Часть 3
17 декабря 2016 г. в 20:46
В узком переулке на окраине Бруклина тихо и темно. Одинокий покосившийся фонарь, предназначенный для того, чтобы хоть немного исправить ситуацию, и тот разбит. Три выщербленные крутые ступени, ведущие к подножию ничуть непримечательной двери, едва ли обращают на себя внимание. И только мерцающий на двери символ, видимый лишь существам, в чьих жилах течет волшебная кровь, указывает на то, что это отнюдь не так. Стоит переступить порог столь невзрачной на первый взгляд обители, как попадешь в мир, от которого захватывает дух. Расширенное заклятиями помещение, способное вместить в себя несколько сотен людей, поражает воображение.
С тихими хлопками в переулок то и дело аппарируют волшебники и волшебницы и в мгновение ока исчезают за тусклой дверью.
Тина и Куинни, как и все, быстро проскальзывают за дверь и останавливаются у большого зеркала в холле.
Куинни достает волшебную палочку и сначала взмахивает ей над сестрой, а потом уже над собой. Успевший налипнуть снег тут же тает, не оставляя после себя и капли влаги. Прически и макияж вновь идеальные.
Тина окидывает взглядом Куинни, отмечая, что она невероятно хороша в нежно-розовом платье с бахромой. А таких же пушистых белых перьев, что украсили ее головную повязку, точно не будет ни у кого на празднике.
Тина перестает рассматривать Куинни и бросает взгляд на собственное отражение. Признаться, она тоже весьма недурна. Темно-синий шелк платья скользит по тонкой фигуре, а крупная серебряная вышивка на лифе придает Тине очень женственные формы. Открытая спина и тонкие бретельки открывают изящные плечи и красивый изгиб длиной шеи. Волосы Тины уложены крупными локонами, которые так старательно наколдовывала Куинни, а серебристая повязка в тон вышивки на платье прекрасно сочетается с темным оттенком волос.
— Ой, как же мне не терпится! — Нетерпеливая Куинни хватает Тину за руку и ведет в главный зал.
Голоса, заливистый смех, и пока еще негромкие звуки музыки сливаются в равномерный приятный гул.
— В этот раз Пиквери превзошла себя, — не может сдержать восторга Куинни, во все глаза рассматривая помещение.
Тина согласно кивает. Во всем этом великолепии явственно видна рука Президента. Драпировка и ленты, пушистые елки и разноцветные огни. Под высокими сводами потолка кружат снежинки, которые тают, так и не успев упасть на чью-нибудь макушку. Освещением служит огромная люстра из стекла, опасно нависающая в самом центре, и круглые стеклянные сферы, с заточенным в них голубоватым волшебным огнем, парящие в воздухе.
Тина и Куинни успевают занять неплохой столик недалеко от сцены. С этой точки можно без проблем обозревать почти весь зал. По правую сторону на приличном расстоянии ото всех, возвышается драпированный тканью стол, предназначенный для главных лиц МАКУСА и почетных гостей мадам Президента. На стене позади стола изображен символ МАКУСА, посеребренный искусственным снегом. В центре, на стуле с треугольной спинкой, больше напоминающем золоченный трон, восседает сама Серафина Пиквери. Ее наряд экстравагантен и неповторим. Впрочем, как и всегда. Золотые одежды, и в тон им тюрбан, инкрустированный переливающимися камнями, приятно гармонируют с ее смуглой кожей.
Место по правую руку от президента пустует.
Не то чтобы Тина была сильно разочарована этим фактом, просто отмечает для себя, что Грейвз не пришел, испытывая едва уловимое чувство досады, которому не спешит придавать значения.
Когда девушки полностью располагаются за столом, по воздуху проплывает круглый поднос, на котором громоздятся высокие прозрачные бокалы, наполненные разноцветным пуншем. Куинни выбирает ярко-пурпурный напиток, а Тина голубой.
— Мерлин, я буду танцевать до упаду! — веселиться Куинни и поднимает бокал с пуншем. — За то, чтобы этот вечер никогда не кончался!
Тина улыбается и ответно поднимает свой бокал.
Эльфы-домовики уже вовсю разносят разнообразные угощения и закуски, а зал почти до отказа заполняется сотрудниками МАКУСА.
— Дамы, вы позволите?
