Exceptions

У каждого из вас, вероятно, есть такие места, где вам хорошо не только физически, но и морально. Там, где вы отдыхаете психологически, где можете забыться и просто-напросто убежать от всех насущных проблем. Там, где время, кажется, останавливается, чтобы вы, наконец, могли спокойно подумать обо всем, что только придет в голову. Это место было для меня таковым всю жизнь, а потом что-то сломалось. Однако сейчас, спустя столько лет, я вновь прогуливаюсь по заснеженным тропинкам, чувствуя, как легко поскрипывает снег под моими ногами, и испытываю совсем непонятный, какой-то детский восторг, ни с чем не сравнимый. Если описывать всю ситуацию одним предложением, то я, наверное, самый счастливый человек на планете. Вдыхаю полной грудью, позволяя превосходному запаху хвои заполнить мои легкие, а вместе с ними и душу. Чувствую какую-то необъяснимую эйфорию, словно маленький ребенок, который ждет прихода Санты Клауса в новогоднюю ночь. Проходя по таким знакомым заснеженным тропинкам, я, наконец, замечаю маленький стадион, виднеющийся где-то вдали. Хотя, если честно, стадионом это назвать, конечно же, можно только с натяжкой. С того момента, как я была здесь в последний раз, изменения, кажется, обходили стороной это место. Лыжная трасса осталась такой же, какой и была. И, знаете, это странно, но. Я помню здесь каждый поворот, хотя практически никогда не проходила его на лыжах. Заснеженный трек уходит на несколько километров вглубь леса, поэтому, чтобы окончательно не потеряться, я предпочитаю идти именно вдоль него. В выходные дни здесь всегда была уйма народу, а потому то, что происходит здесь сейчас, в общем-то неудивительно. Уже на подходе к стадиону виднелось множество ярких курток, слышался смех детей и родителей. Люди целыми семьями приезжали на стадион, чтобы хорошо провести время, приучать своих совсем маленьких детей к спорту, да и просто подышать свежим воздухом. Дети разных возрастов с придыханием слушают установки тренера, наматывая круги по небольшому стадиону. Совсем маленькие ребята, наблюдаемые зоркими взглядами своих педагогов, которые то и дело указывали юным спортсменам на их ошибки, проходили по малому кругу. Ребята и девчонки постарше же тренировались на более длинном и сложном участке трассы, работая над техникой прохождения подъемов и спусков, не забывая при этом наслаждаться легким, но таким приятным морозцем. И вот конкретно здесь я бы быть, наверное, не хотела. Я ничего не имею против спорта в целом, но категорически не могу принять того, что это может быть смыслом жизни человека. Конечно, если у него есть хоть капелька мозгов. — Посмотри, какие они офигенные, — с придыханием произносит моя подруга Эва, нагло вытаскивая из моих ушей наушники. Показывает пальцев на проезжающих на большой скорости парней, тормозящих около маленького деревянного здания, в которое мы с ней, собственно говоря, и направляемся. Наверное, нужно прояснить? У нас в университете есть обязательное количество волонтерских часов, которые каждый из студентов обязан отработать во время учебного года, и из всех предложенных вариантов, Эва, с диким визгом и счастливыми криками, выбрала именно лыжную базу, где она бы вообще мечтала провести остаток своей жизни, только чтобы смотреть на то, как красивые мальчики передвигаются на трассе. Видимо о том, что она, скорее всего, просто будет выдавать людям ботинки и лыжи, она не подумала. Но это уже мелочи. Ах да, никогда не спорьте со своими друзьями. Вы можете проиграть, а их желания могут оказаться очень и очень странными. Но, собственно, я рада такому развитию событий. — Ты даже не видишь их лиц, — закатываю глаза, в отчаянном жесте пытаясь увидеть собственный мозг, ибо, если честно, мне ужасно надоело выслушивать все эти восторженные вопли о парнях, которым, кроме как своими мышцами, похвастаться больше и нечем. — Да брось ты, Мири! В человеке не внешность главное, — нетерпеливо отмахивается подруга, тряхнув своими белыми, как снег, волосами, и едва ли не падает, засмотревшись в спину очередному спортсмену. Вероятно, у них тренировка. — Конечно-конечно, душа ведь, — вздыхаю, стараясь придать голосу печальный оттенок. — Все, что нужно, ты ведь уже увидела, да? — старательно намекаю на то, как подруга бесстыдно засматривается на подтянутые задницы в обтягивающей форме, раз за разом пробегающие мимо нас. Девушка