***
Шкатулка, над которой Киллиан корпел всю вторую половину дня, камни, заботливо сложенные в мягкий футляр, и брошь мисс Миллс надежно заперты в сейфе. Свет погашен. Окинув взглядом погрузившуюся во тьму мастерскую, Киллиан закрыл дверь, повернул ключ в замке и, не оглядываясь, зашагал в сторону полицейского участка. Холод заставлял редких прохожих кутаться в шарфы и поднимать воротники повыше, вынуждал спешить домой, чтобы согреться чашкой чая или какао. Из-за заморозков листва, то тут, то там покрывающая тротуар, морщилась, скукоживалась, сворачивалась в бесформенные трубочки, словно пыталась сохранить внутри хоть часть тепла. Воздух был кристально чист, лишь облачка пара, рвущиеся одновременно с приветствиями знакомых Киллиану сторибрукцев, нарушали его заполненную светом фонарей прозрачность. Толкнув дверь в участок, Киллиан втянул кажущийся почти раскаленным воздух и пересек просторное помещение, направляясь к столу Эммы. Слова, которыми встретила его шериф, были, мягко говоря, не приветливы: — Что вы здесь забыли? – Отложив папку, которую изучала до его прихода, спросила она и села прямее, скрестив руки на груди. — Я пришел по делу, шериф Свон, - заняв стул напротив, отозвался Киллиан и ухмыльнулся. — У вас что-то украли? — Не совсем. Я ищу одну привлекательную блондинку, которая была у меня в мастерской сегодня утром и не посчитала нужным рассчитаться за ремонт. С губ Эммы сорвался удивленный вздох, а за ним последовало сдавленное «Чёрт!». Она потянулась к бумажнику, но Киллиан накрыл ее руку своей ладонью: — Думаю, лапочка, теперь мне полагается еще и чашка кофе. Обычно мне не приходится гоняться за клиентами по всему городу. — Прийти в участок – это не гоняться по всему городу... - возразила Эмма. - Мистер... Джонс, - полувопросительно закончила она; ее рука под ладонью Киллиана вздрогнула. — Киллиан Джонс. – Подтвердил он, внутренне радуясь, что она запомнила (или узнала?) его имя. Киллиан убрал руку со стола и, откинувшись на спинку стула, положил ее на пряжку ремня. — И тем не менее, мисс Свон, я здесь. Неужели вы откажетесь составить мне компанию этим вечером? Или мне рассказать мадам мэру, что мисс Свон вернулась к преступному прошлому? На лице Эммы было написано раздражение. — Ни вы, ни мадам мэр не гнушаетесь использовать мелочные и подлые приемы, да? – фыркнула она. – Вы же знаете, что я просто забыла. Меня отвлек звонок. Оправдание прозвучало настолько неубедительно, что Киллиан едва не рассмеялся: Эмма скорее признает, что обчистила сейф у него в мастерской, чем свои чувства. Это было… интригующе. Эмма неотрывно смотрела на него, но уже без прежнего раздражения. Скорее устало и грустно. Где-то за всеми ее колючками пряталась уязвимая потерянная девочка, которой хотелось заботы. Хотелось почувствовать тот самый трепет, появившийся сегодня утром, когда он дотронулся до ее плеча. Киллиан теперь не сомневался, что не один он был взволнован тем коротким прикосновением. — Если бы вы не спорили, Эмма, а сразу признали, что неправы, то мы не вели бы эту бессмысленную беседу, а наслаждались бы ароматным кофе «У бабушки». — Я сделаю вам кофе, и после этого вы уйдете, договорились? — Эмма… — прошептал он. — Конец света не случится, если вы позволите себе расслабиться. Вы ведь понимаете, что ваше бегство лишь дало мне повод поужинать или выпить вместе с вами. В конце концов всегда можно найти другой способ получить деньги за ремонт. И уж тем более я не стал бы рассказывать об этом происшествии мисс Миллс. Наверное, ее подкупила честность. Или же она просто устала прятаться за стену, через которую Киллиану всё равно удалось разглядеть её и её чувства. — Идём, - поднявшись, она схватила свою куртку с вешалки. Киллиану не нужно было повторять дважды. Под его бессвязную болтовню о погоде, Эмма заперла участок и зашагала с ним рядом в сторону кафе.***
