез из особняка коляску с сидящей в ней девушкой. Со стороны могло показаться что эти двое отец и дочь, однако неизвестный наблюдатель непременно ошибся бы, сделав такой вывод, исходя лишь из внешнего вида пары. Могучий рост и комплекция, закрученные усы, костюм, носимый даже в домашних условиях, делали молодого, в общем-то, мужчину значительно старше. Напротив, его возлюбленную и раньше легко можно было принять за несовершеннолетнюю, а уж теперь и подавно, хотя она была моложе своего избранника лишь на два года. Не имея сил даже на то, чтобы выбраться из дома, девушка, тем не менее, ежедневно выезжала на импровизированные прогулки, благодаря любимому, будущей свекрови или сестре. Только эти трое все еще сохраняли веру и надежду на исцеление от страшного недуга. Лишь они все еще боролись за жизнь вместе с ней, щедро делясь с девушкой силами и оптимизмом. - Сегодня прекрасный день! – Мужчина установил коляску на стопоры и присел на табурет рядом.       Девушка лишь слабо улыбнулась ему. Некогда она не видела в этом человеке не только будущего супруга, но даже сколь-нибудь значимую фигуру в своей жизни. Ровно до той поры, когда ее, лишившуюся за неделю работы, кавалера и немаленькой суммы денег, едва не сшиб он же на ночной дороге. Тогда наша героиня шла, куда глаза глядят, и в голове крутилась только одна мысль о нежелании больше жить. Ибо незачем. Не для кого. И надоело. Визг тормозов и серебряный воздухозаборник «землепроходца» в паре сантиметров от ее ног вернули несчастную на грешную землю. Водителем черного внедорожника оказался тот самый парень, некогда безусый и небогатый, которого она когда-то высокомерно отвергла, как «мужчину, не удовлетворяющего всем требованиям к своему спутнику жизни». С тех пор многое изменилось, кроме одного: ныне усатый и дородный предприниматель по-прежнему любил ее. Бурный двухнедельный роман яркой звездой сверкнул в жизни девушки перед тем, как ужасная болезнь настигла ее впервые. Долгие месяцы бесплодной борьбы отсеяли многих. Лишь возлюбленный и сестра остались с ней в эту самую тяжелую минуту жизни, когда, казалось, надежды больше нет. - Сегодня вечером приедет магистр Фигарков. – Как бы невзначай произнес мужчина. – Он произвел на меня впечатление разумного человека, да и послужной список его впечатляет. Магистр наверняка поможет тебе, милая! Ты снова будешь радоваться жизни, веселиться и улыбаться как прежде! - Не хочу как прежде… - Слабым голосом отозвалась его возлюбленная. – Я многое поняла за этот год. Хочу теперь по-другому. И потом тоже. Только вот будет ли у меня это «потом»… - Глупости говоришь, Лена! – Возмутился мужчина. - Конечно, будет! Магистр Фигарков… - Не верю я уже этим магистрам, колдунам, посвященным, Вадим. Не верю. Но я верю тебе, поэтому буду делать все, как скажет магистр. – Девушка попыталась улыбнуться, но растянутые губы на бескровном изможденном лице мало напоминали улыбку. – Ты ведь не бросишь меня?.. - Никогда и ни за что, любимая! Разве что сама попросишь уйти, как когда-то. – Мужчина горько усмехнулся. - Я такой дурой была… - Лена положила исхудавшую ладонь на руку возлюбленного. – Мастер-классы, лекции, поклонники, развитие. Каким это все кажется сейчас примитивным! И мужчины. Они особенно. Пустые речи, внешний лоск. А внутри гниль и пустота, которую ничем не заполнишь. Потому что сами не хотят ничего! А ты хочешь и хотел, только вот я этого не понимала. Знаешь, сегодня я так ярко ощутила как сильно люблю тебя! – Девушка с трудом наклонила голову и посмотрела Вадиму в глаза. - Только сегодня?! Ничего себе! А весь последний год это что было? Не любовь получается? – Озадаченно вопросил мужчина, но в глазах играли лукавые искорки. - Признательность, благодарность, уважение, восхищение, да и любовь, наверное, но… Не такая яркая что ли. Другая. Не знаю как объяснить. Но сейчас могу сказать только что люблю – безумно, страстно, невероятно! – Обрамленные великолепными ресницами глаза сияли. - Мда? А за что? – Хитро прищурился Вадим. – Раньше ведь не любила! - А ты меня за что? – Вопросом на вопрос ответила Лена. – Вон со мной сколько проблем сейчас, да еще и неизвестно чем… - Договорить ей не дал мужской палец, прижавшийся плотно к губам. - Известно. Мы поженимся, родим кучу ребятишек, и будем жить долго и счастливо! Все будет хорошо, верь мне! – В словах Вадима было столько силы, что девушка не стала спорить и лишь кивнула. – А любят не за что-то. Просто любят. Хотят любить и любят. Все просто, милая! - Да… Я тоже не знаю за что. Просто сегодня поняла, что действительно люблю. И сколь мне не было бы суждено провести еще времени тут, я хочу прожить его с тобой! Поцелуй меня, пожалуйста… - Попросила она, понимая, что сил дотянуться до любимых губ самой у нее не хватит.       