Глава 26. Уроки войны
2 декабря 2019 г. в 02:42
Поначалу казалось, что всё изменилось только для одной семьи. Остальные вели прежнюю жизнь, и, наверное, видели солнце таким же ярким, зелень леса — столь же зелёной. И цветы, наверное, источали свой аромат, как и в прежние годы. Изредка он даже видел Райнэ — издалека. Но не мог к ней приблизиться, хотя ничто этому не мешало. Впрочем, и она всегда склоняла голову, надевала капюшон и исчезала из поля зрения. Теперь не было места ничему кроме священной мести. И их клан — без того обездоленный — не остался одинок в этом. Король Трайн все дни был чернее ночи, движения его были резки, слова подобны удару молота по наковальне. Даже приближённые знали одно — не жди от него ничего кроме дозволенных тебе нескольких минут, выделенных на доклад о продвижении войск. Дядька Фундин изредка шептал на ухо Торину, что главы кланов уже оповещены, или даже уже идут к ним. В первый год все, кто уже владел ремеслом, работали в кузницах и в каменоломнях. Кузнецы снабжали оружием всех, кто мог держать его в руках, кто мог сражаться. Каменотёсы делали ядра для боевых машин вкупе с гномами, чья профессия попроще — с плотниками, старателями, стариками да юнцами. А после самого Торина, его лучшего друга Ульви и других толковых юношей забрали в лагерь, организованный на поле посреди холмов Дунланда. Там они жили почти что под открытым небом и не раз вспомнили уроки воинской школы. Там все поднимались с рассветом, и задачей более умелых и ловких было тренировать вчерашних ремесленников. Отец наведывался туда время от времени, и Торин знал: стоило Трайну хоть увидеть, как кто-то рядом назвал его сына королевичем, или оказал хоть малый знак почести — не избежать обоим им наказания! В деле священной мести за Трора были все равны. И с течением времени чувства притупились практически полностью. Только над снами он не был властен, а во снах всплывали воспоминания.
Трудно пояснить словами, что значит не улыбаться годами. Но ещё труднее оказалось осознать, что улетевшая теперь жизнь, которую все они кляли, считая себя обездоленными изгнанниками, была не такой уж и чёрной полосой на пути. Война ещё не началась, но была уже объявлена. А значит, впереди всех ждали отнюдь не любимые ремёсла, отнюдь не скромные, но обжитые дома да трапеза, сготовленная руками близких. Их ждал лязг оружия, бесконечные рейды под серым холодным небом, омерзительные лица врагов, кровь и смерть.
Первыми под знамёна Трайна явился отряд клана Широкоплечих. Они жили ближе всего к Дунланду, но давно уже перестали быть велики числом. Многие помнили, как предки их сами пришли ко вратам Одинокой Горы и были приняты великим королём Сигин-Тараг. В новом своём пристанище они богатели за счёт посредничества в торговле. Однако ни один гном никогда не забывает заветов прошлого. Клану удалось снарядить полтысячи воинов. И пусть мечи их не всегда были крепки и созданы из лучшей стали, за всё недостающее в экипировке широкоплечи согласны были платить чистой монетой. Вокруг тренировочного лагеря вырос городок новых палаток. Работы прибавилось, но всем отрадно было видеть, как силы их растут.
Огнебороды прибыли спустя четыре месяца, совершив внушительный рейд по Рохану, исследовав подходы к Белым горам, встретившись с посланниками Железных Холмов, а также доставив вести о готовности войск королей гномов Харада. Становилось понятно, что ненавистное племя прячется в большинстве на севере. Именно туда намерены были выдвигаться Грор и Наин. Но сил у них было очень мало, оттого единственная верная стратегия состояла в том, чтоб дождаться войска с далёкого востока, объединиться и действовать вместе. Черновласы и Камненоги готовили трехтысячную армию, действия которой предполагалось развернуть на восточном склоне Мглистых гор, двигаясь навстречу союзникам с юга на север. Силы, сконцентрированные в Дунланде, оставались в меньшинстве, и им предстояло очистить от орочьего смрада западные склоны хребта. До начала масштабных военных действий оставалось совсем немного, считанные месяцы. Впрочем, сталь давно уже просила напиться кровью: шёл третий год с момента гибели Трора. Жажда мести разрывала сердца кхазад, но более всех — членов семьи убитого короля.