Те несколько часов, проведенных за поеданием запеченного сыра и луковых колец, игрой в дартс и дружеским общением, для Киллиана были лучшими за долгое время. Возможно, он многое потерял, отказывая принимать всерьез флирт Реджины? Или Руби? Или Эшли? Три недели он пытался убедить себя, что чувство комфорта рядом с Эммой, дополненное будоражащим кровь влечением – не было взрывоопасной смесью и ничего не значило. Он говорил себе, что стоит обратить внимание на других женщин, столь упорно отвергаемых ранее. Ведь разве не в этом причина? Поэтому Эмма действовала на него магнетически? Поэтому он раз за разом тянулся к мобильнику, чтобы позвонить и поболтать? Но не звонил. Она не подпускала никого близко – даже Мэри Маргарет, с которой вроде как дружила. Быть ей приятелем, даже не другом, постоянно отказывая себе в желании коснуться и поцеловать… Нет, такой пытке он подвергать себя не хотел. Чтобы там ни чувствовала Эмма, она ясно дала понять, что не даст ему шанса… — Проклятье! – вслух выругался Киллиан и отложил горелку. Он снова замечтался и обжог руку. Хорошо хоть не пальцы! Он успел нанести толстый слой пантенола и спрятать аптечку, когда над ухом послышался голос Эммы. Чуть более хриплый, чем помнил Киллиан, но столь же волнующий. Черт! Он даже не обратил внимания, что кто-то вошёл внутрь! — Добрый день, Киллиан, мне нужна твоя помощь. Выпрямившись, Киллиан взглянул на Эмму – на женщину, которая вот уже двадцать чертовых дней отказывалась покидать его мысли. — Прятать труп Реджины даже не проси, Эмма, - подразнил он. — Буду иметь в виду, что за этим к тебе приходить бесполезно, - хмыкнула она. – Но на этот раз мне нужен ювелир. Киллиан протянул руку ладонью вверх, ожидая, что Эмма поймет намек и вложит в нее вещь, которая привела ее сюда. Она поняла. Киллиан почувствовал тяжесть поочередно опустившихся в ладонь колец, а увидев, тотчас присвистнул. Все три украшения лишились камней. Кто-то варварски выцарапал их из оправы, прекратив кольца в кучку искореженного серебра. Но даже не это больше возмутило Киллиана – ведь кольца принадлежали Реджине. — Одно из двух: либо говоря о шерифе и мэре, сплетники имели в виду тебя и Реджину, и передо мной результат бурно проведенной ночи или порыва ревности, либо ты всё-таки вернулась на скользкую дорожку и украла у мэра драгоценности. Эмма закатила глаза. — Ни то, ни другое. Это Генри. Он уверен, что все жители Сторибрука – герои сказок. А Реджина – Злая Королева, у которой полно темных секретов, и даже в этом мире, где нет места магии, она прячет артефакты и зелья, хранящие волшебство. Пришел черед Киллиана закатывать глаза, при этом внутренний голос шепнул, что некоторые россказни, блуждающие по городку, всё-таки имеют вполне реальную подоплеку - видимо "ненормальность" Генри Миллса относилась к их числу. — Парнишка не там ищет! На месте мадам мэра я бы устроил тайную комнату в склепе. И уж точно не хранил бы опасные зелья в кольцах. И даже если бы такая глупость пришла Реджине в голову , то я бы за столько лет на что-то бы да наткнулся. — Сейчас речь не об этом, Киллиан. Камни нужно вернуть на место. Он усмехнулся: — Было бы что возвращать. Эмма потянулась к внутреннему карману куртки и вытащила оттуда три камня, вскоре присоединившиеся к кольцам. Киллиан посмотрел на камни внимательнее. Удар его, конечно, не хватил, но накостылять глупому мальчишке захотелось. Прямо руки зачесались. — Так что? Получится? – неуверенно спросила она. — Через час я забираю Генри из школы и лучше, чтобы домой он вернулся с кольцами. Киллиан только кивнул. Разве мог он отказать Эмме? Пробормотав невнятное «Спасибо» и «Не буду мешать» она поспешила уйти. Он позабыл и про ожог, и про боль о нем. Киллиан усердно полировал камни, устраняя царапины и сколы. Он выпрямил лепестки и завитки на кольцах, возвращая им первоначальный вид. На лбу Киллиана выступила испарина, в горле пересохло, но он не прерывался ни на секунду. В его голове, казалось, поминутно работал колокольчик, напоминая об истекающем времени. Спустя пятьдесят три минуты, Киллиан отложил кольца и посмел