Slowplay

В кабинете Казанцева разрывался телефон, мобильный беспрестанно трезвонил, и в списке неотвеченных вызовов значилось огромное количество номеров. Вадим Юрьевич развязал галстук и залпом выпил стакан воды, набирая кому-то смс со своего личного номера, который был известен лишь узкому кругу избранных людей. Вышедшая в новом номере газеты статья о «Медведях», точнее, практически полностью посвященная второму тренеру, моментально всколыхнула интернет, так как все публикации дублировались на сайте. - Ты видишь, что происходит, Серега… Где была голова у Точилина, когда он связался с этой ш...шваброй. Это же надо, а. Макеев напряженно кусал губы, находясь в шоке от прочитанного: значит, Саша все-таки играет, не подвела интуиция. Надо было вытянуть все из него или из Березина, не допустить, чтобы ситуация зашла так далеко. - Вы думаете, он уже в курсе статьи? – Сергей все еще надеялся, что до Точилина публикация не дошла, хотя понимал – шансы невелики,. Телефон коллеги не отвечал, и Макеев изводил себя мыслями, предположениями, догадками. Отменять тренировку, разумеется, никто не собирался. Когда пришло время выходить на лед, Сергей понял, что вероятней всего Точилин сегодня не появится. Да и появится ли вообще? Казанцев, в свою очередь, продолжал игнорировать поступающие звонки, поскольку еще не проконсультировался с одним из своих помощников по связям с общественностью, как лучше отвечать на вопросы, которыми его атакуют. Статью не обсуждал разве что ленивый, никто не мог поверить, что их любимый Саня, Александр Валерьевич, серьезный, требовательный и основательный – в действительности имеет проблемы с алкоголем и зависим от карточных игр. Да и игроки «Медведей» успели обсудить в раздевалке произошедшее. Илья Березин попробовал позвонить своему агенту, но пришедший в раздевалку по просьбе Макеева ВасГен, схватил его за плечо и подтолкнул к выходу, нашептывая, что сейчас с ним будут серьезно беседовать. Он буквально втолкнул Березина в кабинет спортивного директора и сам никуда не ушел, продолжал стоять около входа. - Ну что, Илюша, мы тебя слушаем. – Макеев решил не заходить издалека. - А.. Что… Что слушаете? - Рассказывай. Что у вас за дела с Точилиным? - А… Причем тут я? - Так, Березин. Я тебе не дружок твой, перед которым ты можешь юлить и выкручиваться. Я слышал ваш разговор с Александром Валерьевичем в тренерской. Беседу вы вели про карточные игры. Вопрос повторить? - Н-не надо… Сергей Петрович… Вадим Юрьевич… Это из-за меня. - Что из-за тебя? Березин насупился и вроде бы даже шмыгнул носом. - Из-за меня Александр Валерьевич пошел играть. У меня долг был. Крупный. Мне угрожали, он узнал, я не хотел, но он… - Хватит мямлить! – прикрикнул на хоккеиста Казанцев. – Нормально рассказывай. - После того, как меня избили, мне нужно было отдать большую сумму денег. Очень большую. Почти десять моих зарплат. Ну тренер узнал это, решил помочь. Договорился с теми, кто за игры отвечает. Половину суммы я отдал, а половину отыграл Точилин. - А дальше? – подключился к разговору ВасГен. - Ну, потом все, он больше не играл. Его пытались там развести, говорили, что поперло, что еще выиграть может, а он ни в какую. - Зашибись, - выдохнул Казанцев. – Вы мне что тут устраиваете в клубе? Один проигрывает, другой за него отыгрывается. – А откуда Смольская узнала все подробности? - Я не знаю… Я рассказал об этом только своему агенту… - Илья виновато опустил голову и замолчал. Казанцев вдруг расхохотался. - Ай молодца, Михаил Борисыч… Неужели еще и к Красницкому пошел служить? Вот жук. Так, Березин, ты свободен, с тобой мы потом разбираться будем. В кабинете воцарилась тишина, даже перестали поступать звонки. - Ну что делать будем? Опровержение писать? Мол, алкоголь давно забыт, встал на путь исправления? Так все равно скандал разгорелся… Контракт с ним разрывать? - Вадим Юрьевич, - перебил спортивного директора Макеев. – Может, не будем делать поспешных выводов? Меня сейчас больше волнует вопрос, где Точилин. Он не отвечает на звонки, дома его нет. - Думаешь, сделать может с собой че? Ну он же не Касаткина, в самом деле. Взрослый мужик. Вроде глупостей натворить не должен. В это время машина Точилина на огромной скорости неслась по трассе, невзирая на предупреждающие знаки об ограничениях. Спидометр стабильно выдавал сто двадцать-сто тридцать километров в час. В висках