***
Ее мир — набор ярких цветов, палитра талантливого, но немного сумасшедшего художника. Он столь хорошо прижился внутри нее, что давно просочился в ее повседневную жизнь. Но свет радужной звездочки, что она излучает, далеко-далеко не холодный. Как бы ей не хотелось, жизнь не может быть картинкой из детской книжки. Бывает и за ее окном дождь. Но Создатель обделил ее способностью долго грустить. И, повздыхав, она приносит в комнату краски и касается кисточкой оконного стекла.***
Его мир — не черный. Внутри то и дело вспыхиваю алые всполохи гнева, желтые — злорадного веселья и синие — холодного удовлетворения. Но он сам, его поступки словно высасывают свет изнутри, и в итоге его реальность выглядит, как экран монитора во время страшной компьютерной игры о клоунах — вроде бы ярко, почти вычурно, а между тем затемненно и жутко, и предчувствие, что в каждом углу притаился монстр, к которому сунешься — растерзает. Когда они встретились, его душу поглотила чернильно-черная ненависть. А она ничем не могла помочь — на черный плохо ложатся краски. Серую скуку чуть позже он не разгонял, а заменял потихоньку белым. Глупые люди, которые считают, что белая полоса в жизни — счастливая. Белый — это пустота. Но рядом с ней и эта пустота была приятная, почти умиротворяющая, словно отпуск разжалованным в должности внутренним чудищам после темноты. Постепенно ее яркость, ее свет начал захватывать его мир. Сперва нежными оттенками проснулись и расцвели первые чувства, отличные от гнева или злобы. Она с несвойственной ей терпеливостью «накладывала фон», прежде чем начала писать, нет, переписывать его реальность. То, что его удивило, так это что она прежде чем начать, осторожно убедилась, что это ему нужно и он этого хочет. Как улыбчивая художница на скамеечке в парке, которой удалось уболтать мрачного посетителя, она прежде интересовалась, в каких цветах писать его портрет и тихо, но настойчиво исправляла, когда оттенки ей не нравились или не подходили под композицию.***
Картина его мира не закончена — и вряд ли будет закончена хоть когда-нибудь. Она каждый день, каждую минутку аккуратными мазками добавляла нечто новое, и это могло длиться до бесконечности. Она играла на контрастах, это была ее фишка — сочетать несочетаемое. И Билл был уверен, что если бы полотно ее реальности не совмещало в себе нежную детскую неподсредственность и кислотные перчинки доброго безумия, то он бы никогда не полюбил свою маленькую художницу.