сделать глубокий вздох. Он потянулся, распрямляя затекшую шею, и спрятал украшения в ящик. Он успел выпить стакан воды, когда в дверях появилась Эмма. На сей раз она была с Генри. Мальчишка был недоволен, насуплен, и на Киллиана смотрел как на человека, съевшего на завтрак парочку детишек, как минимум. — Киллиан… — Всё сделано, Эмма. Только перед тем, как я верну вам кольца, Генри должен пообещать мне больше никогда не уродовать украшения матери, - наставительно произнес он в ответ. Эмма улыбнулась, и Киллиан почти мог чувствовать ее облегчение. - Любой из матерей, - на всякий случай добавил он и, приподняв бровь, перевел взгляд на мальчишку. — Обещаю, - буркнул он. Киллиан открыл ящик, извлек кольца и, подойдя к стойке, передал их Генри. Мальчишка торопливо спрятал их рюкзак и улыбнулся. — Не забывай об обещании, - напомнил Киллиан. Конец его фразы утонул в звоне дверных колокольчиков - на пороге стояла Реджина. Она сдержанно поприветствовала Киллиана и потребовала свой заказ. Постукивая пальцами по стойке, она изучающе смотрела на Генри. Киллиан ухмыльнулся: мальчишка и бровью не повел, хотя по взгляду его приемной матери явственно читалось желание устроить мальчишке допрос с пристрастием. Вслух она никаких вопросов ни сыну, ни Киллиану не задала. Но взгляд был красноречивее слов: мысленно она буквально кричала, чтобы он выложил причины присутствия здесь Генри и Эммы. Киллиан молча (чем наверняка вызвал приступ гнева у мадам мэра) достал из сейфа колье, разложенное на черном бархате. Бросив на украшение беглый, но цепкий взгляд, она закрыла коробку, расплатилась с Киллианом и, схватив Генри за локоть, практически выволокла его из мастерской. Эмму она наградила презрительно-гневным взглядом, а сыну даже не позволила попрощаться с матерью. Когда за Реджиной и Генри захлопнулась дверь, Киллиан остался наедине с Эммой. Он вышел из-за перегородки и, локтем опершись на нее, изучающе посмотрел на Эмму. Она молчала – ее вдруг заинтересовал узор на потолке. Киллиану хотелось рассмеяться: она с радостью бы повторила свой побег из его мастерской, но уходить сразу следом за Реджиной и Генри не хотела. Кроме того, вероятно, догадывалась, что задолжала ему благодарность, равнозначную услуге, которую он оказал. — Да ладно тебе, Эмма, - успокоил он. — Простого «спасибо» будет достаточно. От этих слов во рту стало горько. Но уж лучше так, чем очередные дружеские посиделки, очередное испытание его стойкости, очередная порция воспоминаний, которая будет преследовать его месяцами. Предпочтительнее благодарность и стремительное бегство. Так будет лучше для них обоих. Однако Эмма сделала то, чего он от нее не ожидал: подошла к нему вплотную и, закусив губу, пристально взглянула ему в глаза. Киллиан даже отшатнуться не мог – он попытался, но дерево перегородки впилось в спину под лопатками. — Думаю, ты заслуживаешь чего-то более искреннего, чем слова. Ту долгую секунду, которую Киллиан ждал прикосновения ее губ, он успел понять, что Эмма не собирается бежать от него. Это было удивительное открытие. Даже если им обоим будет тяжело и больно – даже если Эмма намерена показать, насколько трудно быть с ней рядом. В ее поцелуе не было ничего робкого или нежного: обжигающе-страстный, жадный, порывистый. Киллиан стал отвечать с не меньшим напором, покусывая нижнюю губу Эммы, языком толкаясь в ее рот. Положив одну руку на талию Эммы, вторую он запустил в шелк ее волос. Эмма крепко обнимала его за шею – будто старалась не допустить, чтобы их разделял хоть миллиметр. Киллиан терялся в ощущениях – столько говорил этот поцелуй. Он рассказал даже больше, чем Киллиан когда-либо рассчитывал узнать. Воспоминания окровавленными осколками стекла замелькали перед глазами – его жизнь до Сторибрука во всем многообразии красок, мучительных ощущений и эмоций накрыла Киллиана с головой. Он был капитаном Крюком. Нет, он и есть капитан Крюк. Единственное, что его интересует, – это месть Крокодилу. Ему нет дела