Часть 1
19 ноября 2016 г. в 22:47
…Гарри отхлебнул еще сливочного пива и задумчиво уставился в окно, прервав диалог на полуслове. Рон удивленно покосился на него, но прежде, чем ему удалось выяснить причины внезапной перемены настроения, друг ответил сам:
— Я не понимаю, почему Петтигрю сделал это.
— В смысле…
— Да, — нетерпеливо поежился парень, — я не понимаю, почему он предал моих родителей.
Рональд сочувственно замолчал, с тревогой поглядывая на соседа по комнате, который вдруг принялся грустно созерцать кусок темного неба за окном.
— Знаешь, у них ведь была просто легендарная дружба! Столько приключений, бед и опасностей! И…
Гарри перевел невидящий взгляд на собственную кружку и медленно отхлебнул, будто не считал нужным продолжать свою горячую речь дальше.
Рон отвернулся, пряча лицо.
— Ты чего? — Гарри будто очнулся и легонько дотронулся до его плеча.
— Ты только не сердись, я вовсе не пытаюсь оправдать его, — Рональд старательно отводил взгляд, надеясь, что собеседник не заметит поалевших щек, — но мне кажется, я знаю, почему он мог так поступить с… с ними.
Гарри вновь отвернулся к окну:
— И почему же?
— МакГонагал сказала тогда, что Петтигрю был трусом, думаю, она была права, скорее всего, но навряд ли это единственная причина. Ты сам сказал, что у них было много опасностей и правила они нарушали постоянно.
— Ну да.
— Я хочу сказать… не мог он быть стопроцентным трусом, Гарри! Если бы Фред и Джордж хоть каплю были…
— Я понял тебя, — сухо ответил друг.
— Нет, подожди, это не все.
— А что еще?
Рон видел, что настроение собеседника испортилось, но он должен был сказать то, что вертелось на языке.
— Я думаю, они сами виноваты, твои… в смысле… Джеймс, Сириус и Люпин.
Гарри отвернулся от окна и уже хотел выдать что-то резкое, как Рон его умоляюще остановил, выставив вперед ладони:
— Постой, не кипятись, выслушай меня.
Получив едва заметный кивок-поощрение, младший Уизли продолжил:
— Каждый в нашей семье хоть в чем-то лучше меня: Чарли, Перси, Билл, близнецы… Так вот, я просто немного понимаю Питера, ведь тяжело быть худшим среди близких.
— Ты не худший, Рон.
— Может быть, Гарри. Вы с Гермионой всегда говорите мне это, но что, если Хвосту этого никто не говорил?
— Человек сам решает…
— Да я знаю, Гарри! — Рон чуть повысил голос. — Человек сам решает, что ему делать и как к себе относиться! Все это красиво звучит! Но ты и представить не можешь, как трудно, если никто не может сказать тебе, что ты не пустое место!
Гарри устало потер переносицу и терпеливо заметил:
— Если ты о неравенстве талантов, то Хвост сам виноват, что…
— Виноват, — согласно кивнул тот, — и я виноват, что ленюсь и не открываю книги, все верно, Гарри. Но вопрос не в этом, а в том, как к этому относятся твои близкие.
— А это тут причем? Хочешь сказать, если бы мои родители поддерживали Петтигрю и хвалили его за каждый чих, он бы их не предал?
— Не совсем. Возьмем, например, Гермиону. Как она относится к выходкам Малфоя?
— Никак, он червяк, это все знают.
— Да, — с улыбкой кивнул Рон, — это ее не задевает, потому что он ей не друг.
— Ясен пень, не друг, — улыбнулся в ответ Гарри, — и что дальше?
— Тем более она знает, кто из них самый способный ученик. Но посмотри: что с ней было, когда ты откопал учебник Принца-полукровки? Она завидовала, Гарри!
— Давай ближе к делу: причем тут Хвост?
— Ладно, — сдался собеседник и вдохнул побольше воздуха, чтобы продолжить свою поучительную речь, — я думаю, что все люди мысленно ставят себя выше или ниже окружающих.
Гарри открыл рот, чтобы возразить, но Рон не собирался сбавлять обороты:
— Погоди, еще я думаю, что если способности, таланты и все прочее у друзей как бы равны, то они попадают в «золотую середину», где оба принимают друг друга такими, как есть, не пытаясь улучшить. Джеймс и Сириус не считали Хвоста равным себе и постоянно это демонстрировали: подкалывали его, всеми способами показывали, что он им не ровня. Только Римус и Лили относились к Петтигрю достаточно тепло и тактично.
— Ты сейчас говоришь, как Гермиона, — улыбнулся Гарри.
— Так вот, я думаю, что если твои враги относятся к тебе свысока, то это совсем неважно, но если так ведут себя друзья…
— Мы с Гермионой относимся к тебе свысока?
— Нет… То есть, да. Иногда.
— Можно не давать ей книг, а мне запретить летать, — безразлично предложил товарищ, — посадим в библиотеку тебя и метлу сверху запихнем. Будет равенство.
— Не придуривайся, Гарри, — улыбнулся Рон, — я знаю, что вы меня любите и без этого дерьма.
Поттер швырнул в него подушку, но промахнулся.
— А Петтигрю… он не знал. Думаю, он был очень одинок. Я даже иногда думаю, что мы с ним были похожи. Ну, до первого курса, — добавил парень, заметив, что Гарри пристально на него смотрит, — мне все советовали как жить, ни дня не проходило, чтобы кто-то из родни не поставил братьев в пример. Иногда мне казалось, что я и вовсе не вхожу в семью, будто нужно принести список грамот, чтобы тебя приняли…
— Мы с Гермионой рассмотрим твое портфолио и решим, — сгримасничал Гарри, — а еще собеседование назначим!
Рон даже не улыбнулся.
— Если бы ты знал, что такое снисходительное отношение самых близких… Я даже не представляю, что может ранить больнее. Они знают тебя всю жизнь и все равно считают, что ты… И ты будто превращаешься в червя, который не заслуживает… никогда…
— Перестань, Рон.
— Ты понимаешь, Гарри? Ты понял, что я сказал?
— Я понял.
— Снисхождение означает, что тебя не любят таким, какой ты есть. Всё-то им нужно улучшить, всё-то исправить. И одежда не та, и рост слишком высок, и оценки, и жить надо по-другому…
— Рон, хорош себя жалеть.
— Я бы не жалел себя, если бы другие меня не жалели. Прости Хвоста, Гарри. Если доверяешь мне и тому, что я чувствую.
Собеседник замялся.
— Гарри?
— Рон, ты мне нужен таким, какой есть, со всеми своими закидонами!
— Спасибо, друг! Но признай, Питер был не нужен никому. Ему всю жизнь сообщали, что он пустое место, что он недостаточно старается. И он поверил, ведь так считали все! Ты представляешь, что он о себе думал? Как ему было хреново? День ото дня!
— Они всё же любили его, — тихо заметил Гарри.
— Тем хуже, ведь когда твой лучший друг относится к тебе…
— Ладно, не продолжай.
— Так ты простишь его? — после долгой паузы спросил Рон.
— Я попробую, — нехотя ответил тот, — попробую простить Питера Петтигрю.