К их столику подходят трое волшебников. Торнтон из отдела магического спорта — высокий и рослый молодой мужчина, с ярко-синими глазами и густыми светлыми волосами, стянутыми в хвост черной лентой. Харлан — остроносый, напоминающий хищную птицу, волшебник из отдела по связям с общественностью. И последний, самый молодой из них — Дакс. Тина лучше остальных знает его. Младший аврор, только недавно поступивший на службу. Будучи совсем юным, он пытался казаться старше и отращивал бороду, что ничуть его не портило, но старше от этого он не выглядел. А еще он засматривался на Куинни, впрочем, как и Торнтон. Насчет Харлана Тина не была уверена.
— О, конечно, если моя сестра не против, — обворожительно улыбается Куинни, кинув на Тину вопросительный взгляд.
На каждой вечеринке сестры Голдштейн оказывались окружены молодыми и не очень мужчинами. В основном их манила Куинни, но и Тина не оставалась без внимания.
— Конечно, — рассеяно кивает Тина, чуть отодвигаясь на стуле, чтобы освободить больше места.
Широкоплечий Торнтон опускается на стул рядом с ней, и закрывает своими внушительными габаритами обзор. Теперь Тина видит лишь край стола начальства, да плечо одного из почетных гостей Пиквери.
Мадам Президент величественно поднимается со своего места, и все замолкают, а музыка затихает. Хорошо поставленным голосом она произносит поздравительную речь и поднимает свой бокал, салютуя всем собравшимся. В этот момент часы пробивают полночь, и празднование начинается в полную силу.
После второго бокала пунша щеки Тины розовеют, а вечер становится менее пресным, несмотря на скучные, по ее мнению, разговоры за их столом.
***
Тина вполуха слушает, о чем болтают джентльмены, и едва сдерживает презрительную улыбку. Все о себе, какие они храбрые, сильные, какие блестящие перспективы открыты перед ними. Неприкрытое хвастовство и бравада, чтобы обратить на свою персону побольше внимание. — Грейвз объявился, — внезапно прерывает череду саморекламы Харлан и указывает головой на стол начальников. Тина вздрагивает и немного отодвигается назад, чтобы выглянуть из-за плеч Торнтона. На Грейвзе черный смокинг с шелковыми заостренными лацканами, рубашка белее снега, кружащегося над головой, пояс-кушак и черная бабочка. Безупречный выбор. Он по очереди пожимает руки мужчинам и учтиво кивает женщинам за столом. Пиквери довольно улыбается. — Я слышал, что накануне Пиквери была вне себя, — словоохотливый Харлан радостно делится сплетнями. — И виной тому — Грейвз. Тина и Куинни переглядываются и обе подаются к нему, чтобы лучше расслышать. — Да? И отчего же? — не скрывая интереса, спрашивает Куинни. Харлан, смекнув, что наконец-то он, а не красавец Торнтон, в центре внимания, охотно продолжает: — Говорят, она попыталась зайти к нему в кабинет, что-то срочное ей там понадобилось, какие-то важные бумаги, но не смогла пройти через наложенные чары. А дело было ух какое срочное, прямо-таки неотложное! Сам Грейвз появился только к вечеру, и к тому времени Пиквери уже рвала и метала! — Но там же опознаватель личности, почему он ее не узнал! — восклицает Тина, но тут же прикусывает язык, когда ловит на себе удивленные взгляды. — Ну да, опознаватель. Только он заточен на то, чтобы никого не впускать. Никто, понимаешь, никто не может войти к нему! Голос над дверью постоянно твердит: «Доступ запрещен, доступ запрещен». Хоть ты тресни! Тина прикладывается к своему бокалу, чтобы не сболтнуть лишнего. С виду она сама невозмутимость и равнодушие, но внутри нее ураган из вопросов без ответов. Ну как же так? Она ведь без проблем вошла к нему! И доступ был разрешен. Неужели она единственная, кого Грейвз внес в «белый список»? Абсурд просто! Но Тина не успевает как следует обдумать эту мысль и найти тысячу и одну причину, чтобы убедить себя, что это ровным счетом ничего не значит, потому что Харлан не успокаивается: — Странный тип, этот Грейвз. Он всегда был параноиком, а теперь, видимо, совсем слетел с катушек. Тина поджимает губы, но ничего не говорит. — Просто он осторожен. К тому же, в его кабинете наверняка хранится множество секретных