Однако только эти двое слились в одном из самых нежных и волшебных поцелуев в их жизни, как у калитки призывно зазвонил колокольчик. Нехотя оторвавшись от губ Лены, Вадим поднялся с табурета и пошел открывать. Несмотря на достаток, мужчина считал неуместным держать дома прислугу, тем более что сестра любимой, Валя, и его мать Надежда Васильевна и так делали всю домашнюю работу, а в саду он и сам любил повозиться. Не успел Вадим дойти до калитки, как колокольчик зазвонил снова. - Иду я, иду! – Деланно возмущаясь, проворчал он. – Добрый день! – Автоматически произнес он, отворяя кованую решетку с цветным стеклянным узором.       На пороге стоял старичок, к которому более всего подошло бы определение «благообразный». Летняя белая кепочка на голове, поношенная, но чистая и опрятная рубаха, штаны, некогда видимо синие, а теперь ставшие небесно-голубыми от многочисленных стирок. Доброе улыбающееся лицо и смеющиеся глаза, нос картошкой, густая белая борода, усы и бакенбарды, слегка сгорбленный, он смотрела на мужчину снизу вверх немного просительно и заискивающе. - Сынок, у тебя не найдется покушать чего? Я б тебе помог с чем в саду или доме, коль позволишь! Не дармоед дед Василь-то, ты не думай! А кушать нечего, пенсии даже на еду не хватает! – Затараторил он. - Не нужно ничего делать, дедушка. Вы пройдите в сад, присядьте, сейчас мы вынесем вам поесть, не беспокойтесь! – Мужчина посторонился и сделал приглашающий жест. – Вон летняя столовая. – Показал он недоверчиво сделавшему пару шагов старичку на увитую виноградом беседку. - Мы сами тут едим в хорошую погоду. Присаживайтесь, я попрошу маму вас покормить! - Ох, сынок! Спасибо тебе! Дай Господь здоровья тебе, доброму такому! Пожалел деда-то! – Старичок проворно засеменил к беседке, но остановился как вкопанный, увидев девушку в инвалидной коляске. - Здравствуйте! – Преувеличенно бодрым голосом произнесла Лена. – Я немного не здорова, не обращайте внимания! - Да-да! Проходите, присаживайтесь! - Немного смущенно повторил Вадим. – Мама! Крикнул он уже громко, благо окно на кухне было открыто. - Да где же немного-то, дочка! – Старичок присел на краешек лаковой скамьи. – Вон бледная какая, и без волос почти. Что с тобой приключилось-то, милая? – Участливо поинтересовался он. - Сами не знаем, дедушка. Врачи руками разводят, здоров, мол, человек и все тут. Анализы все в норме, обследования. Нашли в животе что-то, так мы это сразу вытравили, оттого и волос у нее нет пока. А что с главной напастью делать,толком и не знаем… - Ответил за возлюбленную Вадим.       Тем временем, Надежда Васильевна вынесла в сад поднос с тарелкой дымящегося супа, вторым и кружкой компота, и старичок с аппетитом принялся за еду. Лена прикрыла глаза и задремала, откинувшись на спинку кресла. Мужчина о чем-то поговорил с матерью около открытого кухонного окна, а потом вернулся к почти закончившему трапезу деду Василю. - Вы простите, у нас особо нечего дать вам с собой, вечером хотел съездить за продуктами. Вы вот денег возьмите, сами купите, чего душа попросит! - С этими словами Вадим протянул старичку две голубенькие купюры. - Ты что, сынок! Много это! Ты что! – Вновь затараторил дед, но мужчина властно прервал его. - Не много! Возьмите, пожалуйста! Я не могу с помощью денег вылечить любимую, но вам они пригодятся! Я не хочу, чтобы люди голодали! – Твердо произнес он.       Трясущимися от волнения руками старичок взял протянутые ему тысячи, свернул в несколько раз и спрятал их в нагрудный карман рубахи, а потом, все также подрагивая и будто став еще более сгорбленным, медленно побрел к калитке. - Не волнуйтесь так, дедушка! – Ободряюще сказал Вадим. – Мир не без добрых людей! Ведь если каждый будет делать добро, то всем в итоге станет лучше! Пусть чуточку, но все же!       Старичок ничего не ответил мужчине, но дойдя до калитки, обернулся и посмотрел ему прямо в глаза. - Доброе сердце у тебя, сынок, святое! Любишь ты эту девушку, вижу я. Поезжай с ней к Матушке Пресвятой Богородице в обитель ее благую, попроси от чистого сердца исцеления любимой и пронеси ее на руках вдоль земного пояска Матушки. Потом трижды окуни девушку в воды святого источника Батюшки Серафима! Если истинна ваша любовь, поможет Господь вам, и Матушка Божья поможет и батюшка Серафим! Прощай, милок! – С этими словами старичок прошел через калитку и ровным шагом двинулся прочь от особняка.       Вадим стоял как пораженный громом, лишь прокручивал в голове услышанные слова, стараясь в точности запомнить каждое! Старичок уже скрылся из виду, когда мужчина сообразил, что он не сказал, где находится упомянутая обитель. - Дедушка, а где… - Прокричал мужчина, выбежав на улицу, и осекся. В обе стороны улица была пуста!

