Глава 21. Великие Врата
7 марта 2019 г. в 00:42
Ближе к концу первого месяца лета настало время для важного знаменательного события. Гигантские врата, ведущие в цитадель гномов, некогда разрушенные драконом, были теперь восстановлены, и оставалось самое главное и самое сложное — установить их на место. Две тяжеловесные каменные створы предстояло переместить ко входу, поднять и закрепить на исполинских петлях. Умелые руки мастеров создали для этого многочисленные механизмы и приспособления. Но каждый знал, сколь опасным и рискованным станет предстоящее мероприятие. Без этих врат Эребор, его жителей и сокровища охраняла лишь временная кладка, которую без труда разрушил бы и простой таран. Оттого каждый, кто был задействован в эпохальном проекте, не жалел сил и мечтал приблизить тот миг, когда все они вновь окажутся за надежнейшим из укрытий, в непреступной цитадели, о которой слагали легенды. Каждый мечтал увековечить себя в новых вратах толикой своего труда, но лишь лучших отобрали для этой миссии. А завершить работу обязательно нужно было до конца лета, к прибытию сородичей из Азраг Гхарад.
Размеры Великих Врат были огромны, но гномы помнили о несчастье, разрушившем их. А потому узбад Эребора принял особенное решение: не просто возродить утраченный символ клана, но серьёзно усовершенствовать вход в подгорную цитадель. Не он один хранил в памяти страшные удары, разбивавшие камень. И теперь створы должны были открываться только изнутри и иметь дополнительную защиту — внутренний вход, не способный пропустить огнедышащее чудовище. В огромных статуях кхазад, украшавших южную часть горы с боков и к счастью уцелевших, предполагалось устроить форпосты, а устье Быстротечной преобразовать в естественный глубокий ров с подъемным мостом через него. Но при всём этом требовалось сохранить и церемониальную роль: воссоздать красоту работы предков. С того времени, как Сигин-Тараг обрели своего короля, не было суток без обсуждения схем, поиска ответов на сложнейшие инженерные вопросы и бесконечного снования по лесам и уступам стен. Теперь же наступал день, призванный завершить первую и самую сложную часть работы.
Изготовленные створы не были целиковыми, ибо ни мускульной, ни машинной силы не хватит для подъема столь великого монолита. Верхний ярус древних врат сохранился. Новые же предстояло водворить на место в четыре этапа: сперва части второго яруса путём установления их на временные опоры и слияния с перекрытием. Благо, были они много легче и не столь широки. А потом уже, без права отсрочки, и уже доставленные ко входу нижние створы нужно было и подвесить на петли, и состыковать навеки с близлежащими. Гномьи двери невидимы, когда закрыты. Нет второго народа, способного столь ювелирно работать с камнем. А потому и раньше никто не видел стыков в великолепной сборке, и теперь предстояло выполнить работу так, чтобы гигантские детали сошлись с точностью двух пластинок в настольной мозаике. Торин не сомневался в своих мастерах. Но впервые столкнулся с великим риском для их жизни, ибо в Синих горах они жили скромно и не знали таких свершений. И главное: секреты мастерства кхазад нельзя было выдать людям Дэйла. Вникнув в расчёты, поняв, что эсгаротцы заняты только собой, и ни в чём им не помогают, вождь клана, ставший теперь королём, с трудом шёл на компромиссы. Он чувствовал, что Балин теснил его — простого вояку, а с Бардом ему лучше видеться лишь на отдалении. Не соглашаясь в душе и с теми суммами, что уже отданы, Торин II Дубощит не мог поступить иначе, кроме как подписать приказ об оплате всеобщего празднества для людей. Очередной уступке, но и вынужденной мере. В каждой из своих битв он получал тяжкие раны, но теперь даже жалел, что руководит не воинством, а всем королевством. Всю свою жизнь он знал: есть вещи, для него чуждые. Но всю его жизнь с ним была та, что решала их мастерски и достойно, избавляла от унижений и никогда не позволяла оставить своих сородичей в проигрыше. Дети одного народа, они были каждый велик в своём, и воистину дополняли друг друга. Так прошла жизнь. А теперь было нужно достойно её закончить…
