***
Выплакав все глаза и всё ещё ожидая, что сыновья войдут в её дверь с минуты на минуту, Дис приподнялась на постели. Рядом лежал измятый пергаментный свёрток, о котором бедная мать сперва позабыла, теперь же руки сами собой схватили драгоценное послание. Письмо не было запечатано, но королевна помнила, что адресовано оно не ей. Желание развернуть пергамент и прочесть последние строки, написанные сыном, раздирало женщину изнутри, но только ни один благородный гном никогда не поступит так. Поднявшись и омыв лицо ледяной водой, Дис тихонько подошла к двери, за которой Гвэлдис лечила Торина. Ушей её не достигло никаких звуков. По опыту она знала, что в таких обстоятельствах именно ночи часто становятся самыми тяжёлыми. И раненый и его целительница, очевидно, спали. А значит мука неведения, что же в письме, может оказаться долгой. Голова кружилась, и вещи валились из рук. Пустота вокруг казалась просто всепоглощающей. Но нужно было как-то отвлечься, чем-то занять себя и наполнить эту пустоту хоть отчасти. У дочери и сестры короля никогда не бывает права подолгу проявлять свою слабость. Видеть брата Дис желала меньше всего на свете. В её сознании матери именно он был виновен во всём, и прощать Торину очередную разлуку с сыновьями королевна не собиралась. Сделав несколько глотков воды, женщина задумалась, а кто вообще в такой миг сгодился бы ей в компанию? Можно ли пережить произошедшее, заручившись чьей-то помощью и поддержкой? Ответ пришёл в голову сам собой — даже не именем, а возникшей сильной потребностью увидеть и обнять свою вынужденно задержавшуюся гостью. Добрая и мягкая, но с тем же решительная Гвэлдис — вот кто был нужен! И не только затем, чтобы передать письмо. Их познакомили всего несколько дней назад, но теперь казалось, что она знает эту девочку уже вечность — с самого рождения, будто это она, Дис, нашла её и удочерила, все эти годы была ей матерью. «Райнэ хотела бы сейчас этого, она этого от меня ждала. И так будет теперь, что бы ни приключилось! Сама судьба привела нас друг к другу в это тяжкое время». В те часы Дис казалось, что мечты её противоречат друг другу. Она очень ждала пробуждения Гвэлдис, но вместе с тем желала девушке полноценного отдыха. Руки не переставали теребить письмо, а в голове всплывали сцены детства её мальчиков: первые радости, чудесные праздники в их Дворце исполнения желаний, зимние купания и обучение плаванию. Сколько же всего минуло теперь в прошлое! И сколько же ещё предстоит потерять? Из раздумий уставшую принцессу вывела сама Гвэлдис. От неожиданности Дис вскочила с кресла и очень искренне обняла новую знакомую. — Ваше высочество, вам не хорошо? Принести вам что-нибудь? — Нет-нет, не нужно. Просто посиди рядом. Рука интуитивно приблизила к себе почти что названную дочь. Молодая гномочка накрыла ладонь бедной матери своею. — Они уехали, да? — тяжкий вздох и показавшиеся на глазах леди слёзы говорили яснее всех слов. — Мне так жаль! Я никогда теперь не искуплю этой вины перед вами. — Не говори так, дитя. Ты не виновата. Более того, это ты спасла его. А вот мне не искупить вины. — Но вы лишь помогали всем, вы заслужили лишь благодарность! — Не будем обо мне, девочка. Расскажи, как там Торин? Он выздоравливает? Ему уже легче? — Быстро от таких ран не оправляются, но он уже начинает двигаться и говорить со мной. Надеюсь, к весне он будет почти здоров. А Фили? Он что-нибудь сказал вам, прощаясь? Вспомнив быстрое немое расставание с сыном, Дис вновь не сдержала слезу. Это был тот самый момент, которого она ждала, и в руке её возник измятый пергамент. — Он написал вам письмо? Как благородно! Так вы сможете хранить его, перечитывать и быть душой ближе. — Он написал его тебе. Держи же. От неожиданности бедная девушка выпрямилась, а рука её вздрогнула, не решаясь принять послание. — Но как? Так не может быть. Вы же его мать, а я… — Гвэлдис, он написал его тебе. Приняв листок, развернув его и пробежав глазами по строчкам, Гвэлдис поняла, что не сможет сдержать рыданий. Каждое слово и дарило ей счастье благородного признания, и одновременно топило в бездне горечи. Никогда ещё не приходилось ей переживать подобного. И ведь какие-то пару месяцев назад