вещей, — встает на защиту начальника Куинни, улавливая недовольство сестры. — Будь он осторожным, не попался бы в лапы к Гриндевальду, — с плохо скрываемым злорадством выдает Харлан, явно довольный собой. Торнтон радостно кивает, соглашаясь с ним. Дакс молчит, пока еще стесняясь столь откровенно обсуждать начальство. Тина хмыкает. На языке вертится множество язвительных ответов, которые заставят Харлана пожалеть, что он вообще заговорил об этом. Да Харлан даже взгляда Гриндевальда не переживет, впрочем, как и силач Торнтон. Да что они вообще могут понимать? Сидят в тепле и уюте и в ус не дуют, и ничего не знают о настоящей опасности, когда смерть буквально дышит тебе в спину. — Харлан, а ты, разумеется, сумел бы совладать с Гриндевальдом? — А при чем тут я? — ощетинивается Харлан, бросая недовольный взгляд сначала на Тину, а потом опять на Грейвза. — Я не начальник департамента. — И никогда бы им не стал, — пожимает плечами Тина. Харлан набирает в грудь воздуха, готовый что-то выпалить, но его опережает звонкий голосок Куинни: — Ой, мальчики! Это моя любимая песня! Кто со мной потанцует? Со мной и Тиной. Куинни подмигивает Тине, полностью соглашаясь с ее мыслями, а потом уводит всех танцевать. У Тины нет причин злиться на Харлана. Ну кто не наговаривал на своих начальников? Все, так или иначе, грешат этим. И едкие замечания Харлана, скорее всего, вызваны банальной завистью к более успешному представителю своего пола. Вот только почему это так задело саму Тину?***
Они пили и танцевали, танцевали и пили. Но Тина все же старалась не налегать на пунш и оставалась, пожалуй, одной из немногих, кто все еще был достаточно трезв. Ради приличия она танцует с Даксом, Торнтоном и даже Харланом. Но делает все это механически, в то время как Куинни явно наслаждается процессом. Вскоре Тине надоедает и после очередного танца она решает отлучиться в уборную. В уборной она брызгает на разгоряченные щеки холодную воду, поправляет прическу и чуть съехавшее украшение на голове. Когда она выходит, то ее перехватывает совсем уж захмелевший Дакс. — На втором этаже что-то случилось! — возбужденно и нервно говорит он. — Какой-то ужас, шум, треск, вой! — Тихо, Дакс, — строго говорит Тина. — Изъясняйся более четко. — Есть, — Дакс кивает. — На втором этаже, первая дверь справа. Какой-то магический всплеск. К счастью, это слышали немногие и паники пока нет. А вы самая трезвая из всех присутствующих авроров! Остальные набрались под завязку, включая охрану. Только хуже сделают, если сунутся. И у меня перед глазами все двоится. — Понятно, — вздыхает Тина. Стоило только отлучится на десять минут. — Пойду проверю. Уверена, там нет ничего, о чем стоит беспокоиться. Тина оставляет Дакса и направляется в сторону ступеней, ведущих на второй этаж. По мере того, как она поднимается, звуки из главного зала становятся все тише. Толкнув первую дверь справа, Тина оказывается в небольшой комнате с круглым стеклянным потолком, похожим на купол. Сквозь плотное, но прозрачное, как слеза, стекло, видны мириады звезд, вспыхнувшие на небосводе, и полная луна, чей серебристый свет рассеивает темноту. Тина внимательно осматривается. Она не видит каких-либо разрушений и не чувствует, что здесь происходили спонтанные или спланированные всплески магии. Наоборот, в комнате очень красиво и спокойно. Множество растений, барная стойка у стены и несколько плетеных столов и стульев дают понять, что в теплое время года комната служит чем-то вроде террасы, а зимой не используется. Залюбовавшись красотой, Тина не слышит, как позади открывается дверь, и только мужской голос выводит ее из оцепенения. — Так это ты устроила здесь погром? Тина резко оборачивается, сталкиваясь с насмешливым взглядом Грейвза. — Я? Что? Вы о чем вообще? — изумленно спрашивает она, не успев сориентироваться. — Новенький по имени Дакс сказал мне, что на втором этаже какой-то погром. Я прихожу сюда и вижу тебя. Логично, что я предполагаю, что именно ты погром и устроила, — он говорит мягко и дружелюбно, но Тине все-равно как-то неспокойно. — Почему он обратился к