Однажды в Нью-Йорке

— Ты не видел мою папку? Жёлтая такая, — перебирая бумаги, спрашивает Тина у сидящего за соседним столом Дэмпси. Она только что вернулась с обеденного перерыва, поэтому внутри неё царит умиротворённость. — Видел, конечно, — кивает напарник, и его тёмные кудряшки мягко пружинят. — Я отнёс её капитану, как ты и просила. Тина цепенеет. Умиротворённость мгновенно улетучивается. — Ты сделал что? — она холодеет, и её руки замирают над столешницей. Только не это. Даже недалекий Дэмпси начинает понимать, что что-то не то. — Ты же сказала, что отчёт готов, — он непонимающе хмурится. — Вот я и отнёс его. — Питер, — медленно произносит Тина, закипая, — вот отчёт, — она тыкает пальцем в папку на углу его стола. Секунду оба молчат. Тина сверлит взглядом напарника. — А-а-а, — наконец протягивает Дэмпси. — А что же я тогда отнёс?.. Тина срывается с места и под недоуменными взглядами коллег несётся по коридору к дальней двери. Перед тем, как постучать, она приводит в порядок дыхание, пару раз сжимает и разжимает кулаки и покусывает губы. Всё это, конечно, ничуть её не успокаивает. — Войдите, — слышит она низкий голос капитана и открывает дверь. Первым делом она смотрит на стол Грейвза. Там внушительная стопка отчётов, но её папки не видно. — Чем обязан, мисс Голдстейн? —Грейвз как обычно смотрит прямо ей в глаза. На его лице ни единой эмоции. Тина переминается с ноги на ногу. Надо было заранее продумать, что говорить. — К вам по ошибке отнесли не ту папку, — наконец начинает она, скрестив за спиной пальцы: хоть бы он ещё не успел её просмотреть! Грейвз молчит, но уголок его тонких губ дёргается. — Я бы хотела её забрать, — выдавливает Тина и почти умоляюще смотрит на него. Он, не отводя взгляда, выдвигает ящик стола и достаёт оттуда её папку. Тина машинально делает шажок вперед: это она! И почти сразу же приходит осознание: раз папка в ящике, а не на столе, это значит, что содержание капитану уже известно. Грейвз медленно открывает её и перебирает тонкие листки, в который раз за этот день разглядывая изображенные на них лица, пейзажи, здания. Есть даже кот — толстый и пушистый. Тина физически чувствует, как наливаются краской её щеки. Она собиралась показать их сегодня в издательстве местной газеты, чтобы устроиться на подработку иллюстратором. Если бы не Дэмпси и его чёртова рассеянность... Ничего такого в этих рисунках нет, разумеется, если не брать во внимание пару-тройку, на которых изображён капитан собственной персоной. Как модель мужского лица он очень хорош: точёные черты лица, прямой нос, тонкие, но выразительные губы. Он изображён на рисунках только поэтому. — Должен сказать, — говорит Грейвз, разрывая мучительную тишину, — у вас явно талант, — он смотрит на рисунок кота. Тина теребит в руках край блузки. Её щёки горят огнём, а все нервы напряжены до предела. Не дай Бог, он поймёт. Поймёт то, чего ещё не поняла сама Тина. Орхидея на подоконнике сочувственно роняет лепесток. Грейвз кладёт папку на стол и поднимает голову. — Это ваш кот? — спрашивает он, кажется, с искренним любопытством. Тина удивляется, но про себя. — Нет, — говорит она и оставляет в покое многострадальную блузку. — Он... друга моей сестры. Кот принадлежит Ковальски. Грейвз кивает. У него есть ещё несколько вопросов, но на лице Тины столько страдания, что он решает приберечь их на потом. — Держите, — он протягивает ей злополучную папку. Тина делает два шага вперед и забирает её. Всё это — под пристальным взглядом капитана. — Спасибо, — тихо говорит она, отступая и прижимая папку к груди. — Я жду отчёт, — напоминает Грейвз, возвращаясь к бумагам на столе. — Свободны. Тина тихо выскальзывает из кабинета, и он слышит удаляющийся стук её каблучков. Потом достаёт из закрытого на ключ нижнего ящика фотографию со словами «Не надо» на обороте и всматривается в изученные черты. Один-один, Тина.