краснеет, но её замешательство не длится слишком долго: — Будто ты не признаешь, что у них офигенные задницы! — несколько обиженно и слишком громко произносит она, отчего один из лыжников, который, мне кажется, ещё даже младше меня, запутался в своих лыжах и едва не пробороздил трассу собственным носом. — Пожалуй, это все, чем они могут похвастаться. И я абсолютно уверена в том, что говорю. Сколько бы ни встречалось на моём пути парней, профессионально занимающихся спортом, — итог был один. Уже на третьей минуте нашего разговора в моем поникшем мозгу возникало твердое желание выброситься в окно, ибо каждый из них был… Туповатым. Да, с красивой мордашкой, красивым телом, и смотреть на таких, безусловно, приятно, но стоит им только открыть рот… и все. Они ограничены только тем, что их тревожит, только своим профилем, и очень редко, когда могут поддержать разговор на какие-то отвлечённые темы. Могу сказать прямо, мои отношения со спортсменами не заладились как-то с самого начала, но о том инциденте я, чтобы не травмировать собственную психику, промолчу. Единственное, с тех пор моё отношение к подобным людям стало резко отрицательным. А сейчас я сама иду к ним в логово. Верх моей гениальности. Кролик к удаву в гости зашел. Добро пожаловать, блин! — Ты просто не пробовала. Тебе не обязательно с ними докторскую писать, — обиженно бубнит Эва, но я её уже не особо и слушаю. Я знаю, что сейчас последует, и мне это уже неинтересно. Извините, конечно, но меня не интересует лекция о преимуществах людей, занятых спортом. По крайней мере, я с таким связываться не собиралась, в отличии от Эвы, ибо почти уверена, что она здесь именно для этого. Её право, а мне радостно только от того, что следующую неделю я проведу вблизи от дома. — Ну… наконец-то! — вскрикивает достаточно взрослый мужчина с заметными пролысинами и резко вскакивает с насиженного места. — Я уж думал искать вас. Мало ли, заблудились. Эта фраза меня почему-то только смешит. Я, как он верно заметил, особа, страдающая топографическим кретинизмом, но не в этом случае. Да и Эва, надо признать, географию в школе на «отлично» сдала. У каждого, как говорится, свои жизненные достижения. Следующие несколько минут я просто рассматривала фотографии, висящие на стенах, а Эва с видом старосты потока внимательно слушала то, о чем ей вещал этот мужчина, кажется Норберт, в чье распоряжение мы с ней и поступили. Надеюсь, она мне расскажет, хотя, я думаю, что даже моих спортивных знаний хватит на то, чтобы без труда отличить ботинки от лыж или лыжи от палок. Больше ему нас занять все одно нечем. — Мириам, — вздрагиваю, когда слышу её голос за своей спиной. — Пошли, нам туда, — счастливо улыбается Эва, показывая на одну из многочисленных дверей, тогда как я сразу повинуюсь и иду с ней туда, куда нам велено. И да, это оказывается именно то, о чем я думала в начале. Да здравствует прокат! Наш фронт работ определили достаточно просто: Эва записывает и берет деньги, а я выдаю снаряжение. Как-то несправедливо получается, что один человек отдыхает, сидя в мягком креслице, а другой мотается туда-сюда, словно быстроногая лань, но…да. Не наше это дело распоряжения начальства осуждать. Вероятно, мне стоило сделать хотя бы вид, что я его слушаю. Быть может, все было бы по-другому. И знаете, все было хорошо ровно до того момента, когда основная масса людей уже прошла, а у моей любимой подруги не появилось время для разговоров, от которых меня не могли спасти даже вездесущие наушники. И да, несложно было догадаться, что ту тему про парней она теперь закроет разве что через несколько месяцев. Если, конечно, вообще когда-нибудь закроет. — Мир, — её голос вновь настигает меня именно в тот момент, когда я всеми силами пытаюсь поставить этот раздолбанный чайник кипятиться. Господи, почему же все настолько не слава Богу-то, а? — Что? — Ну нельзя же выводы по одному ограниченному делать. Это неправильно, — добавляет подруга, проходясь по мне изучающим взглядом так, как будто впервые видит. Правильно — неправильно. Какое, святые воробьи, дело? Я свои выводы сделала, так что не надо навязывать мне свои. И если бы я могла, я бы сейчас высказала все, что лежит на душе, но нет. Это выше меня, поэтому ограничиваюсь тем, чем уже давно привыкла: — Я делаю выводы не по одному, ты просто не понимаешь, — отмахиваюсь я, присаживаясь на