Еще до рассвета в Дэйл отправились два обоза с дичью и серебром для оплаты вина, на подходах к Одинокой горе выставили стражу, а на площадке между протоками реки началось сооружение подъёмных машин. И не было гнома, что пришёл туда и не встретился взглядом с узбадом — облачённым в простую рубаху и ничем не приметным среди мастеров. Он был со всеми плечом к плечу там, где тяжелее всего. Только лишь Двалин — распорядитель каменотёсов — сперва отвёл его в сторону, а после усадил смотреть за происходящим. Дивный здоровяк, превзошедший ростом даже прямого потомка Дурина, и сам работал за четверых, и властно руководил, оставляя другу лишь ту миссию, что достойна короны, оставшейся где-то в дальних чертогах. С каждой минутой рядом с южными вратами становилось всё больше гномов. И близилось главное действо — подъём створы на высоту, с которой виден уже город людей и озеро. Прошлый день был безветренным, теперь же, как никогда некстати, вихри воздуха стали ощутимы и холодны. А значит, риск становился больше, и мастерам будет сложнее. Прочные тросы обвили каменную плиту и напряглись в чудовищном натяжении. Лебедки скрипнули, и створа начала своё медленное движение вверх — туда, где ей предстояло застыть навеки. Долгие минуты напряжённого ожидания сменились новым этапом. Едва высота стала достаточной, в вырытые накануне ямы установили сложную конструкцию из дерева и металла, которая позволяла незначительно двигать плиту посредством системы рычагов и шестерней. Первоначально зеленоватый монолит опустился на мягкое дубовое ложе. Сверху его удерживали тросы, по бокам же — железные крючья, состыкованные с другими, намертво вживленными ранее в камень исполинского проёма. Для всех зрителей визуально не происходило почти ничего, но каждый знал, как тяжело и опасно достичь того единственно правильного положения, когда удастся состыковать каменные шипы с выемками под них и одновременно сомкнуть массивные литые петли. Гномы, выполнявшие работу на земле, рисковали быть раздавленными, если что-то пойдёт не так. Те, кто находился на лесах, контролировал и стыковал петли, в каждый миг могли лишиться пальцев и рук. Время застыло на месте, и никто даже по солнцу не знал, который сейчас час. Просто не мог отвести взгляд от происходящего величественного действа. Все были счастливы, когда первый этап работы завершился успехом. Сложнейший инженерный механизм заменили временными опорами и вынули из ям, чтобы использовать вторично для такой же каменной створы.
Настала очередь нижней — самой большой и тяжёлой части. Её предстояло поставить вертикально и закрепить на огромном передвижном механизме, а далее завести меж опор, поддерживающих верхнюю створу врат. Конструкция всех машин кропотливо прорисовывалась, просчитывалась и воссоздавалась в глубине подземных чертогов. Ни один более народ не владел подобными навыками, и именно потому эреборцы организовали пир в Дэйле. Звуки празднества достигали их ушей — изрядно уставших и измотанных напряжением. Чтобы иметь возможность приподнять каменную плиту и состыковать с её верхним продолжением, землю в проёме срыли. Это нельзя назвать особым секретом гномов, но и древние мастера добились того, чтобы врата смотрелись, как монолит, и теперь их потомки поставили пред собой ту же задачу. Каждый, кто приближался к Эребору, в восхищении поднимал голову и не мог даже представить, как это гигантское узорчатое панно не просто вырезали из твёрдого камня, но и установили, а также заставили действовать — открываться. Именно миг открытия собранной воедино створы ознаменовал завершение второго этапа. Словно ожив, она вздрогнула, огласила равнину величественным приветствием — низким и гулким голосом камня. А далее начала медленное движение вперед, удерживаемая теперь только на петлях. Жители Одинокой горы замерли в безмолвии, созерцая эту картину. Время обеденной трапезы давно уже минуло, но лишь теперь можно было перевести дух, развести костры, угоститься мясом, зажаренным по-походному, а главное — от души попотчевать мастеров и смотрителей всех работ. Обитатели Вороньей высоты в тот час всей стаей поднялись в небо и расселись в резных нишах огромной воротины. Они жили здесь так давно, что для них это тоже был праздник — возрождения царства и возвращения его величия.
