Одно целое

Я все помню. Столько пережитых мгновений, счастливых, очень счастливых и очень грустных, и каждое из них я помню во всех деталях, помню как ты плакала, смеялась, как ты поправляла волосы, и как ненавидела заплетать их, какую музыку ты включала в приемнике, а какую только в наушниках, помню когда твое настроение опускалось и возвышалось до таких горизонтов, что мы вместе просто падали обездвиженные на кровать и вместо потолка видели лазурно-голубое небо, осыпанное белоснежными облаками, нежная белая ватка самых разных форм, я помню, ты любишь их, эти белоснежные замки за которыми скрывается рай, все это было точно так, как тем летом, когда мы впервые встретились. Было так свежо и пятки щекотал теплый тротуар, мы шагали и даже не боялись, что испачкаемся. Все это не забыла и ты, возможно, ты все помнишь даже лучше меня, за что и страдаешь частыми приступами гнева, сожаления о том, что былого уже не вернуть, что все наши с тобой воспоминания о ярких минутах нашей беззаботной импульсивной жизни давно уже иссохли в чертогах больного сознания. Ты не можешь успокоиться день за днем, а каждая деталь в твоей комнате отображается столь болезненными волнами воспоминаний, что порой ты срываешься с места, стремительно тянешь руку, в порыве ненависти желаешь зашвырнуть эту безделушку в окно или стену, но тут же останавливаешься, осознавая, что может ты и избавишься от этой вещицы, но всю комнату, да и тем более все свои мысли вот так просто в окно не выбросить. Ты пытаешься не смотреть на них, но детали сами врезаются тебе в глаза, поэтому ты волей-неволей фокусируешь внимание на этом бардаке. То на черной юбке, которая не может сойтись на тебе, ведь твоя мать использовала не тот режим стирки, посему некогда любимая деталь гардероба внезапно села, а ты посчитала, что прибавила в весе... То на тряпичной сумке под сменную одежду, которую хулиган отнимал у тебя школе, ты помнишь его, как он дразнил и называл тебя "тупой свиньей", каждое слово эхом въелось в твой слух... То на порванных джинсах, в которых ты сильно упала, когда спешила на занятия и в холле на тебя все смотрели... Знаю, ты помнишь, как они смотрели. Я все помню, я помню, как помогала тебя встать, помогала стряхнуть пыль с локтей и колен, а ты дергалась, выхватывала у меня руку и поднималась сама, молча, почти без эмоций, а я вздрагивала, словно бы все это по крупинке, по крупинке, но подталкивало меня к понимаю того, что скоро случится нечто нехорошее. Ты была бессильна, в тебе боролось осознание того, что ты не виновата во всех этих случившихся казусах и уверенность в том, что... Ну все же подряд лгать тебе не могут, никто не может просто так напасть на тебя, тыкнуть в твою ошибку, дать пощечину или назвать толстой просто потому что подвернулся гадкий случай. Ты была уверенна в этом, но обида никуда не уходила. Мои попытки развеселить тебя, отвлечь или успокоить во всех таких случаях вели к серьезным истерикам, крикам о ненависти, слезам, Coldplay или Radiohead, к ванной... Ты запиралась там почти каждый неудачный день, могла на час или два, пока дома никого нет, я сидела снаружи, сначала дергала ручкой в надежде хоть как то переубедить, донести мысль, что если впасть в крайность, то сделаешь всем этим людям только лучше, твои слезы, истошные крики и удары о стенку были чем то вроде топлива для этих уродов, им даже не нужно было смотреть на тебя в эти моменты, они знали, они все знали наперед и радовались своим победам над тобою. Когда ты выворачивала кран на полную и включала воду, я уже знала, что ты меня не слышишь и уже не со мной, оставалось лишь сесть у двери и сжать колени, но я знала, что с тобою все хорошо, что рано или поздно, но ты выйдешь оттуда. Иногда я постукивала ладонью в дверь и говорила, что все эти сволочи даже не понимают, что они говорят, что тебе надо взять себя в руки, иногда я даже говорила тебе, как сильно люблю. Я так редко говорила это. Когда ты выходила у тебя всегда были холодные руки, мокрые и холодные, а радужка глаз тонула в лопнувших сосудах, из тебя выжали