этот улыбчивый белокурый парень влез в окно её спальни будто-бы в шутку. А теперь вот ушёл навсегда. Руки крепко держали единственную оставшуюся ей драгоценность, а слёзы вовсю капали на не слишком ровные буквы слов. — Простите, миледи. Мне нужно немного побыть одной. Дис не стала ни о чём спрашивать. Бывают такие моменты, когда женщина и сама догадывается о многом, понимает главное. Это послание предназначено было не ей, но уже через миг отразилось в глазах своего адресата. Ещё раз приобняв девушку, она протянула Гвэлдис бокал воды и шепнула на ухо: — Иди, дочка. Побудь сегодня с собою наедине, это важно для тебя. А я присмотрю за Торином. Доля целителя не легка, и как бы ни было тяжело, нужно вовремя возвращаться. Юный Камнешлем только начал приходить в себя, и не сложно было заметить, что действенней всяких трав и снадобий его возвращает к жизни улыбка и нежность находящейся рядом барышни. Привыкшая и к бессонным ночам, и к тяжким ударам безжалостной лихорадки, Гвэлдис смотрела на Торина, как на единственное спасение от собственных грустных мыслей. Она радовалась каждой малости: будь то тихая беседа или желание что-то съесть, просто ясный проникновенный взгляд или уверенное рукопожатие. Юноша выздоравливал, хоть и медленно. Жизнь его была спасена, но прирождённо высокий и сильный воин оставался пока почти что беспомощным ребёнком. В прошлом уверенный и даже дерзкий, он теперь изменился. Мысль о чуде спасения от гибели, слабость, боль и часами терзающий жар заставили парня о многом задуматься. Впрочем, это со всеми бывает так. Они привыкли друг к другу. Просыпаясь, он видел её первой, и засыпал у неё на руках. Сведущая в своём деле девица сама кормила юношу, отвлекала от грустных мыслей и следила за каждым его движением. Минуло не мало времени, прежде чем между раненым и целительницей начались споры о том, что пора ей разрешить ему вставать. Гвэлдис оставалась неприступной, до последнего защищая рубежи своего знания. Проще всего для неё было сводить все напоры Торина в шутку. Но и он с каждым днём ощущал всё больше силы в руках. Так однажды в разгар очередного спора рыжеволосый красавец, чьи щёки уже окрасил румянец, просто не дал ей вырваться, притянул к себе ближе и коснулся губами уголка её губ. Вспыхнув от неожиданности, Гвэлдис не смогла даже найти слов, а Торин продолжал удерживать её рядом. В этот момент совсем близко, в дверях прозвучали исправно найденные слова, произнесённые бодрым боевым басом: — Будем считать, я всё понял. А ещё не бываю неблагодарным. Как встанешь на ноги, называй её своей невестой, я благословлю. О мелочах забудем. Только подождите со свадьбой хоть пару лет, а то малы ещё. Завершив речь, лорд Даин Железностоп вышел из прилежащего грота, посмеиваясь и зазывая своих дружинников выпить по чарке. Девушка стремглав вылетела прочь, толкнув в суматохе задержавшегося гнома из личной свиты узбада Железногорья. Камнешлем окрикнул её, попытался встать, но бывалый воин удержал его и, улыбаясь, сказал юноше: — Все девушки ведут себя так, это естественно. Лежи, набирайся сил, счастливчик! Скоро эти силы тебе ох как понадобятся! Гвэлдис рыдала всю ночь, прижимая к груди свою главную драгоценность — измятый кусочек пергамента. Гроты Эребора с его многочисленными обитателями не могли вместить её чувств, и единственным пристанищем бедной целительницы стала та самая смотровая площадка, где произошёл поединок. Время, ветер, и снег давно уже стёрли все следы ужасного происшествия, но глазам продолжали видеться пятна крови возлюбленного, навсегда впитавшиеся в темный гранит скалы. Если бы тогда она смогла удержать одного из них, да хоть просто быть рядом, всё сейчас сложилось бы по-другому. И её жизнь не обернулась бы мелкой монетой в руках лордов и королей, и Торин был бы здоров, и Фили был бы здесь, рядом. Что бы ни говорила добрая Дис, как ни кричала бы душа о превратностях и обстоятельствах, это она сама была виновата. А теперь… Теперь не объяснишь влюблённому юноше, что вся её нежность была во имя спасения его жизни, и там, на самом краю, иначе никак. Теперь не заявишь гордому лорду, что не хочешь стать королевой. И теперь никогда никому не скажешь о своей настоящей