вам? Неужели у него хватило смелости дергать по таким мелочам самого Персиваля Грейвза, а не охрану? Что-то здесь не так. Неужели западня? — Он сказал, что все уже слишком пьяны, включая охрану. — Мне он сказал то же самое. Брови Грейвза удивленно поднимаются вверх. — Интересно. Но никакого погрома, как вижу, нет? Должно быть, Дакс не рассчитал дозу веселящей воды и ему что-то почудилось. Надо впаять ему выговор. Тина согласно кивает, но сама уже знает правду. Тревога отступает. Это, разумеется, ловушка, но не от врагов. Куинни! Чертовка Куинни это подстроила! Уболтала Дакса (и как сумела-то!), а может, обманула и устроила эту западню! И на что она рассчитывает? Ох, Тина ей устроит за это. — Ну раз здесь ничего нет, то я пойду, — Тина прокашливается, после чего направляется к выходу. Что бы там Куинни не задумала, приняв на грудь пунша явно больше, чем следует, у нее ничего не выйдет. Сейчас они с Грейвзом немного посетуют на Дакса и разойдутся, пожелав друг другу приятно провести остаток ночи. — Так спешишь вернуться к компании Торнтона, Харлана и Дакса? — нарушает ход ее мыслей Грейвз. — И как только выдерживаешь все эти танцы? Даже со стороны Дакс ужасно танцует. Вот это новость! Как прекрасно он осведомлен, с кем именно Тина проводила вечер и с кем танцевала. Значит, наблюдал за их столом, а именно за ней. Тина не знает, быть ей польщенной или же насторожиться. — Да, там скучновато, — честно отвечает она. Наслаждаться тем, как мужчины, словно индюки напыщенные, пытаются привести в восторг Куинни, а она делает вид, что не считает их идиотами, весьма утомительно. — Они слишком много лишнего болтают. И да, Дакс ужасно танцует. — Тогда составь мне компанию, — непринужденно предлагает Грейвз, огибая ее и останавливаясь у барной стойки, над которой парит пара стеклянных сфер с голубым огоньком, неизвестно как оказавшихся здесь. — Я бы не отказался немного передохнуть от всего того официоза, что творится за столом Серафины. Как-то глупо отказываться и бежать сломя голову вниз, и Тина неуверенно следует за ним. Когда она оказывается у барной стойки, Грейвз учтиво отодвигает стул, предлагая ей сесть. — Что предпочитаешь? — Он ведет палочкой вдоль ряда пыльных бутылок, и они слегка подрагивают, в ожидании ее выбора. — А так можно? — наивно спрашивает Тина, озираясь по сторонам. — Арендовали ведь только первый этаж. Мне кажется, сюда никому нельзя. Грейвз улыбается и кладет на стол несколько монет. — Думается мне, Серафина арендовала здесь все до последнего кирпичика, но я оставлю на столе монеты, в счет того, что мы выпьем. Так что предпочитаешь, Тина? — Эм, огневиски. Ей кажется, что огневиски - это серьезно и внушает уважение. Бутылка из темного стекла выскальзывает из шкафа, слетает пробка, и янтарная жидкость на треть наполняет два стакана. Потом Грейвз шепчет заклинание и в стаканах появляются кубики льда. Сложившаяся ситуация щекочет нервы. Наверное, если бы Тина была совсем трезвой, то она бы не считала происходящее таким занимательным и больше смущалась, но сейчас все кажется простым и правильным. Ну и что с того, что Грейвз ее начальник? Сегодня же для всех выходной, а значит они в первую очередь просто люди, а потом уже звания и чины. Грейвз садится рядом, и Тина отмечает, что расстояние между их стульями очень уж незначительно. Она подносит свой стакан к губам и уверенным движением опрокидывает содержимое внутрь, чуть морщась после. Горло обжигает, а по всему телу распространяется приятное тепло. — Уверена, что не хочешь чего-то полегче? — спрашивает Грейвз, вновь наполняя их стаканы. Тина улыбается в ответ и отрицательно мотает головой. Она начинает ощущать невероятную легкость, будто ей и море по колено. — Виски — это серьезно, — озвучивает она свою глупую мысль, которая лишь веселит Грейвза. — Серьезно? Очень странное определение. — Почему же? — Тина чувствует прилив смелости. Ей кажется, что сейчас она может говорить все, что в голову взбредет и это не прозвучит глупо. Она разворачивается в сторону Грейвза и объясняет. — Ну сами посмотрите. Что пьют все крутые ребята? Разве они