25 декабря, 2016 г.
Вашингтон, США
Сегодня в новостях обещали снегопад и предупреждали о возможной буре, но встречу в ресторане они не удосужились отменить. А если начнется метель и нас занесет в сугроб? По — любому надеются на нашу неосторожность и уже поют себе всевозможные песенки почести. Ага, он так и отдал Вам свою кампанию, просто напросто сдохнув. Не дождетесь. Он Вас и с того света будет доставать и угнетать своим присутствием. Я стояла перед высоким напольным зеркалом, то и дело разглаживая несуществующие складки на своем бежевом платье. Казалось, что за минуту после новой прически и макияжа все стерлось и смылось к чертям собачьим. То мои волосы лежали слишком неопрятно, то мне казалось, что эти убранные в французский пучок волосы выглядели слишком строго и по — учительски для такого вечера. Каблуки начали натирать ноги, хотя раньше я никогда не чувствовала себя в них несчастной, а рукава платья, доходившие до локтя, были жутко неудобными и слишком скромными. — Миссис Шварц, Вы готовы? — дверь приоткрылась, и раздался высокий нежный голос нашей домработницы. Ее непослушные каштановые пряди слегка выбивались из небрежного хвостика, но они не портили ее образ доброй и милосердной девушки. — Да, Амелия. Я сейчас спущусь. Ее глаза все еще были прикованы ко мне, и она не собиралась уходить. Я взглянула на свое отражение последний раз и полностью повернулась в сторону своей домработницы. — Ну как? Амелия сразу просияла и широко улыбнулась, протянув руку и сжав пальцы в кулак, оттопырив один палец. — Вы неотразимы, миссис! Все взгляды будут прикованы только к Вам. — я открыла рот, в надежде, что она укажет хотя бы на один изъян в моем образе, но Амелия деликатно заткнула меня. — Даже не старайтесь меня запугать, не получится. Вы достойны лучшего, миссис Шварц, поэтому даже не думайте о своих недостатках, потому что их у Вас нет. Я улыбнулась, взяв с комода маленький клатч. — Напомни — ка мне, почему я тебя все еще не уволила? Веселясь и перекидываясь незамысловатыми шуточками, мы дошли до лестницы. Амелия оставила меня одну, направившись в другой конец поместья, для наведения порядка в моей мастерской. Медленно ступая на мраморные ступени, я стала спускаться. Погрузившись в свои мысли я не заметила, что на меня кто — то смотрит. Я подняла взгляд. На меня смотрели яростные и гневные глаза Эриха, которые были полны ненависти и отвращения ко мне. На его левой щеке все еще красовался маленький порез, хотя его врач уже обрабатывала ему все вчерашние раны. Где и с кем он так попетушился — мой муж даже словом не обмолвился. Спустившись и достаточно приблизившись к нему, я осматриваю его дорогущую персону: черный смокинг сидит на нем, словно он в этом и родился, лаковые туфли настолько блестят, что глаза невольно закрываются от блеска, но несмотря на всю официальную одежду, темные волосы все же лежат в полном творческом беспорядке. Эрих надел даже галстук, хотя он его терпеть не может. Вот я и удивляюсь: его голова даже не выходит из всяких дерьмовых пресс — конференций и совещаний, но все еще не научился нормально завязывать галстук. — Одеть — то оделся, а галстук? — со смешинкой в голосе я протягиваю к нему руки и заново завязываю галстук. Рубашка даже мала, потому что пуговицы, кажется, уже трещат по швам, а первая вообще не застегнута, потому что не достает. Он окидывает меня с ног до головы и небрежно произносит: — А на что мне жена? — последнее слово Эрих бросает с таким холодом и равнодушием, что руки начинают трястись и я убираю их от его шеи. При малейшем движении я чувствую аромат его одеколона. — Верно, ни на что. В гостиную заходит еще одна служанка и информирует нас о том, что машина уже ждет. Я бросаю мимолетный взгляд на профиль своего новоиспеченного мужа и успеваю отвернуться до того, как он поворачивает свою голову в моем направлении. Взгляд серых равнодушных глаз заставляет съеживаться и отводить взгляд, пока все тело покрывается мурашками. Руки сами по себе поправляют волосы, приглаживают несуществующие складки на платье, будто его проницательные глаза смотрят только на мои недостатки. Секунду спустя, он просто отворачивается, даже не бросив никакого колкого замечания, и вальяжной походкой направляется к парадной двери. Мы едем тихо. Никто не произносит ни единого слова, а я снова и снова прокручиваю свою прошлую жизнь: она была идеальной, у меня не было никаких серьезных работ кроме школьных, даже с парнями у меня никогда не было проблем. Дружила себе со всеми, общалась, хорошо училась, но, видимо, кто — то посчитал, что мое счастье не заслужено. — Милая, пожалуйста, не истери! — мама, вся в слезах, хочет меня обнять, но я холодно