***

- Дивеево через пять километров. – Негромко сообщила Надежда Васильевна сыну.       Тот молча кивнул, по-прежнему не сводя глаз с дороги. С заднего сидения уже минут десять доносилось ровное сопение. Сестры заснули, утомленные долгой дорогой. Валя, уронив подбородок на грудь, ровно дышала во сне, прислонившись к внушительному креслу, которое переоборудовал Вадим для Лены. Последняя была беспокойна, казалось, болезнь терзала ее даже во сне. Девушка поминутно вздрагивала и дергала шеей, будто пытаясь этими рывками сбросить нечто набросившееся нее и никак не желающее отпускать.       Пару раз на ровном прямом участке дороги сидящий за рулем "землепроходца" мужчина оборачивался назад на пару секунд и беспокойно вглядывался в закрытые глаза и напряженное лицо любимой. Той очевидно становилось все хуже, и пусть болезнь прогрессировала и в домашних условиях, но последние четыре часа пути явно стоили паре месяца пребывания в привычной обоим обстановке. Недуг однозначно грозил перевалить через ту незримую черту, из-за которой не было возврата к счастливой жизни в любви и здравии.       Места вокруг становились все более обжитыми. Покосившиеся заборы и накренившиеся крыши соседствовали с помпезными новорусскими особняками. Распаханные и неубранные еще поля сменялись луговыми угодьями, лесами и многочисленными ручейками да речушками. Низкое сентябрьское небо свинцовым пологом висело над святыми местами, заставляя нетвердые в вере сердца усомниться в их всамделишной святости. Дождя однако не было, хотя тёмные небеса грозили разразиться ливнем с минуты на минуту. - Смотри! - Внезапно воскликнула Надежда Васильевна и едва удержалась, чтобы не схватить сына за руку. На скорости более ста километров в час это действие могло стать фатальным для всех пассажиров.       Вадим бросил несколько быстрых взглядов направо. Там на небольшом участке неба через истончившийся свинцовый полог пробивались солнечные лучи! Неописуемо красивое зрелище струящегося с небес золотого покрова притягивало взгляд сильнее любого магнита. Оторваться от этого живого и наглядного воплощения победы света над мраком было неописуемо сложно и лишь могучим усилием воли мужчина заставил себя вновь сосредоточиться на дороге. "Мы победим! Обязательно победим, любимая!" - Прошептал он про себя, а вслух не сказал ничего, лишь крепче вцепился в кожаную оплетку руля.       Вскоре дома выстроились вдоль дороги сплошной чередой. Стали попадаться двух и трехэтажные строения, магазины и небольшие торговые палатки. А вдали слева уже виднелась громада желто-белой колокольни одной из целей их путешествия: Серафимо-Дивеевского ставропигиального женского монастыря.       "Крейсер" въехал на прямую как стрела Арзамасскую улицу. Скорость пришлось снизить из-за многочисленных местных жителей, совершенно беззаботно переходящих дорогу зачастую вместе с крупным и мелким рогатым скотом, совершенно не интересуясь при этом наличием на ней транспортных средств. Селяне с изумлением смотрели на угольно-черный внедорожник, видимо, являвшийся редким гостем в этих дальних краях.       Монастырь приближался. Уже можно было разглядеть не только могучую пятиярусную колокольню, но и три храма - серебристо-зеленый с серебряными же куполами, белоснежный с золотыми маковками, и третий, частично одетый в строительные леса. Увенчанные крестами шпили и купола, казалось парили над мирскими постройками, и весь монастырь даже издалека виделся легким, воздушным, словно не многотонные каменные соборы составляли его основу, а небесные чертоги сотканные из облаков и лишь ради прихожан обретшие привычный человеческому глазу облик.       Вечерело. Колокола молчали, пока что не возвещая о начале богослужения. Черный автомобиль подъехал ко въезду на территорию монастыря, сейчас закрытому шлагбаумом, и притулился на обочине под раскидистыми липами. Вадим с матерью покинули нутро "землепроходца". Мужчина открыл правую заднюю дверь машины и осторожно разбудил спящих девушек. Из вместительного багажника извлекли едва помещающуюся туда коляску, Вадим перенес Лену на ставшее привычным средство передвижения, закрыл автомобиль, и все четверо двинулись к монастырю.       Свято-Троицкий собор приветствовал московских гостей богатым убранством, горящими свечами и чрезвычайно обходительной службой безопасности. Крепкий мужчина, по-видимому, руководитель охранников, не сказав ни слова, помог Вадиму поднять по лестнице инвалидную коляску вместе с ее пассажиркой и лишь скупо кивнул в ответ на благодарность. В храме пахло свежевымытым полом, свечным воском, ладаном, но помимо обычных для православной обители запахов в воздухе витало нечто особое. Какая-то небесная благодать подлинной святости наполняла собор. Она сквозила в каждом подсвечнике, иконе, фреске, даже в табуретах, стоящих у входа в обитель. Хотелось не просто прикоснуться к ней, а слиться воедино, всем существом отдавшись на волю этой могучей и необоримой, но такой сладостной и доброй силы.       