стучало, сердцебиение отдавалось где-то в горле и ни о какой концентрации речи не шло, особенно если учитывать то обстоятельство, что перед выездом Точилин снова выпил коньяк. Впрочем, его старая знакомая, серебряная фляга, являющаяся бессменной спутницей в течение нескольких лет, валялась сейчас на переднем сидении автомобиля. Саше было плевать, остановят ли его инспекторы, справится ли он с управлением, вылетит в кювет или влетит в столб. Он себя не чувствовал. Его будто не существовало. Смольская добила его окончательно, своей отвратительной, едкой, пакостной статьей, словно со страниц желтой прессы. Перед глазами все еще мелькали строчки «несостоятельный тренер, не сумевший удержаться на посту наставника «Титана», снова вынужденный стать вторым», «будучи практически инвалидом после серьезной травмы», «поступил не по-мужски», «серьезные проблемы с алкоголем». Описывалось все, начиная от травмы колена и заканчивая пристрастием к азартным играм. Смольская высказывала сомнения в компетентности руководства «Медведей», раз они допустили к работе «эмоционально несдержанного человека». Столько всего было написано в этой статье, что Точилин понимал, от этой грязи ему теперь никогда не отмыться. Да и в «Медведях» работать ему никто не позволит… Хотя, о чем речь, после такого никто не захочет иметь с ним дела. Он ненавидел Смольскую, эту мерзавку, всей душой, если бы она была мужчиной, он бы расквасил ему лицо, выместил всю свою злобу именно таким образом. Зачем он ехал в Москву, Саша не понимал. Просто после прочитанного отключился разум. Поэтому сейчас Точилин гнал изо всех сил, раздираемый яростью, ненавистью и отвращением к этой с*ке, сломавшей ему жизнь. Лена распахнула занавески, поправила декоративную подушку, лежащую на подоконнике, и подошла к компьютеру, чтобы проверить редакционный ящик, почти сразу после включения, посыпались оповещения о новых сообщениях. Удивительно, почти семьдесят сообщений за несколько минут? Что за ерунда? Сбой системы? Смольская успела только прочитать тему входящего послания «статья сенсационная», как тут же раздалась трель дверного звонка. Один раз, затем второй, тут же третий, после чего нежданный гость начал стучать. Лена не на шутку испугалась, поплотней запахнула халатик василькового цвета и подошла к двери. Посмотрев в глазок и увидев на лестничной площадке Сашу, она, ничего не подозревая распахнула створку, и сильная мужская рука в один момент отпихнула ее в сторону. - Ты что… - Заткнись! – прорычал он, врываясь в коридор и швыряя в нее утреннюю газету. – Стерва, знала бы ты, как я ненавижу тебя!!! Лена подняла с пола свежую прессу и в один миг ее будто окатили ледяной водой. Похолодели пальцы, ступни, тело затрясло мелкой дрожью. Девушка побледнела, в ужасе читая статью, которую она начала, но так и не завершила. Завершил ее кто-то другой… Но автором все равно числилась Елена Смольская. Господи, неужели кто-то из редакции опустился до такого. Зайти в ее компьютер. Пароли были только у главного редактора… На крайний случай, ведь случается всякое. - Что молчишь?! – снова заорал Точилин, ударяя ладонью в шкаф, сбоку от Лены. – Бл*ть, сколько они тебе заплатили? Сколько ты стоишь, отвечай! - Саш, я… Я не писала этого, - она прикрыла рукой губы, дрожащие от страха и липкого гадкого чувства. – Я не знаю, кто мог… - Да хватит уже твоего вранья, слышишь меня?! – Саша схватил ее за хрупкие плечи и впечатал спиной в дверцу шкафа, а затем прошипел: - Ты обычная, продажная тв*рь. - Прекрати, Саш… - Что прекратить?! Как ты могла. Ты разрушила все! Понимаешь?! Ты разрушила меня и мою жизнь. Ты тр*халась с этим вашим редактором, сливала информацию. Откуда ты все узнала? Вместе с ним вынюхивали? - Перестань!!! – Лена не выдержала и попробовала высвободиться из плена, но безуспешно, Саша больно впивался пальцами в нежную кожу. – Хватит! Я ни в чем не виновата, я ничего не писала! - Зачем я тебе был нужен? - Точилин смотрел на нее со смесью злобы и невыразимого отчаяния. – Карьеру ты бы сделала и без этих статей. Знаешь, сколько я о тебе узнал? Шл*ха, продажная с*ка, ради достижения цели готовая лечь под любого мужика… А под меня зачем ложилась? Смольская не могла больше этого терпеть. Она слышала много разных оскорблений, от однокурсниц, от разочарованных поклонников, от завистников. Но именно от этого человека слышать такое было невыносимо