подоконник, в глубине души надеясь, что не получу по шее за этот невинный жест. — Они, конечно, симпатичные и все дела, — в очередной раз прерываюсь, когда в двери заваливается группа молодых людей, громко переговаривающихся друг с другом: — Да это конец просто! Лыжи вообще не едут, на спуске как стоячего все обходят! — Слышу довольно приятный голос, сейчас переливающийся нотками грубости и даже какого-то отчаяния. Слышу какой-то грохот, возможно, несчастная пара лыж полетела на пол, пострадав от гнева своего хозяина. Что ж, это только ещё больше подтверждает то, что я хотела сказать. — Но у них в голове — один сплошной вакуум. Воздух, понимаешь? Там ничего нет, просто пустота и все, — пытаюсь переорать парней, которые сейчас находятся в холле, но замечаю только странную усмешку, раз за разом мелькающую на губах подруги. — Я не скажу, что все спортсмены тупые, но ты ведь и сама знаешь, что исключения в нашем мире хоть и случаются, но вещь это редкая до невозможности. Не очень хочу продолжать этот бессмысленный диалог, но мне приходится, хотя я и прекрасно понимаю, что в данном случае наши мнения — абсолютно полярны, и ни я, ни Эва его менять явно не собираемся. — Но чем-то же тебя зацепили тогда, — торжествующе улыбается подруга, а я едва сдерживаюсь, чтобы не отправить в её адрес несколько скверненьких словечек, однозначно испортящих её настроение и нашу с ней дружбу. — Вот поэтому я и знаю! — сама не ожидаю от себя такой прыти в голосе, но меня задело. Правда задело, ведь она обещала, что больше никогда не заикнется об этом факте моей биографии. — Ты на самом деле не понимаешь, о чем говоришь, Эва! Конечно, у них в голове есть что-то, с этим не поспоришь, но это что-то раз за разом упирается в этот дурацкий спорт. У футболиста в голове нет ничего, кроме мяча, у хоккеиста — ничего, кроме шайбы. Они несколько ограниченные в своём понимании, понимаешь? Мириам хочет говорить. Мири будет говорить. Мир вывели из себя. Я не виновата. — Эх, Мири, вот если бы все наши футболисты думали только о мяче, вся страна была бы счастлива, — мечтательно протягивает Эва, проходя мимо меня, дабы достать чашки для того, чтобы к нам в руки уже попал такой нужный, а, главное, тёплый напиток. — Эва, честно, не смешно, — не знаю, откуда взялась сталь в моём голосе, но она очень даже кстати, ведь видимо по другому я объяснить уже не смогу. — Да, поняла я тебя, — отмахивается, словно от назойливой мухи, делая первый глоток ароматного чая. — Всё спортсмены у тебя ограниченные, не отличающиеся интеллектом личности. И вообще нам стоит закрыть эту тему, иначе у тебя сейчас пар из ушей повалит. Гениально, блять. Вот только можно было её и не начинать вообще. — Как я рада, что ты такая догадливая, — издевательски протягиваю в ответ на последнюю реплику, но подругу, продолжающую сверлить кого-то заинтересованным взглядом, это абсолютно не трогает. Она спокойно себе сидит, всматриваясь в кого-то за моей спиной, еле заметно кивает этой личности, но, как ни прискорбно, именно тогда, когда моё любопытство, наконец, пересиливает мою совесть, я оборачиваюсь, однако проход оказывается абсолютно пуст, если, конечно, не считать пятилетнего мальчика, рассматривающего фотографии так же, как рассматривала их я несколькими часами ранее. — Кого ты там взглядом пилила? — хитро прищуриваюсь, склонив голову набок так, как всегда делаю, когда хочу вытянуть из кого-то правду. Только вот… сегодня, видимо, не мой день: — Тебе показалось, — отрезает блондинка, возвращаясь к своему рабочему месту и разрушая устоявшуюся между нами тишину ровно в тот момент, когда заговаривает с молодой семьёй, решившей взять напрокат пару лыж для себя и своего сына. Записываю нужные размеры и ухожу обратно в кладовую, которая находится в соседнем помещении. В обычном режиме ползаю по полкам, перебирая всевозможные ботинки, с сожалением замечая, что-либо я совсем ослепла, либо детских размеров здесь точно нет. К сожалению, не могу описать вам охреневающий вид этой дружелюбной семьи, когда я, вылетая из кладовки без обуви и без лыж, только с каким-то странным выкриком «минуточку!», скрываюсь за соседними дверями, где, по прогнозам, должен находиться начальник, и уже через секунду, узнав всю нужную информацию, пробегаю в заданном направлении, где меня ожидает третья дверь за ближайшие две минуты. В нос сразу ударяет отчетливый