Батюшка Серафим встретил гостей почти у самого порога. Внушительных размеров икона, изображающая преподобного уже в почтенном возрасте со сгорбленной спиной и четками в руках располагалась на левой от входа колонне. Несмотря на физический недуг, взгляд святого был полон суровой, но теплой силы. Хотелось бесконечно смотреть в его глаза, будто невидимый обычным зрением свет исходил от них. Взор святого Серафима ободрял, вселял надежду и поддерживал уверенность в благополучном результате всего предприятия московских гостей. Несколько бесконечных минут мужчина и три женщины смотрели на редкий в прочих церквях образ, а потом, не сговариваясь, почти одновременно перекрестились и поклонились батюшке.       Далее группа продолжила свой путь и за колонной пристроилась к очереди, стоящей к раке с мощами дивеевского святого. Богато расшитый полог и пара громадных ваз с белоснежными цветами украшали последнее пристанище пламенного Серафима. Справа от раки висел еще один его образ, более привычный глазу. Слева стояла одна из монахинь или послушниц монастыря, вся в черных одеждах с высоким колобуком на голове. Лицо ее было ликом самой беспристрастности, пусть и принадлежало едва ли двадцатипятилетней девушке. Вадим невольно задумался, что же могло привести столь юное создание в обитель, горячая любовь к Господу или... бегство? При всей благости и служении монастырской жизни, мужчина осознавал, что уединенность и отрешенность от мира делает противостояние соблазнам света куда проще, нежели проживание в самом обычном селе или городе, и тем более в столице. Разные люди, зачастую отягощенные раздражением, унынием или похотью контактировали там друг с другом. Проявлять смирение и любовь к ним в подобных условиях было несравнимо сложнее, чем в обители света, куда те же люди приходили в смятении, желая помощи, утешения и поддержки.       Увидев девушку в инвалидной коляске, очередь молча расступились, давая проход Вадиму с его подопечной. - Иди сюда, милая. - Нежным голоском прошептала юная монахиня слева от раки. - Спасибо! Спасибо вам! Благодарю! - Вадим и Лена наперебой повторяли слова благодарности, обращаясь направо и налево. Перед самой ракой были две ступеньки. Мужчина остановил коляску возле них, и помог подняться немощной девушке. Держа Лену под руки, он почти нёс ее худенькое тельце, едва тяжелее тридцати пяти килограммов.       Последнее пристанище батюшки Серафима было накрыто стеклом, под которым покоилось синее облачение священнослужителя. Самих мощей не было видно глазу, но сила, исходящая от раки, была столь велика, что ощущалась всеми присутствующими, независимо от их чувствительности. Практически полностью положившись на руки Вадима, Лена слегка оперлась руками на стекло, и зашептала короткую молитву. Люди вокруг терпеливо ждали, не раздалось не только ни единого возгласа недовольства, но даже шепотка. Полминуты спустя, девушка приложилась губами, а затем лбом к стеклу и посмотрела на монахиню слева. - Спасибо вам! – Горячо прошептала она. На глазах Лены блестели слезы. - Батюшка поможет тебе, милая. – Сказала та, и только тут Вадим заметил, что служительнице не двадцать пять, а не менее сорока лет, а быть может и больше! Какая же сила и вера наполняли душу женщины, если всего с каких-то десяти-пятнадцати шагов ее можно было принять за юную девушку?! Это казалось невероятным!       Мужчина вновь усадил возлюбленную в каталку и отвез в сторонку от очереди к мощам преподобного, дабы не мешать остальным. Пользуясь тем, что вокруг было не так уж много людей, московские гости сделали по собору кружок, осматривая его убранство. Минут пятнадцать ушло на то, чтобы купить свечи, заказать требы о здравии и об упокоении родственников и друзей. Рядом с главным входом в храм, на той же могучей колонне, что и образ святого Серафима Саровского обнаружился лик великомученика Пантелеймона, хорошо знакомый всем новоприбывшим. У него и расположились четверо москвичей.       Постепенно храм заполнялся народом. Вечерняя служба должна была вот-вот начаться, когда сильный порыв ветра из открытых дверей одним дуновением погасил все свечи у образа святого Пантелеймона, кроме лампады. Валя, стоящая ближе всего к нему, немедленно взяла поставленную ими свечу, зажгла ее от единственного оставшегося огонька, а потом, подумав, начала возжигать и прочие потухшие свечи. В этот момент запел хор на клиросе, богослужение началось.