больно. - Уходи, пожалуйста, - срывающимся голосом попросила Лена, но Саша ее не послушал. Вместо этого он лишь сильнее прижал ее к шкафу. - Кто еще тобой пользовался, кроме коллег? Кто? Кому еще ты продавалась? Внезапно он убрал руки, чтобы скинуть с себя куртку, и успел заметить, что на тонкой, слегка загорелой коже остались следы от его пальцев. Лена хотела использовать краткую передышку, чтобы вырваться и закрыться в комнате, но не успела. Он снова ухватил ее за предплечья и, прижав к створке, впился в губы диким, грубым поцелуем. Смольская пыталась мотать головой, извиваться, но безрезультатно, Точилин вжимался в нее, не позволяя освободиться даже на мгновение. Он кусал ее губы, причиняя боль, раздвигал их языком, а Лена лишь сильнее сжимала зубы. Когда Саша чуть отстранился, Смольская, жадно хватая ртом воздух, успела только произнести: - Саш, я прошу тебя, не надо, пожалуйста… Он вновь принялся истязать ее поцелуями, совершенно лишенными чувств, в них не было ни капли нежности. Алкоголь затуманил разум, Точилин словно находился в параллельной реальности, и главным для него было любым способом наказать эту дрянь, он вообще ничего не понимал, не думал о последствиях, перед глазами мелькали вспышки, а голова кружилась. Коленом он раздвинул Смольской ноги и одной рукой, развязав халат, сдернул его с плеч. Лену затрясло, и она поняла, что уже ничего не сможет сделать, она не может сопротивляться, совладать с мощным, крепким мужчиной, выше нее ростом, не представляется возможным. Предприняв еще пару попыток вырваться, она ощутила, как по щекам катятся соленые слезы. Мужчина, который совсем недавно дарил ей ни с чем несравнимое наслаждение, сейчас представал перед ней настоящим зверем, бесчувственным, безжалостным. Саша грубо сжимал ладонью аккуратную грудь, кусал губы, оставлял алые следы на коже, плечах, впивался зубами в ключицы. Щелкнула пряжка ремня. - Сашка… пожалуйста… Он ее не слышал. И ничего не мог с собой поделать. Ярость, отчаяние от безысходности, влияние алкоголя, собственная слабость перед обстоятельствами - все это привело к тому, что Точилин снова раздвинул коленом стройные женские ноги, и, уже не встретив сопротивления со стороны Лены, резко вошел в нее. Она вскрикнула и вонзилась ноготками в его плечи. Ноги стали ватными, Лена всхлипывала, кусая губы от ужасной боли и омерзительного унижения, которое она испытывала. Она не верила, что это происходит с ней. Не верила, что с ней это делает человек, который бережно обнимал ее, гладил по волосам, заботливо укрывал ночью покрывалом, тот, с кем она чувствовала себя в полной безопасности. Сейчас Саша тяжело дышал, находясь в ней, и не двигался. Он просто уткнулся лицом ей в шею. Его словно отрезвили ее слезы, в тот момент, когда ее ногти впились в кожу через ткань футболки, он понял, что наделал. Точилин осторожно вышел из нее, покачнулся, и отвернулся к стене. А Лена, сползла на пол и, прикрывшись халатом, молча вздрагивала от душивших ее слез. В коридоре, в полной тишине, размеренно тикали часы. Саша застегнул джинсы. Надел куртку. И перед тем, как выйти из квартиры, бросил безэмоционально: - Можешь написать заявление об изнасиловании… Когда закрылась дверь, Лена заревела. Навзрыд. Желая, чтобы внутренняя, сжигающая, уничтожающая ее боль немного отступила. И эта боль была не физической. А Точилин, спустившись во двор, пошатываясь, не видя ничего вокруг себя, бесцельно шел вперед. Споткнулся о детскую карусель, наступил на сухие ветки, зацепился курткой о торчащий из забора кусок арматуры и уперся в массивный ствол дерева. Он недвижно стоял так несколько минут, а потом начал что есть силы долбить кулаками по шершавой коре, сбивая руки в кровь. Не было боли, казалось, что тыльные стороны ладоней и костяшки пальцев лишь немного саднило, хотя на самом деле он уже содрал кожу и ужасные раны нещадно пекло. Саша все продолжал наносить удары, хотел, чтобы ему было больно, так же… Нет еще больней, во сто крат больней, чем Лене, когда он, словно пьяная скотина посмел… Черт, черт, черт! Точилин уже не чувствовал рук. Они превратились в сплошное месиво. Полнейшая дезориентация в пространстве. Саша не знал, куда ему идти и что теперь делать. Достав двумя пальцами телефон, он позвонил своему старому приятелю, который жил в Москве, и промычал в трубку что-то невразумительное о том, где он сейчас находится.