Ставка Трайна располагалась в их дунландском доме, расширенном и превращённом теперь в настоящий военный штаб. На совете надлежало присутствовать всем уполномоченным посланникам и, разумеется, принцам. В те дни Торин впервые за долгое время оказался так близко от райского уголка, где начинал когда-то простым садовым рабочим. Где по сей день жила девушка, ради безопасности которой он готов был не пропустить в предместья Гэлтрю ни единого орка. Глядя на карту, осознав избранную стратегию, он готов был вмешаться, понимая, насколько опасными будут даже самые первые дни войны. Это посчитали бы дерзостью — по меркам своего возраста, он ещё не был воином. К счастью, отец его словно прочёл мысли сына.
— Нам нельзя сразу двигать на север. Изначально мы должны держать врата Рохана. Когда Черновласы и Камненоги разворошат первое осиное гнездо, враг двинется на юг, к единственному проходу меж скал. Если мы уйдём, их некому будет сдержать.
От сердца отлегло, но юноша не мог оставаться безучастным.
— Ты прав, отец. Но позволь просить тебя о том, чтобы наши старики, женщины и дети покинули Дунланд. Мы не знаем, сумеем ли победить. И мы не можем подвергать их такой опасности.
Трайн бросил на сына строгий, но в чём-то одобрительный взгляд. Военачальники дружественных кланов не во всём поддержали узбада Сигин-Тараг, желая продвигаться вперёд как можно быстрее. Однако их убедил железный аргумент сына великого Трора: владыка Дунланда не за тем поддерживает их своим богатством, чтобы они допустили разорение его земель и гибель беззащитного населения. Дождавшись окончания совета, Торин проследовал за отцом и вновь задал свой вопрос:
— Так что же с отъездом сестры и остальных? Вели им спасаться, пока не поздно.
— Как ты понимаешь, я не могу указывать владельцу земель. Если только распорядиться, чтобы мою дочь с первым же кораблём отправили в далёкий Атанварнион. Хорошо, Торин. Я отправлю твоего брата в дом Элмонда с рекомендацией. Заодно с невестой увидится перед долгим расставанием.
Король ушёл, и удары его тяжелых сапог о ступени деревянной лестницы словно били по сердцу. Выйдя на морозный воздух, юноша понял, что в глазах темно, невзирая на горящие кругом огни костров. Отец изменился, но не так, как меняет высокий титул, и не так, как сказывается горе утраты близкого родственника. В тот вечер в нём ощущалась жестокость, высокомерие — те качества, которых никогда не замечали в Трайне II сыне Трора. Которых никогда он не видел в своём добром и отзывчивом отце. Теперь не было сомнения: Трайн знал о соперничестве между ним и братом — соперничестве из-за девушки, невесты, любви. И он не пойдёт против воли их деда, против договора Трора с Рольфом Элмондом.
Горький дым трубки поплыл по воздуху подобно бестелесным духам, шепчущим ему слова на чужом, непонятном языке. Песни и разговоры бравой ватаги, отдыхающей неподалёку, стали почти не слышны, смешались в невнятный гул. Торин не хотел смотреть на знакомую дорогу, по которой вот-вот засеменит пони, несущий его брата в поместье Рольфа — к той, которую все считали невестой младшего из принцев. К той, что тоже, возможно, обречена на нежеланный брак чужим решением, и дарила себя ему ради редких мгновений счастья. Или же не любила совсем, просто выбирала меж ним и Фрерином. И выбрала меньшее из зол… В голову навязчиво лезли мысли о том, что столь долгое время они почти не виделись, почти не говорили. И она избегала его. Хотя… А разве сам он мог открыто к ней подойти? Мог ли да просто думать о любимой девушке, когда его дед, король величайшего из кланов, ждал скорейшего отмщения? Стоило ли винить в чём-то Райнэ, когда он родную сестру не видел, а брата — лишь изредка? Отец держал Фрерина при себе. Талантливый мальчишка все эти годы переогранял камни, вставлял их в оправы. И всё это уезжало с кораблями в тёплые восточные города, где тамошние набобы платили несусветные суммы за гномью огранку и искусную выделку золота. А деньги их были нужны для снаряжения армии, для кровной мести.