***

      Спустя полтора часа, инвалидная коляска катилась, подталкиваемая могучими мужскими руками вглубь территории монастыря. Сидящая в ней Лена блаженно улыбалась, на щеках девушки появился румянец, и это отметили все ее спутники. Валя целый час боролась с ветром, то и дело гасящим свечи у лика целителя Пантелеймона, но когда служба перевалила за середину, двери, наконец, закрыли и более огонь не угасал. Все без исключения получили невероятное удовольствие от службы, время пролетело совершенно незаметно. Перед выходом четверо гостей поклонились Божьей матушке, образу ее «Умиление». Лестница к лику Пресвятой Богородицы была куда больше, нежели к раке с мощами батюшки Серафима, но Вадим снова практически втащил Лену на постамент и опять они не услышали ни единого возгласа неодобрения сзади. Воистину четвертый удел Богородицы умирял любые сердца, даже самые черствые!       Уже понемногу темнело, когда четверо московских гостей приблизились к святой Канавке, небольшой речке, выкопанной самим Серафимом Саровским и сестрией монастыря. Именно вдоль ее берега наказал Вадиму однажды забредший в их дом старичок пронести любимую – семьсот семьдесят семь метров, осилить которые девушке самой было, конечно, не под силу. Остановились в самом начале вымощенной плиткой дорожки. Около десяти минут ушло, чтобы выучить короткую молитву, которую, однако, долженствовало прочесть сто пятьдесят раз при движении вдоль Канавки. Затем мужчина и двое женщин разулись, Валя сняла обувь с сестры и дала ей прихваченные из дома четки для отсчета числа произнесенных молитв. Вадим подхватил легкую девушку на руки, та обняла его одной рукой за шею, устроившись как можно надежнее и компактнее – путь предстоял небыстрый. Несколько молитв Вадим и Лена прочитали в разнобой, но потом и Валя, и Надежда Васильевна с удивлением отметили невероятный унисон, в который произносилось каждое слово, будто эти двое сейчас стали единым целым.       Мужчина медленно шел, неся любимую на руках, и читал шепотом молитвы. Девушка вторила ему. Мощеная дорога проходила под сенью фруктовых и декоративных деревьев. Ветки яблонь были столь тяжелы от плодов, что пару раз Вале пришлось даже поднимать их, чтобы дать дорогу влюбленной паре. Все края Канавки были усажены многочисленными цветами, образующими сплошной пестрый ковер, особенно красивый в лучах катящегося к горизонту солнца. Лучи дневного светила играли и на бронзовом куполе Благовещенского храма, еще не вполне достроенного, обнятого дугой святой речки.       Процессия постепенно приближалась к концу мощеной дороги. Коляска плавно катилась за шествующим Вадимом с любимой на руках. Надежда Васильевна и Валя также шептали под нос молитву, но едва слышно, чтобы не сбить с ритма идущих впереди. А те между тем уже сошли с каменного мощения набережной Канавки и столь же неспешно двинулись дальше. Сестра одной и мать другого переглянулись между собой и только через пару минут, когда пара уже приблизилась к белым стенам Преображенского собора, решились окликнуть Вадима. Тот вздрогнул, будто очнувшись от какого-то оцепенения. - Куда это вы? – Встревоженно спросила сына Надежда Васильевна. - Э... никуда. Я даже не помню, как произносил слова молитвы. Лен, а ты? – Вадим озадаченно посмотрел на девушку. Та лишь покачала головой. - Помню, как хвостик четок трижды мазнул меня по руке, значит, нужное число раз я отсчитала. – Ответила она на невысказанный вопрос. - Ну и Слава Господу! – Немедленно отозвался Вадим, усаживая Лену в коляску. – Странно, только сейчас чувствую, как устали руки! Пока нес, утомление совершенно не ощущалось! - Как будто помогал кто. – Заметила Валя. - Думаю, не как будто. – Подытожила Надежда Васильевна. - Согласен. Помогал. Я это чувствую, с тех пор как мы приблизились к Дивеево. – Вынес вердикт Вадим. – Теперь нам осталось последнее дело, друзья. Едем на источник!

