Здесь и сейчас

Ее он впервые увидел на острове Наори. Место, которое Йован считал условно своим, находилось в одном из тех редких уголков, о которых не известно почти никому. Некоторое время назад его пришлось зачистить — будучи храмовником, он имел все возможности для этого, тем более что пара стай кэлпов не представляли для него никакой опасности. После короткого боя океаниды больше не рисковали соваться сюда, а спустя каких-то два дня на остров прибыли отряды бессмертных. И райский уголок вновь наполнился туристами. По мнению Йована, океаниды были куда лучшими соседями, чем стайки молодежи, устраивающей кутежи каждую ночь. Поэтому когда он обнаружил на «своем» месте незнакомую молодую женщину, Йован мысленно попрощался со спокойными деньками и с досадой пришел к выводу, что внеплановый отпуск, похоже, подошел к концу. Она была несколько странной. В ее облике сквозило нечто неуловимо необычное, и именно это заставило Йована заговорить с ней. — Что-то случилось? — спросил он, глядя, как она рассеянно накручивала прядь светлых, коротко остриженных волос на палец. — Вам помочь? Женщина вздрогнула и недоуменно оглянулась, чем-то пораженная. Светло-серые глаза неожиданно цепко оглядели его, и во взгляде мелькнула растерянность. Йован вздохнул. — Унесло, — внезапно сказала она. — Шарфик унесло, — голос оказался низким, и где-то в глубине звенела сталь, сейчас прикрытая легкой хрипотцой. Он проследил за коротким и емким жестом. Голубой полупрозрачный пляжный шарфик гордо реял на рифе над бирюзовыми ленивыми волнами. Не так уж и далеко от берега. Могла бы и сама сплавать, а не стоять, ожидая, когда в этом совершенно безлюдном месте появится рыцарь в плавках. — Здесь совсем недалеко, — стараясь, чтобы в его голосе не было слышно осуждения, произнес Йован, однако незнакомка явно что-то почуяла под ровным тоном. На щеках проступил едва заметный румянец, а серые глаза гневно вспыхнули. Так бывает, когда человек не желает признаваться в какой-либо слабости ни другим, ни себе. — Сейчас достанем. Раздеваться под пристальным взглядом было сродни обнажению перед скоплением народа, и Йован недовольно цокнул языком. Рубашка отправилась на песок, шортами же было решено пожертвовать, пусть даже и плавать в них было неудобно. До рифа он добрался очень быстро, стараясь не намочить, снял зацепившийся шарфик и, усмехнувшись, повязал себе на голову. Краем глаза успел заметить вышитый вензель, знак владелицы, показавшийся смутно знакомым, но сразу вспомнить не удалось, и он выкинул это из головы. — Спасибо, — слово прозвучало так, словно что-то мешало ей произнести этот простой набор звуков, лишь условно означающий благодарность, но отчего-то Йовану, протянувшему потерянную вещь женщине, показалось, что именно это было искренне. Он коротко кивнул головой, поднял рубашку и, развернувшись, пошел прочь. Все равно его место уже было занято.

***

— Чертовы змееголовые, — у Ханца было на редкость паршивое настроение. — Ни секунды покоя от них. То тут, то там. И постоянно ведь лезут на электростанции. — Так диверсия на то и рассчитана, чтобы не только лишить нас энергии, но и измотать отряды, — резонно заметил Вайрон, любовно протирающий и так сияющий клинок. Йована уже тошнило от одного только вида оружия. — Прекрати трепаться, — буркнул Фио, пытавшийся хоть немного вздремнуть по дороге на очередное задание. Йован уже и забыл, когда последний раз нормально спал. — У нас уйма бессмертных, — Ханц ожесточенно подербанил пряжку и свирепо уставился в потолок гравиплана, словно там и обитали пресловутые бессмертные. — А в результате всю работу приходится выполнять нам. — Видать, у них более важные дела, — огрызнулся Фио и сполз на сидении вниз, складывая руки на груди. — Заткнись уже. У Ханца были свои счеты к бессмертным. Йован никогда не интересовался, что стало причиной такой ненависти к ним. Его занимало другое.

***

Второй раз он встретил ее в небольшом ювелирном магазинчике, снаружи больше походившим на уютное крохотное кафе в старинном стиле. Проходил мимо, и взгляд зацепился через стекло за знакомую — слишком запомнившуюся, — фигуру. Она склонилась над небольшой витриной, на которой перед ней лежало что-то тускло отблескивающее. Йован помимо воли остановился, и именно в этот момент молодая женщина, словно почувствовав взгляд, обернулась. Нахмурилась, отчего по лбу пролегла морщинка, помедлила мгновение, подняла с витрины колье — простое, без изысков, с яркой капелькой застывшей драгоценным камнем воды, — и приложила к шее. Она определенно любила небесно-голубой цвет. Тем более что он действительно поразительно подходил ей. Йован склонил голову к плечу, прищурился, одобрительно кивнул. Она отвернулась и протянула колье ювелиру.

***

Их осталось всего двое. Из отряда в тридцать человек живыми смогли добраться до пульта управления только Йован и Фио, да те были так потрепаны, что будь у них часы, отсчитывающие минуты оставшейся жизни, они бы почти остановились. Горгониды, притащившие с собой боевых дронов, не останавливались, теряя своих — шли вперед, вырезая все живое на станции, и в конце концов загнали нескольких техников и двоих храмовников в небольшое помещение. Самое сердце электростанции. Если его разрушить, вместе с ним остановится жизнь и в городе, чьи улицы и здания были артериями. И не просто остановится: насколько Йован знал горгонидов, все тут взлетит на воздух. — Обещали подкрепление, — вместе с кровью выплюнул Фио и тяжело сполз по стене вниз. На холодном металле осталась полустертая широкая полоса, в мертвенном освещении казавшаяся черной. Йован промолчал, вместе с рабочими, испуганными и онемевшими он страха, укрепляя двери. Обещания редко выполняются. Да и не нужно это без пяти минут мертвецам. Жаль только, что он так и не узнал, как ее зовут. Как будто бы это что-то изменило. Потом были безнадежные попытки удержать проклятых горгонидов, но что могла сделать горстка измученных людей против хорошо вооруженного отряда? Фио до последнего надеялся на помощь, упрямо цеплялся за жизнь — ровно до того момента, как точный выстрел не снес ему половину черепа. Йован же давно перестал верить в то, что выберется из этой передряги живым. Только использовал последний инъектор с анальгетиком, чтобы продержаться еще пару минут и не думать о прошитой в нескольких местах грудной клетке. В горле клокотала кровь, но вынырнувшая из узкого, пробитого горгонидами прохода змея получила свою порцию стали в конусовидную морду. За дверью что-то взвизгнуло, грохнуло, металл брызнул осколками, посек и без того перепачканное в крови лицо, и Йован успел увидеть сквозь кровавую пелену абсурдное видение: знакомые светлые волосы, стальные серые глаза, сжатые в тонкую полосу губы. И массивный меч в хрупких женских руках. — Глупо, — холодный низкий голос, жесткий, совсем неженский. Только прикосновения иные, бережные и осторожные. — Зато совесть в порядке, — слова едва слышные, уже неразборчивые. Молчание, которым провожают ушедших в последний путь, было напоено теплом и искренней душевной болью. И лишь когда он вернулся уже бессмертным, то узнал, что Ианна совершенно не умела плавать.