Минуя костры воинов, гном подобрал с земли отброшенную в сторону флягу, сделал несколько глотков, а потом вовсе допил до дна. Эль был горький и мутный, наверное, со дна бочки. Скорее всего, хозяин и выбросил этот старый кожаный пузырь, не желая хлебать такую дрянь. Но в тот миг это пойло показалось юноше вкусом его собственной жизни. Поморщившись и сплюнув, Торин пошёл к реке. Ноги вязли в сугробах, живописное место, где раньше была купальня, стояло теперь окованное цепями холода. Рухнув на толстое бревно, которое не увязло в снегу только потому, что раньше его подпёрли пнями, он закурил свою трубку. Глаза неподвижно смотрели на замёрзшую воду. Речка остановилась, превратилась в лёд. Так бывает каждой зимой. Но только раньше он не ходил сюда во времена холода и морозов! Откинувшись на ствол дерева, поддерживающего скамью, он забылся на время, представляя свою хижину, ночь, когда с тела Райнэ падали одежды, а она рвала их на бинты, омывая его раны и останавливая кровь. А после он получил главный подарок в своей жизни. Чем это было? Просто выбором между двумя братьями-королевичами?..
Из забытья его вывело ржание лошади. За ним последовал женский шёпот, краткое наставление, после которого кобыла затихла. Открыв глаза, гном ничего не увидел, но в тот самый миг его повлекли наверх очень слабые маленькие руки. Этот лишённый силы натиск оказался столь уверенным и напористым, что ему пришлось-таки встать. На снег рядом легла перчатка, а щеки коснулось ни с чем несравнимое тепло. Онемевшие руки утонули в нежном мехе полушубка.
— Что ты? Ты же замёрзнешь здесь!
Происходящее казалось бредом, он проклинал уже то пойло, но глаза — две звёздочки прямо перед ним — вмиг стали явственны, все его сны воплотились тогда в жизнь. Она продолжала гладить его замёрзшие щёки и шептала:
— Что ты? Что ты? Зачем? Я едва нашла тебя.
Не хотелось даже моргать, лишь бы сохранить в памяти каждый миг. Где-то глубоко внутри собиралась буря, но глаза оставались сухими. Во время войны каждый гном бережёт слёзы для тех мгновений, когда есть у него право пролить их.
— Зачем ты здесь? Почему пришла?
— Я всё знаю. И не могла не проститься. Быть может, завтра тебя уже здесь не будет. Ну, а туда меня много раз не пускали.
— Кто тебя не пускал? Ты приходила в лагерь? Когда?
— Почти каждую неделю. Но потом поняла, что лишь причиню тебе вред, навлеку наказания. Поэтому я просто передавала туда еду и звериные шкуры с другими гномами. С одним стариком, что работал у нас, — Райнэ выдержала паузу, несколько секунд смотрела в глаза Торина, а после уткнулась лицом в грубую шерсть его куртки.
Вдохнув всей грудью, Торин закрыл глаза, а руки его со всей силой прижали к себе бесценный подарок этой ночи. Губы водили по её волосам, ноздри вдыхали её запах. Но главное — рядом с его собственным билось ещё одно сердце — самое дорогое, родное и любимое. И этот лёд вокруг растаял, этот снег обратился в мягкие ковры, а река словно вновь текла и журчала. Оба они утопали в сугробе по колено, но давно уже не чувствовали такого тепла и участия.
— Ты должна уехать. Как можно дальше. Ты и моя сестра. А также все женщины, дети. Мы не знаем, с какой силой столкнёмся, сумеем ли защитить Дунланд.