пьют цветной пунш? Пфф, едва ли! Да, он сладкий и вкусный, но совсем не крутой. А огневиски противный и горький, но закаляет характер и выглядит круто. Вот вы — крутой. И пьете огневиски. Сказав это, Тина опрокидывает второй стакан и опять морщится. Гадость. Грейвз тепло улыбается, заинтересовано окидывая ее взглядом. — Пунш я тоже люблю. Особенно черничный. — Не верю, — Тина смешно морщит нос, но потом все же улыбается в ответ. — Ну если только вы пьете его тогда, когда никто не видит. За непринужденной беседой проходит какое-то время, и Тина чувствует, что расслабилась настолько, что совсем не испытывает неловкости. Будто бы они с Грейвзом добрые друзья и им всегда есть, о чем поговорить. Тем не менее, беседа весьма поверхностна. У Тины есть множество личных вопросов к нему. Например, о доступе в его кабинет или о фото на рабочем столе. Но она не хочет спрашивать об этом сейчас, в глубине души понимая, что чувство легкости и единения между ними вызвано парами алкоголя, а не настоящей дружбой. Выпив третью порцию виски, Тина задирает голову и смотрит в звездное небо. Несколько звезд срывается по небесному полотну, а потом еще и еще. Настоящий звездопад. Тина отстраненно думает, что в Нью-Йорке такого не бывает и купол в комнате заколдован. — Загадывай желание, Голдштейн, — Грейвз тоже смотрит вверх. Желание? Ну ладно. Тина прикрывает веки и загадывает. Пусть Куинни никогда не будет плакать. Для Тины нет ничего важнее. Когда она открывает глаза, то встречает изучающий взгляд выразительных глаз. — Тебе уже говорили, что ты превосходно выглядишь? — спрашивает Грейвз, оценивающе осматривая ее с ног до головы. — Да, — не задумываясь бросает Тина, расправляя плечи и непринужденно откидываясь на спинку стула. Она нарочно ведет себя так, словно слушать подобное для нее привычнее всего. — И не раз. Если бы не алкоголь, придающий ей храбрости и раскованности, то она бы вела себя совсем иначе. — А вам говорили, что вы всегда превосходно выглядите? — Да, — кивает он с улыбкой. — И такое бывало. Но от тебя я слышу это впервые. — Все бывает впервые, — от собственных слов ей становится жарко. Он вновь улыбается, и Тина не может отвести взгляда от его губ. Она думает, что поцеловать его сейчас - вовсе не безумная идея. От этих запретных мыслей становится так сладко, сознание совсем затуманивается. От одних лишь фантазий о его поцелуях и прикосновениях Тину прошибает крупная дрожь. Но так нельзя. Или можно? Что именно послужило толчком этому безрассудству — алкоголь, рождество или располагающая атмосфера полутемной комнаты под звездным небом — Тина и не скажет. Наверное, совокупность всего. — Мистер Грейвз, вы меня простите, но… Она не договаривает, а подается вперед и осторожно касается его губ своими. Ей кажется, что в голове разрывается добрая сотня хлопушек и все вокруг, включая остатки ее здравого смысла, засыпает цветным конфетти. Тягучая истома сковывает мысли, а по телу бегут мурашки. Но волшебство безмятежности длится каких-то пару секунд. Отчаянно бьющийся импульс здравомыслия, который может противостоять всему на свете, побеждает, и Тина в ужасе отстраняется, понимая, что натворила дел. Она даже сказать ничего не в силах, кажется, что язык прилип к небу. Вся смелость куда-то испарилась и ей становится ужасно неловко. Тина срывается с места стремительнее пули, но не успевает покинуть злосчастную комнату. Почти у двери ее останавливает сильная рука Грейвза. Он сжимает ее запястье и разворачивает к себе одним движением. Тина ойкает и отступает назад, вжимаясь лопатками в стену. Теперь точно в западне. — Все в порядке, Тина, — мягко говорит он и кажется Тине еще красивее, чем обычно. — Ты не сделала ничего плохого. — Куинни там одна, — выдавливает из себя девушка, считая, что это очень достойная причина для побега. А вовсе не стыд, от которого горят уши. — Едва ли она проводит этот вечер в одиночестве, — с иронией замечает Грейвз, делая шаг вперед. Тина еще сильнее вжимается в стену, словно хочет просочиться сквозь нее. Грейвз оказывается совсем близко, Тина чувствует жар его тела и