Дочь огня

      Элхэ еще раз окинула меня взглядом – пристальным и оценивающим. Будто сопоставляя некий известный ей образ с моим видом. Cделав какой-то вывод, легким жестом отослала Нисилет. И женщина повиновалась.       Я честно попыталась представить себя и матушку в подобной ситуации. Не вышло. Да, отношения в семье командира Дервара явно… необычны, и это еще мягко сказано.       Интересно, а ведомо ли самому командиру, кто его дочь?       – Ведомо, – ответила Элхэ. Я с удивлением вскинула глаза на бывшую деву из эллери. – Родители моего нынешнего воплощения тайно служат Айан’Таэро Гортхауэру.       Что ж, это многое объясняет.       – В этом доме ты в безопасности, Эрирнэ.       – Тогда я очень благодарна господину Дервару, – наконец, я нашлась, что сказать. – Честно говоря, непросто прикидываться аданэт. Все время боялась, что лорд Фарамир или кто-то из его людей меня заподозрит в притворстве.       – Но твои опасения не подтвердились.       –И хвала Тьме, Айанта! – не удержалась я от эмоционального возгласа. – Меня ведь никто не готовил к работе разведчика в глубоком вражеском тылу; и в Гондоре я оказалась лишь волею случая…       И осеклась под насмешливой улыбкой собеседницы.       – Пожалуй, хорошо, что ты уверена в случайности своего пленения; стало быть, есть возможность, что в этом удастся уверить и Денетора и его Тайных Стражей.       – Разве… – я судорожно обхватила себя руками – казалось, что в комнате резко похолодало, несмотря на погожий летний день за окном. – Разве встреча и последующая стычка нашего отряда с людьми Фарамира могла быть заранее спланирована?       – Спланирована – нет. Предвидена – да.       Элхэ продолжала улыбаться – то ли насмешливо, то ли выжидающе.       А я судорожно размышляла.       Великая Тьма, в какую же историю я влипла?!       Иглой кольнуло воспоминание: Моро, Седьмой из Кольценосцев и тоже Видящий, разговаривает с тарно Тайором за день до нашей экспедиции.       Выходило… нечто несусветное, и я не сразу решилась вслух заговорить об этом:       – Но если столкновение с отрядом Фарамира можно было предвидеть, то Моро мог бы предупредить тарно,..       Элхэ кивнула, одобряя: –… но именно после разговора с Седьмым тарно заговорил об экспедиции в Итилиен. Это значит… – я запнулась, не решаясь высказать догадку вслух.       – Это значит, что ты, Эрирнэ, оказалась здесь, в Минас-Тирите, по нашему с Гортхауэром решению.       Вопрос «почему?» застрял у меня в горле. Не ожидала я такого поворота событий. В конце концов, я ведь не разведчица и не воин даже; все мои таланты лежат в совершенно другой области. «Зачем я здесь?», «Почему именно я?» – эти и множество других вопросов мелькали в сознании, точно метеоры.       Видимо, поняв мое смятение, Элхэ принялась объяснять:       – Видишь ли, до сих пор моя семья довольно успешно справлялась с разведкой здесь, в Гондоре. Увы, последние события потребовали присутствия еще одного человека. Но, пожалуй, я объясню тебе все попозже – а сейчас пойди помоги Нисилет, а то соседи удивляться будут.       Разговор мы продолжили лишь вечером. Ровно горели полдесятка свеч в резном подсвечнике, медленно капал воск в поддон. Дервар лег спать рано – после ночного-то дежурства! Нисилет отправилась укладывать младшего сына, а мы с Элхэ остались за рукоделием: девочка расшивала новую скатерть. Я помогала ей – где подержать ткань, где разобрать спутанные нитки. И внимала ее указаниям:       – Лорд Боромир намерен отправиться в Имладрис. Лорд Элронд собирает совет представителей народов Средиземья – разумеется, из верных Западу. – Короткая, злая усмешка. – Ты должна любой ценой оказаться там.       – Но я же никто для предводителей Светлых – всего лишь безвестная девица… Скорее уж господин Дервар мог бы отправиться вместе с Боромиром, – осторожно заметила я. – Опять же, я даже не приносила присягу Айан'Таэро…       – Нет, – отрезала Элхэ. – Ни Дервар, ни кто бы то ни было другой из наших разведчиков не сможет побывать незамеченным среди эльдар. Та самая присяга, о которой ты говоришь, налагает на фэар людей нечто вроде уз – отпечатка в Незримом, который легко могут заметить наиболее сильные из эльфов. Твоя же фэа свободна и неотличима от фэар людей Гондора. Но с другой стороны, ведь в преданности дочери одного из лучших мордорских полководцев, настоящей северянки, мы с Гортхауэром можем быть уверены и без присяги? Или нет?       – Для меня нет выше чести, чем послужить моему народу и моему Повелителю, – ответила я так, как всегда говорил мне отец. Я была совершенно искренней в своих словах – ведь всех нас, мордорских детей, с малых лет воспитывали в безусловной преданности своим народам и Темному Властелину.       Что же, видимо, пришла пора подтвердить делом слова, в которые мы верили с детства.       – Что же касается твоей безвестности, – новый критичный взгляд, – то, по счастью, ниже по течению Андуина, почти возле самых границ с Умбаром и Ханаттой, жила семья дворян, дочь которых тоже звали Норэтель. Полагаю, вскоре тот юноша, Гваэрон, вернувшись в Минас-Тирит, подтвердит твое знатное происхождение.       – А вслед за ним во дворец явится семья той Норэтели, чтобы окоротить самозванку-меня, – не удержалась я от скептического замечания. В ответ – очередная насмешливая улыбка. – Или… не явится?       – Нет, конечно. – Элхэ ловко поддернула полотнище. – Придержи вот так. – И, пока я придерживала ткань, продолжала: – Являться-то некому. В прошлом месяце их поместье было разорено орочьим набегом, а хозяева уведены в плен. Что интересно, крестьянские дома остались нетронутыми: должно быть, чернокровные тоже смотрят, где получше поживиться можно.       В последних словах ее прозвучала нескрываемая ирония, но я даже не обратила на это внимание. Куда больше смутило другое:       – И тот набег был совершенно случаен?       – Разумеется, – спокойно отозвалась провидица. – Око Саурона взирает на Запад; в Гондоре Повелитель Тьмы видит угрозу для себя. Так что удивительного в том, что его слуги то и дело пробуют на прочность оборону земель на правом берегу Андуина? А то, что в одном из таких набегов исчезла семья девушки по имени Дочь Огня, а спустя несколько недель за Андуином лорду Фарамиру чудом удалется спасти от орков саму девушку с таким же именем – так на то, верно, была воля высших сил, дабы несчастная уцелела.       – А потом кто-нибудь, – я уже включилась в эту жуткую игру, хотя мурашки так и бегали по спине, – из соседей или друзей семьи несчастной Норэтели при дворе Наместника, увидев спасенную, не узнает в ней дочь погибшей дворянской семьи…       – Вряд ли такое случится, – ответила Элхэ. – Ведь семья Норэтели была в опале; и жили они весьма замкнуто, почти не выезжая к соседям. Даже крестьяне редко видели юную деву; а ко двору строгий отец и вовсе не стал ее представлять. Что весьма удобно оказалось для нас с тобой, верно?       Я судорожно повела плечами, будто в ознобе. Элхэ по-прежнему не сводила с меня пристально-насмешливого взгляда, и в неверном свете свечей мне вдруг показалось, будто ее глаза превратились в черные провалы. Словно сама Великая Тьма посмотрела на меня…       Впрочем, стоило мне моргнуть, как наваждение исчезло. Передо мной вновь сидела девочка-ребенок, разве что слишком хрупкая для своих лет.       – Я не тороплю тебя, Эрирнэ. Решайся. Если ты опасаешься разоблачения, можешь хоть завтра выйти за ворота Минас-Тирита. Через Андуин ты переберешься вплавь; а в Итилиене гондорских патрулей, на самом деле, не так уж и много.       Я вживую представила себе возвращение домой. Вот меня обнимет мать, потреплет по голове отец, вернувшись из похода к Эсгароту. «Ишь какая – в самом Гондоре побывала! Ну что, дочка, рассказывай – каково тебе среди эдайн пришлось…» И ведь расскажу – не смогу утаить от родителей, с кем я встретилась среди эдайн и о чем говорила. И о том, что сбежала прочь при первом же намеке на опасность…       И я, как вживую, услышала гневный голос отца: «Верно, мать твоя была женою худшему из потомков предателя Ульфанга, когда понесла тебя. Потому что моя дочь не может быть трусливой, точно последняя гиена!» Увидела потупленный взор матери: «Уходи прочь, Эрирнэ, и забудь дорогу в мой дом. Не позорь меня перед людьми и Повелителем. Уходи.» У ханаттанцев была песня о юноше, что бежал с поля битвы, где полегли его отец и братья. От труса отреклись возлюбленная, друг и родная мать – и в отчаянии ему не оставалось иного, кроме как покончить с собой. Но даже после смерти он не ушел на Пути Людей – остался обреченным вечно стучаться по ночам в окна, умоляя о ночлеге, и убегать с первыми лучами солнца…* Неужели я повторю его судьбу?       – Чтобы потом от меня отреклись отец и мать, как от трусихи, что побоялась исполнить свой долг перед Айан’Таэро? Лучше смерть в Имладрисе, чем жизнь в таком позоре дома. – Я в сердцах слишком сильно дернула нить, и она лопнула с треском. Пламя свеч размывалось: на глаза невольно наворачивались слезы.       – Но, Айанта Элхэ, вы отправляете меня в Имладрис. Пусть у гондорцев не возникло подозрений, но по силам ли мне обмануть эльфов? Вряд ли в ином случае меня оставят в живых. Получается, что… – я запнулась, но глубоко вздохнув, решительно закончила: – по сути дела, вы меня подставляете.       Признаться, я ожидала, что Элхэ начнет убеждать меня в противном или говорить о верности Гортхауэру, но она просто кивнула:       – Разумеется. – И продолжила, будто считав мои мысли: – А ты полагала иное?       Я молчала. Снова и снова прокручивала в голове те легенды, в котором рассказывалось о моей собеседнице. Древние легенды той поры, когда Арта была еще молода, сложенные в Предначальную эпоху, сразу после Первой Войны. И недавние – времен Нуменора. Самой новой из них, впрочем, было всего полтора тысячелетия – срок небольшой по меркам Мордора, где правили бессмертные, и огромный – по человеческим меркам Гондора, в котором даже события трехтысячелетней давности уже считались седыми преданиями, а о более ранних эпохах едва остались воспоминания.       Я вспоминала знакомые с детства рассказы, размышляла.       Смотрела на собеседницу.       Что-то не сходилось.       Очень сильно не сходилось.       В наших легендах Элхэ всегда представала юной девочкой, беззаветно и безответно влюбленной в своего Учителя – Тано Мелькора. Хрупкой, до безрассудства храброй. Наши менестрели сравнивали ее со стебельком полыни, беззащитным и… Бессильным.       Да, сидящая передо мной была юной девочкой.       С виду.       А вот остальное…       Та девочка, о которой пели наши менестрели, не могла бы так спокойно, с холодной усмешкой, рассказывать мне о семье, угнанной в плен орками. Не могла спросить: «Что весьма удобно оказалось для нас с тобой, верно?» Не могла смотреть на меня – словно сама Тьма мира.       А еще та девочка не могла бы планировать – расчетливо планировать мое внедрение в стан врага, с легкостью играя жизнями своих и чужих.       Вот оно.       