— Отец считает также. Хочет, чтобы мы с Дис уехали в Харад. Но только я не уеду! Я не оставлю его. И не оставлю тебя!
— Райнэ, чем ты можешь помочь на войне?
— Не забывай, что я умею исцелять раны.
— Тебе не место там! Война — удел мужчин. Поэтому уезжай. Я должен знать, что ты будешь в безопасности. Не знаю, как долго мы не увидимся. И увидимся ли вообще.
— Что ты такое говоришь? Не пугай меня! И обещай, что вернёшься.
— Тогда и ты обещай, что уедешь, вместе с моей сестрой. Как можно раньше уедешь. Со дня на день неподалёку отсюда уже начнутся сражения.
Крохотное хрупкое тело гномочки как-то странно дёрнулось, она отвела глаза в сторону, а после Торин ощутил на себе странный мгновенный прилив тепла, будто он подошёл очень близко к горящему дому, но сразу отпрянул.
— Хорошо. Я уеду. С той, что теперь и моя сестра. Но ты вернёшься. Однажды весной ты вернёшься сюда — живым. Тогда я вновь смогу обнять тебя, а до той поры буду ждать.
***
И поход начался — как только стаял снег, и возможным стало быстро передвигаться, охотиться, ночевать под открытым небом. Два больших отряда охраняли естественный проход меж скалами Кхиш Арад*. Войско Длиннобородов расположилось севернее, их союзники охраняли врата с юга. Покуда простирался взор, видны были лишь две заснеженные вершины, а западнее — безлесые пустынные земли, покинутые их недавними обитателями. Чёрные вороны — верные птицы кхазад — передавали вести из соседнего лагеря. Но ценнее всего были новости с востока. Черновласы и гномы Азан Арад* уверенно продвигались на север, сообщали о первых стычках. Враг начинал действовать, отвечать на брошенный вызов. Но в ожидании первого серьёзного сражения прошло ещё более двух месяцев. Это случилось вскоре после радости первой победы, одержанной союзниками. Тот день был солнечным и по-летнему тёплым. Такие дни всегда ждут по завершении холодов, чтобы искренне насладиться лаской светила и красотами природы. Дозорные подали тревожный сигнал уже ближе к полудню, когда гномы трапезничали возле костров, скинув тяжёлые латы и отложив в сторону своё оружие. Уже через четверть часа небольшая армия была в полной боевой готовности и выстроилась трапецией. Смрадное племя неспроста называли самыми отвратительными прозвищами. Многочисленная свора орущих уродцев показалась из-за скалы и сразу пошла в наступление. Кхазад медленно двинулись навстречу врагу, соблюдая размеренный темп и хладнокровие. Впрочем, последнее давалось не всем. Тяжело оставаться спокойным в преддверии первой настоящей битвы в своей жизни. Едва расстояние сократилось достаточно, стало понятно, что орки превышают кхазад своим ростом, но не силой. Кажущееся отсутствие боевого построения тоже нельзя было считать их преимуществом. Однако дикие крики становились всё яростнее и громче. В момент столкновения в центре трапеции началась настоящая давка. Мечи гномов разили врага из-за щитов первого ряда тяжело вооружённых товарищей, гадкие твари с зазубренными кривыми клинками в руках старались обойти их с тыла, но это им так и не удалось. Несколько воинов упали рядом с тяжкими ранами, землю оросила кровь, впрочем и не земля это была уже, а форменная пустыня, изрытая сапогами. Торин не мог сказать, сколько же прошло времени, когда строй порушился, и началась бойня. Он помнил только, как прямо перед ним возникло безобразное лицо, кривой меч занёсся над его головой. А дальше всё произошло словно в каком-то бреду, в некоем неведомом ему раньше состоянии. Издав крик, он отбил удар, а следующим разрубил противника от плеча до пояса. Чёрная смердящая кровь брызнула ему в лицо, оросила торс и руки. А перед глазами встал образ деда. Один из этих тварей убил его, и больше не было пощады никому! Расправившись с последним на тот