Останусь

Зайдя в маленькую, но весьма уютную для закоренелого холостяка квартиру, я невольно закашлялась от витающего в воздухе сладковато-терпкого запаха табака. -Прости,-пробурчал Лекса, помогая мне снять верхнюю одежду и ведя на небольшую светлую кухню. -Роза постаралась?-спросила я, указав на нетепичные для мужского жилища цветастые зановески в цветочек, резко контрастирующие с убранством самой кухни, в которой из мебели был только старый, дребезжащий, как трактор, холодильник, электроплитка с водруженным на нее потускневшим от времени чайником; стол, застеленный явно не новой, но опрятной клеенчатой скатертью и пара деревянных стульев с мягким сидением. Довершала великолепие холостяцкой берлоги гора немытой посуды, подпирающая кран. -Роза...-Лицо бывшего цыганского барона исказила невеселая ухмылка, мгновенно сменившаяся гримассой ненависти: -Что она, что ее обожаемый Лачо ни разу не вспомнили обо мне! Сыночек только из милости оплачивает мне эту конуру, а сам приехал сюда лишь однажды, привез сервиз и эти вот занавески-подачку от моей обожаемой сестрицы-и укатил! В этом внезапно осипшем до шепота, рвущемся от гнева голосе когда-то несгибаемого, уверенного в своем превосходстве Лексы Саппоро, грозы города Сочи, так явно слышалось отчаяние и злость, что у меня защемило сердце. Внезапно Лекса с размаху стукнул ладонью по столу, вкладывая в этот удар все накопившиеся на родных обиды, потом медленно провел рукою по лицу, и, отведя в сторону подернувшиеся легкой дымкой слез глаза, прошептал: -Знаешь, Дина, у меня ведь никого на этом свете не осталось... Все, кто когда-то был дорог, предали. -Я понимаю,-сочувственно сказала я, дабы хоть как-то поддержать разговор. Лекса молча поднялся из-за стола, наспех ополоснул одну чашку и, плеснув туда воды из чайника, положил чайный пакетик, дав кружку мне, а потом вдруг сорвался на крик, граничащий со звериным рычанием: -Что?! Что ты понимаешь, Дина?! Ты понимаешь, каково это, просыпаясь, вспоминать о тебе и, видя перед собой стены тюремной камеры, сознавать, что никогда больше тебя не увижу?! Понимаешь, каково это, слышать во сне твой голос, а проснувшись, не находить тебя рядом и сознавать, что ты с другим?! Я ошарашенно смотрела на беснующегося Лексу, с трудом улавливая суть сказанных им слов, как вдруг он подошел ко мне, рывком поставил на ноги и, схватив за плечи, начал трясти, точно тряпичную, куклу, повторяя как заведенный: -Что?! Что ты понимаешь?! Потом вдруг резко осекся и, отпустив меня, начал покрывать мои ноющие от встряски плечи градом спешных, жарких поцелуев. -Прости меня, девочка моя...Прости...-шептал он. Я хотела вырваться из его объятий, убежать, но ноги вдруг стали ватными, а внизу живота образовался тугой горячий ком, медленно разливавшийся блаженным теплом по всему телу. -Девочка моя...-шептал Лекса, ловким движением расстегивая молнию на моем платье и осыпая поцелуями спину-только мысли о тебе не дали мне сойти с ума в этой чертовой камере. Я многое осознал и понял, что люблю тебя, Дина... Платье с легким шуршанием упало к моим ногам как раз в тот момент, когда Лекса, стоявший за моей спиной, развернул меня к себе, и впился в мои губы нежным, но страстным и требовательным поцелуем. Терпкий запах перечной мяты и трубочного табака, исходивший от Лексы, кружил голову, заставляя все больше и больше распаляться и отвечать на его ласки. Внезапно цыган отстранился от меня и, коснувшись моих губ подушечками смуглых пальцев, которые я не замедлила поцеловать, подхватил меня на руки и понес в спальню, где бережно опустил на широкую, скрипучую кровать и принялся осыпать поцелуями мое тело, заставляя невольно содрогаться от блаженства...