***

      У церкви на берегу речушки Сатис было немноголюдно. Охранник неодобрительно посмотрел на черный внедорожник, аккуратно припарковавшийся на почти пустой стоянке. Сумерки медленно опускались на затерянное в лесу местечко у самой границы с Мордовией. Небольшой деревянный храм, казалось, парил над почти недвижимой водной гладью. Несколько небольших купален, длинная раздевалка слева, да сама церковь, таковым было нехитрое обустройство святого источника преподобного батюшки Серафима. Все постройки были деревянными, что придавало этому месту особую патриархальность и уют. От бревен, еще совсем недавно бывших деревьями, пахло смолой, и лишь немного краской, которой были покрыты все они все. Малочисленные по вечернему времени паломники с удивлением смотрели на необычную группу из трех человек и одной инвалидной коляски, которая приближалась к источнику.       Первым делом московские гости заглянули в церковь освященную во имя батюшки Серафима. Храм был открыт и пуст, хотя внутри и горели немногочисленные свечи и лампады. Прочтя несколько коротких молитв, все четверо отправились вниз, к купальням. Ждать пока одна из деревянных построек освободится не пришлось. У раздевалки стояла небольшая группа людей, да человек пять совершали омовение в заводи источника. Все пять обособленных купален пустовали, о чем говорили их приоткрытые двери. Подойдя ко второй по счёту постройке, сразу приглянувшейся всем четверым, гости с сожалением обнаружили, что всем вместе туда не поместиться. Узкое пространство едва позволяло втиснуть внутрь каталку, после чего в купальню мог войти максимум один человек. - Идите в соседнюю. Всё равно все открыты. - С некоторой досадой сказал Вадим. - Лене не осилить омовение в одиночку, а ни одной из вас не окунуться с ней. - Мы... Мы вас тут подождем. – Неуверенно ответила Надежда Васильевна. - Вы же дольше там пробудете. –Валя было хотела возразить, но быстро передумала и поддержала женщину. - Хорошо. - Кивнул Вадим.       Мать передала ему сумку с полотенцами, а мужчина не без труда вкатил коляску внутрь узкого деревянного сруба. Влажная, местами зеленоватая дверь закрылась за ним и девушкой, будто отделяя прошлое от будущего, и каким это будущее окажется, знал лишь Господь.       Изнутри купальня была весьма невзрачной. Простой деревянный пол, коротенькая лавка у стены, пара крючков для одежды. Крохотное помещение освещалось одной лишь лампадкой у образа преподобного батюшки Серафима. Икона располагалась напротив небольшой шестиступенчатой лесенки, ведущей в импровизированную купель. По сути, эта часть сруба просто нависала над заводью святого источника. Сквозь удивительно прозрачную воду было хорошо видно галечное дно. Лесенку обрамляли небольшие перила. Взглянув на них, Вадим подумал, что здесь должно быть скользко. Однако ему деревянные поручни помочь не могли, мужчина осознавал, что его руки будут заняты куда более важной ношей, поэтому спускаться придется с особенной осторожностью.       Оставшись вдвоем с возлюбленной, Вадим развернул каталку, чтобы любимой было удобнее раздеваться. Лена уже давно не стеснялась своего мужчины, и сейчас деловито принялась снимать с себя одежду. Длительное утреннее путешествие до села утомило её, зато короткое вечернее вдоль святой Канавки – наоборот подбодрило. Присутствие же на богослужении просто вселило в девушку новые силы, и сейчас, несмотря на немощь, она с невиданным давным-давно энтузиазмом стаскивала с себя шерстяную кофту. Мужчина быстро разделся до исподнего и начал помогать любимой. В неравном бою уже терпели поражение джинсы, когда Лена нагнулась и коснулась рукой воды, немного накрывавшей вторую ступеньку лесенки. - Какая холодная! - С ужасом прошептала она. - Четыре градуса. – Преувеличенно бодро отозвался Вадим. – Интересно, что почти во всех подобных источниках температура одинаковая и летом, и зимой, причем именно такая. При четырех градусах плотность воды максимальна. Считается, что она обретает особые свойства в состоянии наибольшей плотности. – Продолжал он отвлекать девушку. - А я думала, эти свойства воде придает благословение святого… - Немного разочарованно протянула девушка. - Так и есть. Наука и религия касаются одного и того же, но разными инструментами, да и подходы весьма различны. – С готовностью поддержал диалог Вадим. - Однако объекту изучения все равно. Он просто есть, также как и силы, существование которых не объяснено ни наукой, ни религией. Ведь оба подхода несовершенны, поскольку главный их инструмент люди, а им свойственно ошибаться. Так что вера имеет ничуть не меньшую силу и право на жизнь, нежели разум и логика. – Мужчина стянул с любимой последнюю деталь туалета, разделся донага сам и, выдохнув, задал риторический вопрос. – Готова? - Мне страшно. – Честно призналась Лена. – Ты удержишь меня? А если ногу сведет? - Не сведет. Я верю! – С жаром произнес Вадим, хотя внутри него все сжалось, ибо подобный вариант также проносился и в его голове. – И тебе я не дам упасть! Ты веришь мне? - Да. – Тихо ответила девушка. – И ему я верю. – Взгляд карих глаз был устремлен на лик Саровского Чудотворца. - Он служил тут совсем недалеко, в Успенской пустыни. Дух его до сих пор здесь.