отстраняюсь. Отец ходит вдоль и поперек гостиной, пока мой маленький брат играет в машинки на ковре около камина. За неделю семилетний малыш уже привык к постоянным скандалам и истерикам, поэтому на нас не обращает никакого внимания. — Мама, я все понимаю, ведь я тоже очень хочу помочь своему брату, но неужели нет никакого выхода? — Нет, мы же тебе все объясняли. Еще несколько дней и наша фирма обанкротится, если мы не сумеем найти достойных представителей. Чтобы найти таких людей, многие тратят на это месяцы, а то и годы, а нам сейчас совсем нельзя терять деньги, даже копейки. Мама присела на диван, уткнувшись носом в собственные ладони и громко зарыдав. Я понимала, что моему брату нужна скорейшая помощь, но денег не было даже на первую операцию. Настолько фирма отца и матери попала в сети инфляций, что было невозможно выбраться из этого сухим. Тут в разговор вклинился папа. — Розмари, дорогая, пойми — у нас нет друго выхода. Я смахиваю маленькую и незаметную слезинку, в надежде, что мой жест не был замечен. — Думаешь: что было бы, если тебя не заставили выйти за меня? — грубый низкий голос вырывает меня из раздумий. — Нет. Думаю о том, как было бы хорошо, не знай я тебя. И вроде честно, и вроде совсем не обидно. Он же знает, что безразличен мне, как и я ему. Хотя, взглянув на него, можно понять, почему молоденькие шестнадцатилетние девушки почти вылизывают ему пятки, вознося на пьедестал, хотя ему уже двадцать три. Я ненавижу и не люблю его, но не могу сказать, что он не красив, наоборот. Знаю, что он циничен и в нем нет даже малейшего признака добра, что мой муж тиран и монстр, не чадящий никого на своем пути к самореализации и достижения успеха в бизнесе, что он эгоистичен, но у него есть на это права. Признаю, он красив, имеет великолепную форму тела, хотя такие совсем не в моем вкусе, спортивен, умен не по своим годам. Вылитый плохой мальчик, по которому текут все хорошие девочки. Снова смотрю на него: то, как он напряженно сжимает в руках черную папку, хотя всегда старается не показывать свои чувства и переживания, напрягает и меня. Свободной рукой взъерошивает свои густые черные волосы, от чего одна легка прядь падает ему на лоб. — Все нормально? — Да, лучше некуда. — снова желчь и сарказм в его речи. Снова пытается совладать собой, но пальцы предательски стучат по поверхности папки. Его руки сжимаются в кулак и на них набухают вены. — Я знаю, что ты все равно меня не послушаешь, но: просто глубоко вдохни и выдохни. Раньше перед выступлениями в театре мне всегда помогало. — шепчу я, пока его холодный взгляд блуждает по моему лицу. Пальцы уже не стучат, но он неотрывно, почти не моргая, смотрит на меня. Резко отвернувшись, нахмуривается и сводит брови на переносице. Видно, что он волнуется, хотя ему это совсем несвойственно. Эрих всегда хладнокровен и циничен, что хорошо играет ему на руку, но, видимо, он считает, что передо мной можно и не надевать свою любимую маску, ведь и в моих интересах выигрыш его новой программы. Если все пройдет успешно и его работу достойно оценят, несколько его фирм довольно повысят свой доход и выйдут на новый уровень. Эрих недовольно следит за городским пейзажем, потом резко и быстро передвигается ко мне. Его глаза обеспокоены, но в то же время очень решительны. — Скажи правду. Если мы выиграем, ты свалишь со всеми принадлежащими тебе деньгами? — Что? Эрих, ты в своем уме? — я ничего не понимаю, от чего усердно пытаюсь вспомнить любой момент, связанный с такой темой разговора. — Зачем мне деньги? Разве у меня их нет? Он бурчит что — то себе под нос и снова приковывает свой взгляд на мне. Свет фонарей проникает из окна машины, четко очечивая его скулы. Уже девять вечера, а город только начинает свою жизнь. — Нет, просто я медленно схожу с ума. — Да. У тебя уже паранойя началась. Успокойся, тебе не зачем так волноваться. Все и так знают, что ты из себя представляешь. Им будет очень выгодно с тобой работать, и об этом они тоже прекрасно знают. — Думаешь? — Нет. Я уверена. В их глазах ты новый молодой гений, что заметно превысит оценку представляющей кампании. — Наверно. — он равнодушно хмыкнул. — Неужели ты и вправду считаешь, что я достаточно умен? — Нет, я так не считаю. Я просто предложила тебе ход мыслей твоих конкурентов и будущих «друзей». — А, вот оно как. Мы легко улыбнулись. Даже такая улыбка в наших нелегких отношениях является прогрессом. Шофер тихо шепнул, что мы уже подъезжаем. — Ну, хорошо. — Эрих медленно оторвал свой взгляд от меня и приблизился к двери машины, пока шофер выскочил на улицу. Сегодня мы должны быть идеальны. Все должны думать, что у нас все отлично, что у нас счастливая семейная жизнь.