Прозрение сверкнуло, подобно молнии среди облаков ородруинского пепла:       – Вы не та, за кого себя выдаете.       – То есть? – Элхэ удивленно взглянула на меня.       – Вы, вы… – непросто было выразить словами все то, что клубилось в душе. – В наших песнях вы – воплощение боли Арты, несчастной судьбы народов эллери и северян. О вас говорят – стебелек полыни на ветру, трава на пепле, черные маки на крови… – сбивчиво я перечисляла обычные образы. Запнулась. Подняла глаза – провидица с интересом слушала меня. – А на деле… – Тут я снова смолкла, не решаясь заговорить. Все-таки передо мной не подружка – могущественное существо, способное… А лишь Тьма ведает, на что способное!       – Продолжай, – приказала мне Элхэ. Не спросила, не поинтересовалась – именно приказала.       – Вы… вы повелеваете судьбами других. Моей судьбой. Судьбой… той Норэтели…       – И к такому легенды тебя не готовили?       Что было сейчас в ее голосе? Насмешка? Участие? Сочувствие? Я так и не поняла. Похоже, все это сразу.       Я сникла. Но тут же припомнила свои прежние, давние сомнения, смутные мысли, которые дома, в Мордоре, и произносить-то вслух казалось кощунством:       – Не то, чтобы не готовили… Вам не впервые это, верно? Играть чужими судьбами? Потому что именно вы говорили Айанто Мелькору об опасности со стороны его младшего фаэрни, Курумо. И Мелькор потом изгнал его, вспомнив среди прочего и ваши слова. А ведь вы – сильная Видящая, вы могли бы знать, как все обернется. Еще тогда… Потом же, из-за этого Курумо вернулся в Валинор, и Валар начали Войну Стихий…       – Довольно!       Этот возглас хлестнул меня, возвращая в действительность, и я запнулась, понимая, в чем сейчас обвиняю – и кого.       Элхэ резко встала. Скатерть соскользнула на пол – но никто из нас не заметил этого. Девочка прошлась по комнате. Раз, другой. Я сидела безмолвной тенью, со страхом ожидая, когда Айанта обратится ко мне.       И она наконец заговорила:       – Интересно. Почти никто еще не догадывался искать противоречия моих действий с моим образом, воспетым в балладах.       – Это значит, – несмело протянула я…       – Это значит, – резко произнесла Элхэ, шагнув вперед и оказавшись почти вплотную ко мне. Теперь казалось, что она нависла надо мною черной тенью, хоть вряд ли была выше меня сидящей, – что чем быстрее ты забудешь все сказанное сейчас, тем лучше для тебя же самой.       – Но все-таки, почему? – осторожно спросила я.       – А подумай сама, раз так интересно. Почему наши легенды твердят: я – бестолковая, импульсивная, глупая девчонка, у которой ум занят лишь мечтами о Мелькоре? Почему так часто забывают, что я – одна из Круга Девяти Рун, в который вступили сильнейшие из народа эллери? О том, что я раньше большинства эллери обрела Путь и Звездное имя? О том, что у меня еще тогда были два Пути: Видящей и Помнящей? Почему почти никто не вспоминает, что сам Мелькор надеялся: Девятка эллери станет противовесом даже Валар? – Элхэ отвернулась. Снова прошлась по комнате. Подняла упавшую скатерть, свернула, бросила на стол. Потом снова повернулась ко мне: – Думай, Эрирнэ. Думай. Ты далеко не дура – иначе я и не стала бы задействовать тебя в Имладрисе. Полагаю, сама поймешь, что к чему. А теперь советую идти спать: завтра Нисилет тебя привлечет к домашней работе на всю катушку.       С этими словами Видящая удалилась; я же, вопреки ее совету, еще долго – пока не догорели свечи – сидела без движения, уставясь в одну точку, и размышляла, размышляла, размышляла… _______________________________ *Надеюсь, историю эту все узнали? Да, Эрирнэ больше всего боится повторить судьбу несчастного Гаруна-беглеца – что неудивительно, если вспомнить, кто ее отец.