Справедливость

Куинни верит в справедливость закона. Она знает, что человеческая жизнь – высшая ценность, в независимости от пола, происхождения, расы и т.п. Куинни верит в то, что магический конгресс Америки действует во благо всего общества. То, что благостно, то справедливо. С этой верой она просыпается каждое утро, готовит завтрак для двоих и улыбается. Голдштейн живет с вечно светящимся от радости лицом, потому что так её научили в детстве. Чтобы ни случилось – улыбайся. Даже если тебе хочется кричать от боли – стискивай зубы и улыбайся. Куинни – антипод Тины – весёлая, открытая, лёгкая на подъём и воздушная. Она шутит чаще, ко всему относится легче и никогда не злится. Она подобна зефирному десерту. И от этой сладости начинает сводить зубы. Она бережно хранит старые безделушки в шкатулке, доставшейся от матери, потому что они кажутся ей роднее, чем что-либо новое. Она не хочет и не умеет отпускать прошлое. Куинни живёт со своей памятью и, кажется, всё больше начинает заменять реальность воспоминаниями. Она каждый день опаздывает на работу ровно на двенадцать минут, которые требуются, чтобы, сделав крюк, зайти в маленькую булочную мистера Ковальски. Там всегда пахнет свежей выпечкой, сиренью и слишком знакомой бруклинской пылью. Сегодня на месте так ей знакомого владельца стоит молодой парень-помощник. Он улыбается Куинни своей белоснежной улыбкой, и она рефлекторно и совершенно неискренне отвечает тем же. Голдштейн была бы прекрасной актрисой. – Доброе утро, мисс, – окрикивает её парень из-за прилавка, – Вам как всегда? «Как всегда» – про себя повторяет Куинни, и эта фраза описывает всю её жизнь последние пару месяцев. Словно в зацикленном лабиринте, она автоматически выполняет будничные действия, следуя намеченному плану. Куинни думает, что если она отступит от привычного алгоритма, то вся её жизнь развалится на мелкие крошки, как неудавшаяся выпечка. Тина каждый вечер спрашивает, всё ли у неё в порядке. Эта прекрасная забота старшей сестры постепенно начинает нервировать Куинни. «Всё хорошо, всё отлично. Только твой магозоолог вернётся к тебе, а Якоб даже не знает моего имени», – она сжимает в руках шёлковый платок и радуется, что в их семье легилимент только один. – О, мисс в розовой шапочке, как я рад Вам, милочка! Ваш любимый Воришка только что из печи, – его голос ударяет в голову, и на мгновение Куинни забывает, как надо дышать. Гипертрофированная восприимчивость постоянно не даёт покоя. Голдштейн усмехается: «Ты даже нюхлера забыл. Он точно этого не простит». Ей до боли в груди невыносимо слышать его голос и «мисс в розовой шапочке», которое уже прочно прикрепилось к ней. В свой первый визит, Куинни не смогла произнести ни слова, поэтому Ковальски дал ей, по его мнению, забавное прозвище, уцепившись за неизменный берет. Каждый раз, читая его мысли, она пытается найти хоть малейшее воспоминание о себе. Но уже заранее знает, что ничего не выйдет. Девушка без имени, просто «милочка», ежедневно оставляющая в булочной чуть больше, чем средний покупатель – Якоб не видит в миловидной блондинке ничего особенного. Куинни знает, что он живёт с весьма заурядной девушкой не-магом, которая помогает ему в магазине, и до Голдштейн ему нет никакого дела. Впервые красота не помогает ей. Не судить по внешности – справедливо. – Рада Вас видеть, мистер Ковальски, – голос Куинни высокий и схож с щебетанием птиц, – Вам не кажется, что стоит что-то изменить в наших буднях? – девушка улыбается слишком широко и театрально, так, что Якову это кажется даже жутким. – Простите? – Ах, да не волнуйтесь Вы так. Я имела ввиду, что сегодня вместо Воришки возьму вон тех прекрасных зверьков, похожих на кошек. – Куинни указывает тоненьким пальчик на фигурки жмырей и вспоминает, что точно таких же видела у Ньюта. – Меняйте привычки? Это даже похвально. Я всё пытаюсь заняться спортом и начать бегать, но что-то не складывается. А ещё хочу научиться управлять самолётом и пролететь над Гудзоном. Якоб смеётся, а у Куинни глаза стеклянные. Ей хочется закричать: «Вспомни меня, вспомни». Но она молчит и улыбается. – Как у Вас только хватает фантазии на таких фантастических существ? – произносит она, принимая у Ковальски бумажный пакет с горячей выпечкой – Да я и сам не знаю, мисс, – мужчина опускает глаза и потирает шею. – У меня всё время такое ощущение, что я забыл что-то очень важное, а эти зверьки мне напоминают. Это как смотреть на старую игрушку – вы не помните откуда она у вас, но чувствуйте что-то родное. – Я понимаю Вас, – впервые за весь разговор лицо Куинни приобретает печальный оттенок. – Но знайте, намного хуже что-то помнить и не иметь возможности вернуть. Якоб смотрит на неё вопросительно, и она окончательно теряет всякое желание продолжать диалог. – Мне пора, мистер Ковальски. Доброго дня и до завтра! – бросает девушка уже выходя за порог булочной. Куинни каждый день мысленно повторяет, что пора прекратить себя мучить и начать покупать выпечку в другом месте или печь самой. Но отказаться от прошлого она не в состоянии. Куинни понимает, что за всё в этой жизни следует платить – это справедливо. У Куинни Голдштейн прямая спина, кукольное лицо, безграничное обаяние и удивительный дар. В обыденном понимании она прекрасна своей естественной молодой красотой. Она проходит с неизменной улыбкой по коридорам конгресса и чувствует, как мужчины оборачиваются ей вслед. Она неизменно оборачивается в ответ. Младшая Голдштейн не столь талантлива в магии, как старшая. И она компенсирует свою неумелость привлекательностью – это справедливо. У неё в кармане лежит вдвое сложенная колдография на фоне Центрального парка: она с Якобом и Тина с Ньютом – всего за несколько дней до дождя. Каждый вечер девушка смотрит на неё и не решается порвать. Чёртовы воспоминания не отпускают, разъедают внутренний миропорядок, словно кислота, оставляя безобразные шрамы. Куинни помнит, Якоб – нет. Разве это – справедливо?