понимает, что бежать некуда. Они что с ума сошли? У них нет причин делать такие вещи! Это не задание и не вынужденная мера. А растекающееся по венам желание не считается достойной причиной. Но что-то идет не так. Основательно и давно. Грейвз не отпускает ее. Он поднимает руку и проводит костяшками пальцев по гладкой щеке, очерчивает скулу. Тина во все глаза смотрит на него, не разбирая, чего в ней больше — предвкушения или страха. Его рука замирает, он что-то недолго обдумывает, а после, решившись, касается ее шеи кончиками пальцев. Медленно, с каким-то упоением, скользит ими вниз. Тине кажется, что кожа горит в тех местах, где он касается ее. И не только кожа, все внутри нее горит, и она боится, что не сможет потушить это пламя. Он убирает руку, и Тина думает, что вот сейчас самый подходящий момент, чтобы прекратить все это. Но Грейвз не прекращает, и Тина начинает всерьез опасаться, что его околдовали. А вместе с ним и ее саму. Но она понимает, что это не так. Здесь только они - он и она, поглотившее их желание и никакой посторонней магии. Грейвз больше не колеблется, его движения четкие и уверенные. Он крепко сжимает ее талию, наклоняется ниже и прижимается горячими губами к шее Тины. И это уже слишком. Тина судорожно выдыхает, чувствуя дрожь, пронзившую ее от пяток и до макушки. Она вскидывает руки и сжимает его плечи, комкая дорогую ткань смокинга. Его дыхание щекочет кожу, когда он на секунду отрывается от ее шеи, чтобы в следующий миг вновь припасть к ней губами. Тина пребывает на грани, ей кажется, что все это сон. Дурной, но такой сладкий сон. Она крепко зажата между разгоряченным телом мужчины и холодной стеной. Настоящая ловушка. Она всхлипывает, когда широкие ладони, оглаживают ее бока и поднимаются выше. Теперь он сжимает ее плечи, пригвождая к стене, будто она бабочка, пронзенная иглой. Наверное, самое время бить тревогу. Да, она должна. Оттолкнуть, залепить жгучую пощечину, оставить след на нахальном лице. Да как он смеет столь бесстыдно хватать ее, прижимать к стене, к себе? Это страшно неприлично. Но разве не она первая полезла целовать его? Ну что за дура… Вместо того, чтобы оттолкнуть, Тина склоняет голову к плечу, открывая еще больший доступ к собственной шее. И это полный провал. Мысленно она уже несколько раз ударила его, обозвала последними словами, повела себя достойно, а в реальности… В реальности она может лишь прерывисто дышать, когда жадные губы оставляют на ее коже горящие огнем метки. Ее чуть царапает щетина на его щеках, и от этого ощущения лишь усиливаются. Она изо всех сил кусает губу, еще сильнее сжимая его плечи. Если бы ткань рубашки и пиджака была не столь плотной, она бы исцарапала его, но даже так он должен что-то чувствовать. Его ладони, лежащие на ее плечах двигаются ниже, оглаживают руки. Невесомо, едва касаясь пальцами, а потом он с силой сжимает ее запястья, которые буквально тонут в его широком захвате. Но это не больно, скорее остро. Она разжимает пальцы, выпуская из них ткань пиджака, и Грейвз разводит ее руки в стороны, прижимая их к стене, по бокам от ее головы. Тина чувствует, как тянет внизу живота и не может поверить, что это происходит с ней. Его губы теперь на уровне ее уха, но он ничего не говорит, лишь захватает мочку губами, чуть покусывает ее. Тина больше не может сдержать стон удовольствия, который просачивается сквозь сжатые губы. Грейвз отстраняется и смотрит в затуманенные глаза Тины, продолжая удерживать ее руки. Его глаза почти черные, в них плещется неприкрытое желание обладать ею прямо сейчас. И теперь ей по-настоящему страшно. Страшно от самой себя. Потому что никогда прежде она не теряла голову настолько, что была готова буквально на все. Любопытство и жар, охватившие тело, почти сломили ее. Его близость сводит с ума, его уверенные действия вырывают из груди сдавленные стоны. Она чувствует, что внизу у нее совсем мокро. Она мечтает о том, чтобы он сжал край ее юбки, задрал ее вверх, коснулся рукой самого сокровенного места, а потом… Стоп! На этом моменте Тине кажется, что ее сунули головой в ледяную воду. Она еще не