день, он долго ещё озирался по сторонам и лишь после ощутил ужасающую усталость, бессилие, опустошение. Во рту был вкус крови этих отродий, волосы выбились из-под шлема и прилипли к чёрному от крови лицу. Он стоял одним коленом в жидкой грязи, образовавшейся из земли и крови, а повсюду рядом были мёртвые тела. Но он был жив, и именно к этому годами готовили каждого из юношей его народа. Ужасно хотелось пить, но вперёд узнать главное: живы ли родичи и друзья? К радости, он увидел на отдалении отца, руководившего битвой верхом на пони. Рядом с ним был дядька Фундин и его брат. Глаза тщетно искали Ульви. Поднявшись, он побрёл по полю, воздух над которым напоминал вонь из выгребной ямы. Сердце понемногу умеряло темп, но получало жестокий удар всякий раз, когда между мёртвых тел он видел своего сородича. Верный друг нашёл его сам, окликнув и вознеся хвалу Махалу. — Всё хорошо? Ты не ранен? — Нет. А ты? — Жив, как видишь. Говорят, мы разбили их наголову. Заветная мечта о глотке воды сбылась лишь через время. Показавшись узбаду, оказав помощь нескольким раненым и убравшись, наконец, из этой кровавой каши, Торин и Ульви пришли к ключу, из которого все они брали воду во время стоянки. Влетев по колено в ледяную воду, юноши долго смывали грязь с лица и рук, а после по-новому познали вкус простой чистой воды. Каждый долго не мог насладиться ею до конца и почувствовал себя чистым, лишь сняв доспехи, окунувшись с головой, стоя на коленях в этом живительном источнике. А после, уже возле вечерних костров, всем поднесли чарки крепкого зелья. Отец смотрел на старшего сына сквозь вздымающиеся языки пламени, и если бы Торин не знал его с детства, то ни за что не смог бы различить едва заметные лучики одобрения в глазах короля Сигин-Тараг Трайна II. Дядька Фундин ходил вокруг, положил руку на плечо племянника и шепнул им с Ульви: — С боевым посвящением, парни! Этот день вы запомните навсегда. Ужасы битвы не кончились на той трапезе: ещё несколько дней все они хоронили убитых — кого с почестями в пещерах западного склона горы, а кого в смрадной глубокой яме. Несколько разведывательных рейдов принесли неутешительные вести: южный отрог Кхиш Арад кишел изнутри орочьими поселениями. Планы менялись, ибо нельзя было оставлять Дунланд в такой опасности. До самой зимы двухтысячная армия, состоящая из гномов трёх кланов, вела бои в предгорьях и под землёй. Отбитые у врага территории они смогли использовать в качестве зимнего пристанища, и лишь весной двинулись дальше, к западным вратам Кхазаддума. Именно там череда побед сменилась первыми серьёзными осложениями. Армия закалилась в боях, но им неоткуда было ждать подкрепления. Союзники вели битвы на севере, по ту сторону великого хребта. Между тем с первых же дней стало понятно: подземелья, некогда принадлежавшие их народу, заселены многочисленным племенем. И позиции врага оказывались как нельзя выгодными: война на этом фронте становилась подобна осаде неприступной крепости. Раз за разом они атаковали, но вынуждены были отступать. Летний зной изводил не привыкших к этому гномов, а после палящее солнце еще в самом начале осени сменилось морозом и снегопадами. Вынужденные зимовать под открытым небом, кхазад долго копили силы, но противник в недрах горы делал то же самое, не испытывая нужды в пропитании и столь нужном тепле. Весна не спешила наступать, и кругом лежали сугробы, когда Трайн принял решение дать ещё одно, последнее сражение у западных врат, от которого зависела их будущая тактика. Армию разделили, укрыв около пятисот воинов за холмом на севере. Остальные должны были хитростью выманить врага из его убежища и атаковать на равнине, ожидая поддержки с северного фланга. Молодые королевичи оставались с отцом. Первоначально