любви. Что же ей оставалось? И что могла она сделать ради того, которого потеряла? Неужели лишь послушаться его слов, поступить, как он пишет? Ненастная погода неумолимо терзала хрупкое тело. Нужно было уходить прочь, в тепло. Но с кем можно было разделить это горе? Кто мог помочь ей его пережить? Ответ пришёл сам собой. Принцесса встретила Гвэлдис, уже зная обо всём, что случилось. Взволнованный наследник, находясь в её покоях, доставил Дис не мало хлопот, порываясь встать с постели и идти искать невесту. Между тем, до выздоровления Торину было ещё далеко. — Как он? Удалось его удержать? Ему ни в коем случае нельзя на холод. — Не волнуйся, я дала ему крепкий отвар. До завтра он не проснётся. Тяжело опустившись на тахту, девушка вздохнула и закрыла лицо руками. Старшая гномка села рядом и обняла её за плечи. — Где ты была? Ты вся замёрзла и дрожишь. Как бы тебе самой не слечь завтра с лихорадкой! — Если бы и так, то не важно. Хоть бы и не подняться потом. Чувства взяли, наконец, верх, и молодая целительница разрыдалась, уткнувшись лицом в грудь компаньонки. — Миледи, что мне делать? Как поступила бы моя мать? Что сделали бы вы? Рука королевны нежно провела по светлым волосам девочки. Дис вздохнула и выдержала долгую паузу. — Счастливая судьба даётся не каждому. Скорее это награда за лишения и борьбу. Твоя мать боролась и страдала всю жизнь ради мелочи, которую тебе сегодня принесли и не к месту. Я же была счастлива с детства, но потом настало время платить по счетам. А ты должна просто идти по зову. — Какому зову? — Ну, а разве есть выбор? — Но ведь дочерей кхазад не выдают замуж без их желания! Королевна чуть усмехнулась, глаза её при этом потускнели и закрылись на миг. — Такой закон есть. Но есть и особенная семья, в которой можно родиться, в которую можно прийти или просто попасться как в путы. Думаю, ты догадалась, о чём я. — Но вы ведь не выбирали между любовью и короной! — Я не выбирала. Но всех пальцев на двух руках не хватит, чтобы перечесть обстоятельства, избавившие меня от долга поступать как принцесса. — Но я не принцесса, миледи! Может, мне просто уйти? — Глупая! И куда ты пойдёшь? Тебе не выжить одной, народ наш немногочислен, и правят им не женщины. Не лишай себя хоть материнства! Или же просто спалишь жизнь за зря. Дети — это куда большее счастье, чем мужчины. Тебе не вырваться, девочка. Разве что не случится какого чуда. Поэтому оставайся благоразумной. Тебе не вырваться, девочка…***
Весна над Дэйлом и Эребором вновь вступила в свои права, оживляя землю теплом, озаряя солнцем луг, реку, и лес. И в души всех жителей, как и всегда в это время, закрались мечты и желания. Даже раннее утро не заставляло взбодриться и кутаться до полудня, окрестности наполнил аромат первых трав и пение птиц. Торин Камнешлем, сын Даина Железностопа, одетый в мягкий малиновый камзол, высокие сапоги и накидку из меха белого волка, при оружии, но без доспехов, легко вскочил в седло и впервые за долгие месяцы вдохнул всей грудью уличный воздух. Огненно-рыжие волосы длинными прядями рассыпались по яркому бархату, на груди блестела изящная серебряная цепь. Глядя на юного лорда в тот миг, мало кто сказал бы, что совсем недавно о его исцелении возносили мольбы все гномы двух поселений Сигин-Тараг. Только лишь самый дотошный и проницательный различил бы неестественную для гнома худобу и бледность лица. Юноша искренне улыбался, направляя свою лошадку в сторону леса. Глаза его напряжённо вглядывались вдаль. Наследник Эреборского царства ехал на встречу. Завидев впереди ещё одного всадника, Торин спешился, сорвал несколько белых цветов, что очень похожи на подснежники, но крупнее и появляются позже. Достигнув своей цели, он вручил их девушке, облачённой под стать ему — в бордовый охотничий костюм и короткую серебристую шубку. Она приняла цветы, чуть улыбнулась и спросила: — Теперь вы рады, ваше высочество? — Как никогда ещё в жизни. Мне кажется, этот воздух можно вдыхать бесконечно. — Не переусердствуйте только. Вам ещё нужно беречься, а я всё ещё отвечаю за вас перед вашим батюшкой и всем королевством. Лошадки не спеша несли своих хозяев вдоль кромки леса. Никто не мог слышать разговора этих