всю жизнь, тебе было легче, твоя злость и обида скрылись за безразличием, усталостью, я обнимала тебя, ты даже не шевелилась, я обнимала тебя. Я до сих пор помню тепло твоих плеч. Я отводила тебя в комнату, закрывала дверь, ты не ложилась без меня, сидела и смотрела в угол, лишь стоило мне приблизиться, как ты сразу падала на подушку, и прикрывала глаза, деля вид, что уже заснула. Ты всегда спала очень тихо, даже не было слышно, как ты дышишь, а грудь у тебя почти не двигалась, даже если всматриваешься несколько минут не моргая. В этот раз ты не спала, ты долго не могла уснуть, будто боялась, что вот вот кто то зайдет и разбудит тебя. Мне нравилось наблюдать за тобой, когда ты была в покое, ничего не делала, даже не двигалась, была такой умиротворенной на вид, казалось, что ты в самом безопасном месте, в такие моменты я начинала вспоминать все наши совместные счастливые события, не боясь, что что то случится, что ты встанешь и резко куда то уйдешь, а мое сознание опять бы окуталось страхом... Когда это началось? Когда спокойствие и радость за тебя сменились страхом? Так или иначе, я не думала об этом, я думала о тебе лишь в лучах безмятежности и любви. Я улыбалась в такие моменты, ибо могла спустя столько времени наконец вспомнить о чем то хорошем, о наших походах в тот магазинчик, где продавец почти всегда спал за компьютером и никогда не шагал следом с вопросами, нужно ли нам чем то помочь... Или тот ларек с пластинками всего за два доллара, или как ухватили тот свитер, или кинотеатр на заднем дворе, или как лежали на кровати, полностью раздетые, сбросив одеяло в сторону и наслаждаясь ударами первого летнего дождя о раму окна. Единственное, что подрывало мое мимолетное счастье в такие моменты, наверное, была всепоглощающая печаль, что когда то... Это все вообще было, все это вполне реально было повторить большое множество раз, а сейчас я могу только перебирать старые кадры в голове. Стало так страшно и впервые... Я отпустила твою руку. Я застыла, уже не улыбалась, не двигалась, внутри меня что то многократно проткнули спицами. Ты тоже впервые за столько раз привстала, повернулась и посмотрела на меня широко открытыми, но еще слегка сонными глазами. - Ты ведь не забудешь обо мне? - я даже и не помню, с какой интонацией произнесла все это, но помню, что сразу же заплакала, хотя и это не вполне точно, просто по щеке пробежалась слеза, стало слегка больно, во всех смыслах. Я вдруг поняла, что мы переживаем последние моменты вдвоем, что больше ничего не будет как раньше, что со временем станет только хуже, я поняла, что воду в ванной ты включаешь не просто так, не просто так отказываешься от старых любимых занятий, от еды... Ты ничего не сказала, даже в лице не изменилась, а мне стало еще хуже, знаешь такое ощущение, когда не можешь больше ждать чего то плохого, хочешь, чтобы это поскорее произошло и в то же время, чтобы этого не было вообще. Ты ничего не сказала, ты тоже поняла, тоже поняла, что грядет нечто, которое изменит все. Грядет буря. - Я п-приду... Я все равно приду, когда буду... Нужна... Когда останется сделать всего одну вещь... - ты взяла меня за запястье и притянула к себе. Это была последняя ночь, когда я была с тобою целиком и полностью, когда мы нарочно опустошили все наши мысли о прошлом, будущем, была только я и ты, сплетенные в одном теле, единые, а сердце наше было наполнено только одной эмоцией... Счастьем. О, моя дорогая, моя любимая, моя первая, моя последняя, моя единственная. Помни, рано или поздно, но все повторится, а мы опять будем вместе, далеко ты или близко, грустишь или страдаешь, помню я о тебе или забыла твой светлый образ. Все это не очень важно, ведь... Мы вместе. Мы одно целое... И я так сильно люблю тебя. Ядовитый туман невиданного страха окутал обшарпанную комнату, лампы на стенах мигали от волнения пред сим тайным обрядом, все застыло в гримасе ужаса и лишь девушка на электрическом стуле выглядит такой счастливой, наконец произошло то, чего она так давно ждала: - Джо? Если это сработает... Относись к ней хорошо.