запах мужского пота, от которого хочется спрятаться, убежать и упрыгать куда-подальше, только чтобы не чувствовать ничего подобного. Это, как не трудно догадаться, раздевалка, где разбросана и одежда, и лыжные ботинки, вероятно, являющиеся главным источником вони. Господи, как они здесь дышат? И какой придурок вообще решил перенести детские ботинки сюда? А главное, зачем? Там, в кладовке, можно ещё и слона разместить, а не только пару десятков пар маленькой обуви. Шкаф. Мне нужен большой шкаф-купе, где, вроде как, и хранится то, что я ищу. Оглядываюсь по сторонам, не сразу замечая его среди огромного количества мебели. Подхожу к створкам, открывая забитый доверху предмет этого захудалого интерьера. Взглядом блуждаю по полкам, пытаясь разглядеть нужную для себя, и именно в этот момент понимаю, что любимый закон подлости так и хочет забрать меня в свои объятия. Слишком высоко. Оглядываюсь в поисках стула, который мне бы сейчас очень пригодился, ибо прыгать здесь, однозначно, не лучшая идея, да и людей жалко, ведь одним своим прыжком я точно угрохаю всю раздевалку. И нет, я не страдаю лишним весом — я страдаю излишней неуклюжестью. — Какой достать? — слышу вкрадчивый голос позади себя и тут же вздрагиваю от неожиданности, едва устояв на ногах. — Тридцатый, — еле-еле выуживаю из себя, пытаясь успокоить собственный пульс, который сейчас точно разорвет меня изнутри. Я была бы первым человеком, который умер оттого, что ему предложили помощь. О, да. Перспективненько. А тем временем пара симпатичных ботинок для мальчика уже красовалась у меня в руках, а их доставщик смотрит на меня слишком… странно, слишком оценивающе, отчего мне снова становится не по себе. В его светлых глазах танцуют чертята, и мне почему-то кажется, что сейчас эти чертята что-то мне скажут. И мне безумно интересно узнать, что же может сорваться из уст этого твердолобого буйвола, который, я уверена, ничем не отличается от всех остальных. — Спасибо, конечно, за помощь, но я бы, вероятно, справилась и сама, — не лучший способ благодарности, но я это не контролирую. Оно само. — Да ладно тебе. У нас ведь, ограниченных спортсменов, в голове только вакуум, вот и хватает нас только на то, чтобы вещи с верхних полок доставать. На другое наша пустоголовая башка, увы, не способна. Лучше бы я не оставалась тут. Лучше бы не слышала. Знаете, вероятно, этот самовлюбленный индюк, который сейчас улыбается так, как улыбается победитель на верхней ступеньке пьедестала, всё слышал. А теперь, как и подобает лидеру, наслаждается, смотря на мой опустошенный вид. Если честно, его фраза ударила меня, словно обухом по голове, и, самое страшное, что молодой человек это прекрасно понимает. Это, говоря откровенно, достаточно трудно не заметить. Сейчас, по законам жанра, я должна покраснеть, промямлить что-то невразумительное и с поникшим видом убежать отсюда куда-подальше. Но извиняться за своё мнение — это последнее, что я собираюсь делать. Моё мнение — это часть меня, отступиться от него сейчас — изменить собственным принципам и убеждениям, а я этого делать не собираюсь. К тому же, мама всегда говорила мне, что нужно оставаться последовательной. Если уж ляпнула что-то, так держись этого до победного. Это был не самый лучший совет моей любимой мамочки, но я всё же собираюсь ему следовать. — Самокритика — это, конечно, очень хорошее дело. Но я бы на вашем месте не стала так унижаться перед незнакомыми людьми. У Вас, вероятно, полно достоинств, хотя я, если честно, полностью согласна с вашим мнением. Остапа унесло, вызывайте скорую. Собираюсь победоносно удалиться, но не тут-то было. Светлые брови собеседника взметнулись вверх, позволяя мне во всей красе увидеть его красивые, стоит признать, глаза и шикарную усмешку, озарившую его лицо во время очередного выдоха: — Почему, если спортсмен, то сразу тупой, неотесанный чурбан? — недовольно произносит он, прислоняясь спиной к створкам шкафа, и скрещивает накачанные руки на груди. Невольно сглатываю, смотря на то, как напрягаются выступающие вены на его руках, но продолжаю упрямо гнуть свою линию: — Ну ты же слышал разговор, разве нет? Можешь вытянуть от туда какие-то выводы и применить их для ответа на свой вопрос. Или… слишком сложно? — повторяю его позу настолько, насколько это вообще возможно без стены и с всунутыми в руки лыжными ботинками. Если честно, я