двоих, но каждый, кому посчастливилось оказаться на смотровой башне или площадке, не упускал случая разглядеть их лучше, последить, а то и позвать к себе ещё любопытных друзей. И без исключения каждый, всплеснув руками, подумал бы: «Какая же красивая пара!» Не во всякий день удаётся узнать, что за королеву себе выбрал будущий король. Да и как мог не выбрать? Ведь она исцелила его от смертельных ран! Разговор жениха и невесты то затихал, то вновь возобновлялся. Но больше оба предпочитали молчать. А старый стражник на башне покрикивал на молодых зевак, чтобы шли уже вон, не выдавали себя и не смущали юную пару. Весть о помолвке Камнешлема и Гвэлдис разлетелась по чертогам ещё пару недель назад, но именно сегодня Эребор ждал прибытия Даина. А стало быть, многими двигал и иной интерес: отведать особых блюд в харчевнях да хорошенечко выпить за счёт своих правителей. Торин и его избранница знали, что служат сейчас объектом для всеобщего любопытства, а потому, достигнув парадных северных врат на арену, чуть пришпорили лошадей и избавили себя от надоедливого внимания. Юноша заговорил первым. — Гвэлдис, мне никогда не найти всех слов благодарности за то, что ты сделала для меня. Но я хочу, чтоб ты знала: если бы не твой выбор сердца, мне бы не нужна была эта жизнь. Девушка потупила глаза, а после сразу подняла их на собеседника. Многие сочли бы, что лицо её светится вожделением, предсвадебной кротостью, теми мириадами чувств, которые расцветают в сердце любой невесты. — Почему ты заговорил об этом? Ты ведь знаешь, что лечить раны — моё ремесло. И ты не должен благодарить. — Но ведь я проиграл тебя, уступил в поединке сопернику. Ты должна была выбрать лучшего. А ты отдала свою нежность мне. Я искал встречи с ним, мы должны были объясниться, но… — Не ищи, — Гвэлдис резко остановила юного гнома и подала рукой жест не продолжать, — больше мы не увидим его никогда. Но хотя бы он жив. А вот если б я не спасла тебя, этого юношу бы казнили. Торин закрыл глаза, с силой сжав рукоять своего клинка. Несколько тяжких вздохов вырвалось из его груди, лицо заметно побледнело. — Так это правда? Фили хотели казнить? — Да, Торин, это правда. Думала, ты знаешь закон. — Но поединок затеял я! Меня слепила любовь к тебе, я был пьян… — Я всё знаю. И могла либо спасти обоих, либо потерять. В разговоре возникла долгая пауза. Увядший букетик подснежников выпал из руки Гвэлдис. Губы юноши искривились, он что-то шептал — очень тихо, и слов его было не понять. — Мой отец рассказал всё не так. И я поверил ему. Он говорил, что братья ушли странствовать сами. Мне виделось, это из-за тебя. Из-за любви. — Это именно из-за любви. Он взял всю вину на себя, а нам пожелал быть счастливыми. Он поступил как рыцарь. Торин крепко сжал руку девушки, несколько секунд собирался с мыслями. Было заметно, как ему трудно. Слова вышли сбивчивыми, но сказанными уверенно и достойно: — Если ты откажешь мне, я пойму. Ибо есть тот, кто достоин твоей любви больше. Но если ты примешь моё предложение, поверь, что одной моей любви хватит на нас двоих. Я клянусь до последнего вздоха относиться к тебе, как к своей королеве, уважать и заботиться, защищать словом и мечом. Ты не пожалеешь о своём выборе и никогда больше не останешься одна. Всё, чем мне суждено владеть, я брошу к твоим ногам. Только скажи мне «да», согласись на эту помолвку. Где-то далеко внутри Гвэлдис хотелось плакать. Но она оставалась спокойной и неподвижной. Это был выбор разума, и другого пути у неё просто не было. Оставался лишь только зов — тихий, далёкий, еле слышный. Зов сердца. И призрак надежды. — Торин, сын Даина, я благодарна тебе за любовь и доверие. И сегодня в присутствии двух узбадов нас объявят помолвленными. Но я прошу об одном… О том же, о чём говорил твой отец. — Проси о чём угодно, и я исполню эту просьбу. Глаза Торина уже сияли от счастья, с души свалился пудовый камень. Губы его осторожно коснулись перчатки Гвэлдис, он смотрел на неё, не отводя глаз, и готов был принять любое условие. — Я прошу, чтобы эта помолвка продлилась не менее двух лет. Лишь по прошествии этого срока, считая с сегодняшнего дня, я соглашусь стать твоей законной женой и оставаться ею до смерти.