до всего остального. Киллиан замер, почти перестал отвечать на поцелуй – ласка губ стала медленной, почти ленивой. Книга Генри говорила правду. Киллиан теперь знал это наверняка. Вопрос был лишь в том, что делать с этой правдой. Вернулись ли воспоминания к другим? Или же их с Эммой поцелуй сработал только на нем? В голове гудело. Вопросы, опережая друг друга, спешили найти ответ в его сознании, но так не находили. Даже потеряв Милу, Киллиан не был так растерян, как в этот момент. Наверное, Эмма почувствовала его отстраненность – она отшатнулась и с удивлением взглянула на Киллиана. — С тобой всё в порядке? В ее голосе звучала паника, забота и… нежность? Совсем не похоже на равнодушную, закрытую женщину, которую она так усердно изображала ранее. Киллиан сглотнул и выдавил улыбку. — Да, всё замечательно. Просто не ожидал такой благодарности, - отозвался он, сделав упор на двух последних словах, и ободряюще кивнул. — Хорошо. Еще увидимся, - с облегчением ответила Эмма и двинулась к выходу. Обернувшись на пороге, она добавила: — Еще раз спасибо. Сегодня ты мой спаситель. «Нет, лапочка, это ты Спасительница. Ты только что вернула настоящего меня», - коварно откликнулся внутренний голос, но Киллиан лишь сжал губы, чтобы с них не сорвалось лишних слов. Ему стоило немалых трудов держать маску обескураженного ювелира, улыбаться. За свою долгую жизнь он сотни раз лгал, грабил и играючи разрушал людские жизни, и обычно притворяться было легко, как дышать. Привычно прятать боль за нахальной ухмылкой. Отдавать всё ради мести. Забыть о любви. Сегодня, когда к нему вернулся «багаж» - смысл его существования, Киллиан едва сдерживался, чтобы не сорваться с места, бросить мастерскую, ворваться в лавку Голда и приставить к его горлу нож. Медленно перерезать пульсирующую артерию Темного и, наконец, расквитаться за смерть Милы. Но Киллиан дотерпел. Как обычно, запер мастерскую и, гонимый ветром, направился к пристани. Где-то здесь должен быть его корабль…***
Сми (вернее мистер Колинз – так его звали в Сторибруке), назвался смотрителем судна, нанятым мистером Голдом, владельцем красавицы «Белль». Этот ублюдок еще и посмел название сменить! Даже возвращение руки не окупит такого! Киллиан был вежлив, много улыбался, обсуждая с Коллинзом–Сми возможности выхода в открытое море в такую погоду, а затем выверенным ударом отключил своего помощника. Было бы эффективнее напоить его ромом – так было до проклятия, по крайней мере – но сегодня Киллиан решил напиться в одиночку. Он затащил Сми в трюм и запер его, а сам, прихватив бутылку рома, устроился в капитанской каюте. В его каюте. Ром всегда помогал Киллиану забыться, но тем вечером он помогал вспомнить. Напиток расползся по венам и всколыхнул ярость, гнев и жажду мести. Сейчас Киллиан мог убить Крокодила, мог лишить его жизни, но ему… не хотелось. Жизнь в Сторибруке - без магии, без семьи, без сына и без и той самой Белль, служанки полюбившей Крокодила всем сердцем - уже была достаточным наказанием. Киллиан не боялся расплаты за преступление, нет. Он боялся того, кем будет в глазах Эммы – не шерифа проклятого городка, а женщины, способной вернуть всем настоящую жизнь и память - когда убьет, по ее мнению, невинного человека. Киллиан Джонс двадцать восемь лет помогал Злой Королеве сохранить ее сокровища. Но в самом главном из них – бриллианте под названием месть – появился изъян. Этим изъяном были чувства Киллиана к Эмме. Он правда старался думать, как прежде, найти хоть одну причину стать на сторону Реджины, но все его попытки были тщетны. Даже если их с Эммой чувства никогда не станут редкой магией – истинной любовью, он всё равно поможет ей снять проклятие. Поможет поверить, аккуратно подталкивая к родителям и сыну, защищая ее, как ценнейшее из сокровищ. Он будет осторожен, не даст повода себя подозревать. Он будет в тени, пока проклятие не падет – и тогда, возможно, Эмма полюбит его настоящего, а не ювелира, спрятавшего личину капитана Крюка.