даже не могу объяснить причину своего местоположения тут. До сих пор. — Очень смешно, — его ухмылка растет пропорционально геометрической прогрессии, и мне даже страшно подумать о том, что он там решил мне ответить. — Твоя подруга. — произносит он, делая указательный жест в сторону стены, за которой, как раз, и располагается Эва. Ебать, какой ты умный мальчик. — Что «моя подруга»? У людей есть друзья, это, как бы тебе сказать, абсолютно нормально, — произношу это тоном, сравнимым с тем, каким младенцу объясняют прописную истину, которую он стойко пропускает подобное мимо ушей, продолжая твердить свое. Где-то я слышала, что спортсмены — очень упертые люди, а спорить с ними — себе дороже, но я все же попробую. — Твоя подруга — блондинка. Но ты общаешься с ней, несмотря на все дурацкие стереотипы, которых, поверь, куда больше, чем таких же, но адресованных в наш адрес. Ну, конечно, типичное: все блондинки — недалекие создания. Слышали, знаем, встречали. — Это другое, — закатываю глаза, встречаясь с его насмешливым взглядом. Как хорошо начинался день, а. — У меня нет предубеждений, и я не мыслю стереотипами, если ты об этом. Просто так совпало. С блондинками в моей жизни стереотип не оправдался, а со спортсменами — с лихвой, поэтому я не очень жалую людей твоей, если можно так сказать, «профессии». Всё. Пора заканчивать этот цирк, пока я не решила поведать обо всем, что происходило в моей бренной жизни. Там люди ждут, если они, конечно, ещё не ушли. — Значит, ты считаешь, что сметать всех под одну гребёнку — это нормально, да? — вопрошающе-негодующий тон, и я уже чувствую себя загнанным в угол диким котенком с ошалевшими глазами. Стараюсь спокойно выдерживать зрительный контакт, пока мой мозг отчаянно генерирует ответ на его вопрос. На самом деле в моей голове сейчас сидит обезьянка, играющая на барабане. Я не в адеквате, честное слово. — Это абсолютно нормально, да. И если ты сейчас намекаешь на свою исключительность, то, прости, спешу тебя разочаровать. Ты такой же, как и все. Из этого правила нет исключений. — Неужели так сложно просто извиниться? Или тебе обязательно нужно отстаивать своё мнение, как упертому барану? — молодой человек напротив злится, но увы, я не могу ничего с собой поделать. — Я могу извиниться только за своё мнение, но какой в этом толк, если оно от этого не изменится? — констатирую очевидный факт, замечая, как трезвонит мобильник в моём кармане. Эва. И вот перед ней и той семьёй мне извиняться придется. — Рада была поговорить, но мне пора. Люди ждут, — мило улыбаюсь, стараясь пройти на выход, но не судьба, ибо практически сразу дорогу мне перегораживает огромное тело человека, который был моим собеседником несколькими минутами ранее. А дальше начинается очень странная игра, основной целью которой, видимо, объявлено выведение меня из психологического равновесия. Я делаю шаг вправо — он перегораживает проход с правой стороны, я делаю шаг влево — он смещается в ту же сторону, и после нескольких таких попыток я окончательно сдаюсь, останавливаясь, чтобы подарить ему убивающий взгляд. — А что, если исключения все-таки бывают? — ну так, словно между делом, спрашивает он, смотря на меня сверху вниз своими насмешливыми голубыми глазами. Я знаю это взгляд. Это взгляд человека, которому, твою же мать, только что бросили вызов, но я не бросала. Это не моя цель, и всякого рода споры тут излишни. — Не бывает, — твердости в голосе может позавидовать сама Королева Англии, но по-другому мне не покинуть это помещение. — А теперь дай мне уйти. Там люди ждут, — в очередной раз напоминаю, кивая на дверь и отправляя в его сторону парочку убивающих взглядов. — Значит, твоего мнения не изменить? — я даже не буду озвучивать ответ на этот вопрос, ведь, по сути, все должно быть предельно понятно и так. Наконец, обхожу его, выходя из этого поединка победителем, хотя, если задуматься, все время нашего короткого диалога я провела в глухой обороне. Бесшумно приоткрываю двери, когда об мою спину в очередной раз разбивается его самонадеянная фраза:  — Знаешь, а я все равно докажу, что нельзя судить людей так, как делаешь это ты. Любое мнение можно изменить. Я не знаю, угроза это, предупреждение или совет, но, в любом случае, все эти вещи я оставляю без ответа, тихо прикрывая за собой дверь, таким же образом закрывая едва не слетевшее «попробуй» с моих губ.