уловка сработала: орочье войско, превосходящее их численностью втрое, двинулось на равнину, гномы же уводили их как можно дальше от спасительных стен. Неравный бой начался и продолжался более часа. Каждый потерял уже счёт убитым, когда Торин увидел совсем рядом своего брата, отбивающегося от рослого сильного противника. Безобразный меч на его глазах обезоружил Фрерина и навис над ним. Все чувства исчезли, ладное мускулистое тело рванулось с места, словно хищный зверь. Клинок сразил врага, одновременно что-то холодное проникло в прорезь под доспехи, но в пылу битвы он не мог думать об этом. Подняв брата за руку и убедившись, что тот не ранен, юноша велел ему держаться рядом, а лучше уходить в тыл. Уже близко было время выхода подкрепления, они ждали лишь команды короля. Полчища врага таяли по мере отступления. Старший из принцев рассчитывал увести брата на безопасное расстояние и вернуться в авангард. Оказавшись чуть в стороне от основного сражения, он ясно различал за холмом ряды своих сородичей. Поодаль рос небольшой лесок, и обострённые в битве чувства вдруг различили там, за кронами, какое-то шевеление. Достав подзорную трубку — подарок отца, он посмотрел в неё, и сердце замерло. Из леса навстречу товарищам выходил ещё один отряд орков-всадников. Хищные волки помогали им преодолевать сугробы и двигались много быстрее пеших, вот только позиция войска гномов не позволяла вовремя узреть опасность. Глаза оценили расстояние. Каждая минута была на счету: подвергшись нападению, вторая армия не смогла бы прийти им на помощь и оказалась бы наполовину разгромленной. Остальные орки одержали бы неминуемую победу здесь, на поле основной битвы. Нужно было предупредить сородичей, но искать отца в пекле сражения означало потерять драгоценное время. Осуществлять зимние переходы гномам помогали рослые мохноногие лошадки — уроженки севера, и, поймав одну из них, юноша бросился прямиком к холму. Прошлые битвы и рейды войск сделали дорогу не столь заснеженной, и ему удалось поспеть вовремя. Армия поддержки оценила опасность и двинулась вперёд. Слова наследника они восприняли за приказ короля и не смели его ослушаться. Сам же Торин дождался ухода последнего воина и убедился, что вражеские всадники отступают. Их задачей было лишь задержать отряд, против объединённой армии они были малочисленны и бессильны. Сделав глоток воды, он двинулся в обратный путь, но почти сразу понял, что картина перед глазами плывёт, силы уходят, холод режет на части, а глаза застилает мгла. Коснувшись левого бока, принц ощутил сильную боль и непреодолимую тягу к земле. Чувства вернулись к нему вместе с голосом отца, слова которого достигали сознания издалека. — Скажи мне, как он? Трайну отвечал незнакомый гном, от прикосновений которого ему было безумно больно. Холод казался всеобъемлющим, и не было сил даже поднять веки. — Рана поверхностная, но болезненна и сильно кровоточила. В этом причина обморока. Но ему повезло, братья нашли его вовремя. Не волнуйся, узбад. Твой сын молод, отлежится пару дней, придёт в себя. Понемногу силы восстановятся. Завтра я приду перевязать его, а сейчас пусть спит. Потом отец резко окликнул Фрерина, в памяти остались его слова: — Не отходи от брата ни на шаг! Поддерживай огонь и немедля зови меня, если будет необходимо. В тот миг на плечи легло тяжёлое мягкое покрывало, сшитое из нескольких волчьих шкур, а холод начал отступать. Но вместе с ним отступили и голоса, и свет, и любое осознание реальности. Очнувшись из забытья, Торин понял, что уже ночь. Палатку освещали лишь угли тлеющего костра, но в их отсвете он ясно различил бледное, грустное и встревоженное лицо Фрерина. Тот сидел рядом и, кажется, даже дышать боялся. А руки юноши изо всех сил кутали