настолько пьяна и не настолько спятила, чтобы позволить себе подобное поведение. И когда его губы оказываются лишь в паре миллиметров от ее, Тина собирает остатки гордости и отворачивается. Нет, она сильнее этого. Щекой она чувствует его улыбку, а потом Грейвз ведет кончиком носа вдоль линии ее скулы, вдыхает ее запах. Тина со всей силы зажмуривается. Ее сердце бьется отчаянно и быстро, тело плавится от его близости. От досады, что она сама закончит эту волнующую пытку, сводит зубы, но Тина не может поступить иначе. — Вы слишком многое себе позволяете, — каким-то чужим голосом говорит она, освобождая руки от его захвата и упираясь ладонями в его грудь. — Возможно, — уклончиво отвечает он, пропуская сквозь пальцы прядь ее волос, выбившуюся из прически. Тина настойчиво отстраняет его от себя, и он не противится, понимая, что дама настроена серьезно. — Так нельзя. Это недопустимо, — твердо говорит она и, не дав ему даже шанса ответить, выбегает из проклятой комнаты. Выражаясь поэтично — таять в чьих-то объятиях, падать в бездну, ходить по краю, конечно, приятно, но не стоит увлекаться. И Тина, несмотря на очевидные сложности, все еще верит, что разум все же победит.***
Когда пунцовая от пережитого Тина вновь оказывается в праздничном зале, то без труда находит захмелевшую и уже пошатывающуюся Куинни. И это просто прекрасный повод, чтобы уйти. Время приближается к пяти утра, а значит никто их не остановит. — Куинни, нам пора. Она берет сестру за руку и тянет подальше от группы явно разочарованных парней. — Ну, Тина, оставайтесь, еще даже не рассвело. — Нет, — безапелляционно и решительно. — Куинни уже пьяна. Сама-то Тина из-за всего случившегося совсем протрезвела. Сейчас ей кажется, что она не выпила ни капли алкоголя. Куинни пытается опротестовать скорый уход домой, но у нее плохо получается. — Пока, мальчики, — сдается Куинни, и машет поклонникам рукой, позволяя сестре утянуть себя, под настойчивые просьбы остаться или хотя бы проводить их. — Ох, Куинни, я тебе устрою, когда ты протрезвеешь, — голос Тины буквально клокочет от ярости. У гардероба они встречают Дакса. — Я никому ничего не скажу, — перепугано уверяет он Тину, понимая, что сделал что-то не совсем правильное. — Поверь, это будет твоей главной ошибкой, если ты хотя бы заикнешься о своей лжи, — шипит она, помогая Куинни одеться. — Я знаю, что это Куинни тебя подговорила, но, Дакс, не надо делать все, что она говорит. Хоть иногда думай головой! — Ради Куинни я готов на все! Он даже грудь вперед выпячивает, отчего Тина закатывает глаза. — Ты прелесть, Дакс, — тянет Куинни с улыбкой и касается пальчиком кончика его носа. — Я помню про наше свидание в следующую пятницу, милый. Его глаза начинают светиться, и Тина готова стукнуть их обоих. Сводники недоделанные! Дакс рвется проводить их, но под суровым взглядом старшей сестры сдается. Когда они выходят на улицу, Тина решает немного пройтись, прежде чем аппарировать домой. И ей, и Куинни определенно не повредит свежий морозный воздух. Тина даже не пытается скрывать свои мысли, но Куинни читает их очень обрывочно. К тому же, Тина уверена, что наутро сестра с трудом вспомнит конец вечера. — И все-таки это сработало. А я знала, знала! — заплетающимся языком восклицает Куинни. — Приготовься к серьезному разговору, как только проспишься. — Тинни! Когда придешь на работу, первым делом ворвись в его кабинет и заяви с порога: «Мистер Грейвз, я знаю, что вы влюбились в меня, как мальчишка, и, так и быть, я снизойду до вас," — последнее предложение она говорит громче, чем следовало. - Тише ты! — шипит Тина, в миг зажав рот болтливой сестренке. — Это не смешно. Куинни хихикает в ее ладонь. По ее мнению, это очень смешно. Тина отнимает руку ото рта Куинни, берет ее под локоть и ведет за собой. — Нет, не так, — Куинни не остановить. — Вы влюбились в меня, как мальчишка, а я в вас, как девчонка. Тина, это так мило. — Помолчи, Куинни. Тина больше не желает слушать этот бред. Она крепко прижимает к себе сестру и аппарирует домой, надеясь, что у них еще остался пузырек с противопохмельным зельем.