– Мужчина также обернулся к образу святого и перекрестился. «Батюшка Серафим, благослови!» - Пронеслось у него в голове.       Затем Вадим подошел к любимой и решительно поднял ее на руки. Лена крепко обвила его шею и прижалась всем телом к совсем не могучему торсу. Вера. Желание. Сейчас они стали одним целым. Дух и разум. Чувство и воля. Два человека, не отступившие перед лицом кошмарного врага, и сейчас готовые пойти до конца, чтобы искоренить его.       Шаг. Дощатый пол чавкнул под двойным весом на одних ногах. Другой. Вадим развернулся лицом к образу святого и вновь кинул взгляд на его суровый, но в то же время необыкновенно добрый и светлый лик. Глаза батюшки Серафима даже с этой, явно распечатанной на принтере иконы, глядели прямо и властно. Но они лучились необыкновенной любовью, всепобеждающей, чистой и безусловной, и именно это делало картинку на обычном картоне чудотворным образом!       Шаг. Первая ступенька оказалась достаточно шершавой. Второй. Следующая уже немного скользила, но слизи, вопреки опасениям не было. Ледяная вода коснулась кожи, и холод впился в нее тысячами мелких зубов. Вадим был неважнецким пловцом, да и холодостойкостью не отличался. Следовало торопиться. Один за другим мужчина сделал еще несколько шагов и замешкался только, когда вскрикнула Лена – вода коснулась ее ступней. Не теряя времени даром, Вадим быстро, как мог,спустился на предпоследнюю ступень. Холод сдавил его в своих ледяных объятиях. Лена мелко дрожала, крепко прижавшись к нему. Окунуться требовалось трижды. С головой. «Не упасть! Только бы не упасть! Устоять! Во что бы то ни стало!» - Мысли в голове мужчины кружили бешеный хоровод. - Вдох! Задержи дыхание! – Скомандовал он, и пару секунд спустя, резко присел.       Воды источника накрыли их с головой. Холод. Его царство казалось беспредельным. Сквозь прозрачную пелену был виден огонек лампады, и его свет придал мужчине сил, чтобы выпрямиться. - Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! – Скороговоркой произнес Вадим и тут же приказал. – Еще раз!       Приседание. Снова ледяные объятия. Под водой Лена судорожно вцепилась в него мертвой хваткой. Уже выпрямляясь и фокусируя болевшие от воды глаза на огне лампады, Вадим почувствовал, как лицо девушки крепко уткнулось ему в плечо. - Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! – Снова выпалил мужчина и добавил, обращаясь уже к любимой. – Последний раз, Ленусь, мы сможем!       Вниз. Святой источник принял их в третий раз, но… теперь из своих владений отпустить не пожелал! В тот момент, когда ноги Вадима согнулись до придела, сразу несколько мышц свела судорога. Мужчина покачнулся на одной ноге и застыл, достигнув шаткого равновесия.Лена дернулась на его руках – судорога скрутила и ее. Счет пошел на секунды. Вадим почувствовал, как бешено забилось от страха и холода сердце девушки.       Вверх. Надо! Грудь сдавило, словно огромными челюстями. Ледяные иглы терзали кожу как тысячи пираний. Двухпудовый груз тянул вниз.       Вверх! Неожиданно Лена чуть отстранилась от плеча мужчины и открыла глаза. Ужас волной захлестнул Вадима, когда он увидел, как мутнеет взгляд любимой, а безвольно разомкнувшиеся губы произносят: «Люблю…» Спазм сжал голову как тисками, в глазах помутнело. Образ любимой расплывался в прозрачности ледяных вод.       ВВЕРХ!!! Ужас и любовь сплелись воедино.       Воля. Сердце чудовищным усилием вытолкнуло кровь в жилы под огромным давлением.       Вера. Зрение сфокусировалось на крошечном оранжевом пятнышке, виднеющемся сквозь толщу воды.       Действие. Ноги распрямились как две могучие пружины, выбросив два тела из пучины ледяных вод!       Последним усилием, уже чувствуя, как проскальзывает от излишне резкого движения нога, Вадим забросил безвольное, казалось бы, тело любимой на мокрые доски и невольно сильно приложил ее спиной об пол. Лена закашлялась, выплевывая воду, и левой рукой успела поймать за шею уже стремительно погружающегося в воду любимого. Конечно, удержать мужчину, который был втрое тяжелее ее, девушке было не под силу, но ее рука дала Вадиму несколько мгновений, чтобы самому ухватиться за перила, а затем за пару секунд выбраться из ледяной воды источника. - Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! – На одном дыхании выпалил он, перекрестившись и поклонившись Серафиму Саровскому. – Аминь!       У ног Вадима, мелко дрожа от холода, перекрестилась Лена. Они – смогли!