его тело в меховое, но поношенное уже одеяние. Заметив движение, парень встрепенулся, протянув вперёд руки. — Торин! — брат торопливо приблизился, дал ему воды и робко коснулся рукой размётанных волос раненого. — Как ты? Тебе очень больно? — Уже не очень. Не думай об этом. Лучше прекращай кутаться и ложись рядом. Здесь хватит места для нас двоих. Да и теплее будет. — Но это ведь из-за меня! Это я виноват. Если бы не я, тебя бы не ранили. — Да ни в чём ты не виноват, — руки юношей коснулись друг друга, и Фрерин осторожно нырнул под толстое меховое покрывало. Вздохнув глубоко, засыпая, но ещё пребывая во власти сомнений, он шепнул брату: — Только наш отец велел мне… — Наш отец велел тебе быть рядом со мной. Возвратившись уже глубокой ночью и увидев сыновей, мирно спящих рядом, Трайн вспомнил их детство, смахнул скупую слезу и устроился головой на камне отдохнуть те немногие часы, что были отпущены ему самому на сон и восстановление сил после битвы. Выбравшись, наконец, из плена палатки, Торин нашёл отца и сел рядом. Трайн глянул на него и отвёл глаза в сторону. — Ешь. Тебе нужно набираться сил. Желания не было. Но пришлось послушно налить себе молока, однако вслед за этим юноша вновь услышал упрёк. — Мясо ешь! Молоком кровь не восстановишь. Холод резал его сквозь одежду, голова была ещё тяжела, но мысли уже перестали путаться. — Отец, я пришёл спросить тебя. Мы ведь не победили. Что же теперь? Все готовятся уходить. — Да, мы вынуждены уйти. И это вернее, чем сгинуть здесь всем до единого! Запомни, что иногда поражение служит победой. Как и победа случается поражением… Неохотно вкушая трапезу, молодой принц тогда лишь пытался понять смысл слов своего короля. Неожиданно Трайн повернулся к нему и крепко сжал плечо сына. — Торин! Я не мог сказать это раньше. Но теперь должен. Ты сейчас считаешь геройством и бесстрашием то, что на деле лишь безрассудство и гордыня. Ещё немного, и ты погубил бы себя из-за лёгкой раны. Так не сделал бы и простой воин. Тебе же надлежит думать о народе и долге. Ты — мой наследник и будущий правитель! Если погибну я, у Сигин-Тараг будет будущее. Но если погибнешь ты, все наши помыслы обратятся в прах. Тысячелетиями род наш стоял во главе клана. И есть у нас не один долг кровной мести. Поэтому я зол на тебя, но надеюсь, ты извлечёшь урок из моих слов. Получив рану, следует обратиться за помощью. А сейчас ты доешь и вернёшься в шатёр, ибо еле держишься на ногах, — юноша готов был выпалить слова протеста, но отец и король опередил его. — Это приказ, если что! Исполняй. Осекшись, Торин потупил глаза, но знал, что отец был прав. — Хорошо. Скажи только, когда мы выступим, куда двинемся дальше, и вернёмся ли дать победный бой гадкому племени, заполонившему эти горы? Трайн закурил и задумался. Всё, что произошло у западных врат древней гномьей обители, многомесячная задержка и последние поражения серьёзно угнетали его и даже состарили. — Мы отправимся на север, навстречу сородичам. Таков был наш план, и он единственно верен. Но мы вернёмся в Кхазаддум — главное их гнездо! Отродья оттуда сделали своё грязное дело. И, чувствую, именно у врат цитадели, что некогда принадлежала нашим предкам, состоится главное сражение этой войны. Но только голова их вожака падёт на ту же землю! На то же место, где он пролил кровь короля Сигин-Тараг!
Примечания:
* **Khisharâd** – одно из возможных названий Туманных (Мглистых) гор на восстановленном кхуздуле. Khish (khishul) – туман (туманный) из возможного начального валарина Этимологий. Urd (мн.ч. ‘arad) – гора. `Azan в ориг. `Azanulbizar правильнее перевести, как «тьма», «мгла», «темнота».
** ‘Azanarâd** – возможное название Гор Тени (Эфель Дуат).
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.