***

      Ясным августовским утром жители села Дивеево нижегородской области могли наблюдать весьма редкую в их краях картину. Великолепный черный лимузин, украшенный сверху обручальными кольцами в белом букете, неторопливо ехал по Арзамасской улице в сопровождении шести автомобилей разных цветов и размеров. Сразу за лимузином ехал черный внедорожник, весьма лаконично украшенный лентами и таким же белым букетом как и его ведущий, только что без колец. Прочие машины пестрели многочисленными шарами, лентами, цветами и гирляндами всех фасонов и видов.       Достигнув перекрестка с Октябрьской улицей, лимузин притормозил, а потом вальяжно повернул налево, отвечая на приветствия немногочисленных встречных автомобилей сигналами клаксона. У ворот Серафимо-Дивеевского монастыря свадебный экипаж остановился, но шлагбаум поднялся почти тут же, после чего весь кортеж медленно въехал на территорию. Машины сопровождения начали занимать места на стоянке у кованого забора, а лимузин проехал чуть дальше и остановился лишь слева от Казанского собора. Из открывшихся дверей вышли две молодые девушки в красивых вечерних платьях и тут же убежали к высаживающимся из прочих машин гостям. Вальяжной, неторопливой походкой двинулся за юными прелестницами высокий худощавый парень, покинувший праздничный автомобиль вслед за ними.       Двери лимузина оставались открытыми. Водитель также не спешил покидать свое место. Наконец, из автомобиля вышел крупный мужчина с пышными, почти гренадерскими усами. Он был одет весьма строго: черный смокинг с блестящими лацканами, белая рубашка, черные брюки, лакированные остроносые туфли. Немного оживляла образ жениха белая роза в петлице да галстук-пластрон, концы которого были схвачены посередине бриллиантовой булавкой. Мужчина протянул руку, и помог выйти из лимузина невесте.       Миниатюрная девушка в классическом белом платье с гипюровым верхом едва доставала своему нареченному до плеча. Сложная конструкция из цветов и жемчужин плавно переходила в легчайшую воздушную фату, которая резко контрастировала с ее черными как смоль волосами, сейчас красиво вьющимися по бокам. В достаточно строгом белом букете ярко алела единственная красная роза в центре. Не обращая внимания на гостей, не решающихся подойти к молодым, пара устремила взгляд на пятиярусную колокольню монастыря, возвышающуюся над всей округой.       Почти год назад они также посещали эти места, и сейчас молча вспоминали тот судьбоносный визит. Людей, расступившихся у раки с мощами батюшки Серафима. Путь в три четверти километра, который девушка проделала на руках своего суженного. Святой источник в десятке километров отсюда, где они едва не утонули, а потом долго приходили в себя после пребывания в ледяной воде.       Болезнь начала отступать уже на следующее утро, когда их в местном крошечном отеле разбудил колокольный звон. Словно вестник новой счастливой жизни он победно несся над просторами осеннего села, и каждый удар колокольного била вселял надежду в почти отчаявшиеся сердца. Спустя пару месяцев кошмарный недуг был побежден. К новогодним дням инвалидная коляска была отправлена на чердак, где пребывала и поныне. Около полугода понадобилось девушке на восстановление сил. И как только она достаточно окрепла, влюбленные назначили дату свадьбы. Место будущего венчания даже не обсуждалось, оба чувствовали, что не могут не посетить снова то место, которое подарило счастье им обоим.       Вадим и Лена стояли и смотрели на колокольню, а по прошествии пары минут, взявшись за руки, медленно пошли к высокой арке под ней. Сохраняя дистанцию, гости двинулись следом за новобрачными.Впереди уже были хорошо различимы очертания Троицкого собора, когда над головами процессии грянули колокола. Незнакомая, но необычайно торжественная и радостная мелодия струилась с объятых золотым пламенем небес, вселяя надежду и веру в сердца людей. В сопровождении колокольного звона молодые прошли под огромной аркой и двинулись дальше, остановившись только перед лестницей, ведущей к дверям собора. Гости терпеливо ждали на небольшой площади позади.       Простояв здесь несколько секунд, Вадим и Лена вдруг обняли друг друга, коротко поцеловались, а потом, разомкнув объятия, перекрестились и поклонились храму до земли. Короткий путь наверх, несколько крестных знамений, и оба уже стояли перед образом батюшки Серафима у самого входа. Люди, как обычно во множестве стоящие тут, с улыбками расступились, а молодые неспешно подошли к иконе, после знамения поклонились и ей и приложились губами к светлому лику. В неожиданно наступившей тишине близко стоящие прихожане могли услышать тихое «благодарю», произнесенное обоими в унисон. А затем на короткий миг взгляды новобрачных и преподобного встретились. Невероятно! Сейчас в глазах батюшки Серафима, обычно суровых и строгих, была отеческая любовь, доброта и забота! Та самая любовь, которая взросла на вере и желании, привела их некогда сюда, и благодаря которой был побежден ужасный недуг.       Вадим и Лена смотрели в такие живые глаза святого, и время будто остановилось сейчас для них. Глаза блестели воспоминаниями, а по щекам медленно катились слезы. Но вот улыбки новой прекрасной жизни заиграли на их губах, а где-то снаружи снова ударили колокола. Влюблённые поклонились батюшке Серафиму еще раз, и двинулись к алтарю, где их уже ждал улыбающийся священник.