Достижение было значительным: все расчёты подтвердились, тросы и конструкции выдержали. Но то была лишь половина дела. Предложение приостановить работу и продолжать на следующий день единогласно отвергли, и сразу по завершении трапезы эпохальное действо продолжилось. Одна из машин была серьёзно повреждена, и несколько кузнецов спешно изготавливали детали на замену. А в то время вторая створа уже двигалась ввысь. Сильные порывы ветра всё же сыграли свою роль: один из тросов сорвался, огромное тяжеловесное панно накренилось в воздухе и повисло, угрожая сорваться. Десятки гномов мгновенно бросились на площадку верхнего яруса, чтобы помочь товарищам удержать и выровнять плиту. Торин рванулся с места, но две пары рук удержали его и не дали подключиться к остальным.
— Я должен быть там!
— Это слишком опасно, узбад. Мы не можем рисковать тобой.
— И вас приставили ко мне, словно нянек?
В душе вскипело негодование. Мысль о том, что его осознанно ограждают от опасностей, не укладывалась в голове. Вырвавшись, он отошёл в сторону, но не мог дать волю своему гневу. Происходящее на его глазах сковывало и потрясало. Не менее двадцати силачей сверху выравнивали плиту напряжением своих рук, а внизу не менее полусотни помогали им, подставляя под створу длинные деревянные столбы. В итоге подвешенную плиту выровняли, и нежданный сбой не окончился катастрофой. Но тревога теперь охватила каждого. Напряжение не спало и с переходом к заключительному этапу. Солнце уже начало садиться, близились сумерки. Значит, даже если не будет сбоев, установка завершится уже поздним вечером, а далее предстоит насыпать убранный слой земли. В этом задействован стал каждый из присутствующих, проведших этот день от рассвета до ночи возле огромных врат. Отпустив мастеров, измотанных и голодных, две сотни гномов взялись за лопаты, срыли насыпь, выросшую чуть поодаль в дни подготовки к важному событию, и заполнили брешь между воротами и землёй. Уже после они уложат на место гранитные плиты, выровняют площадь и восстановят дорогу. Сейчас же, в свете многих факелов, обе створы величественно затворились. Путь в древнюю цитадель был преграждён для всех, кто явится сюда не другом, а недругом. Сложные машины разобрали и укрыли за стенами от непрошеных глаз. Людям, жившим по соседству, предстояло проснуться и увидеть на месте привычной грубой кладки исполинское резное панно: столь грандиозное, словно сам Ауле явился накануне к своим сынам и возвёл его.
Все великие свершения принято отмечать большим и богатым пиром. Да только глубокой ночью ни у кого уже не было сил пировать. Гномы медленно расходились по своим гротам, большинство шествовали в безмолвии с одной лишь мыслью — упасть на ложе и надолго уснуть. День следующий король Торин объявил для всех временем отдыха. Кузнецы и каменщики, рудокопы и строители туннелей могли наслаждаться трапезой и петь песни. Только трактирщикам предстояло не знать покоя с утра и до темноты. Покинув южный вход одним из последних, узбад Эребора медленно шёл по едва освещённым улицам, затихшим и почти уснувшим. Редкие прохожие, что встречались ему, приветствовали своего правителя и с почтением говорили, что врата эти назовут его именем. Но он не видел в сегодняшнем действе своей особой заслуги. Не он рисковал там жизнью и трудился на пределе разрыва жил. Пронзительный холодный ветер терзал всех долгие часы. В тревоге и напряжении он не ощущал этого, теперь же его бил озноб. Едва зажившие раны напоминали о себе глухой ноющей болью, тело и голова словно отяжелели. Это нежданное похолодание, эти порывы застывшего воздуха были только преддверием бури: он это чувствовал, он это знал. Подобное уже случалось с ним раньше, в последние же месяцы тяжесть и боль стали более выражены, предчувствия обратились в твёрдую уверенность. Остановившись и вздохнув глубоко, он подумал о неминуемой старости, которая была совсем близко. Только сердце хотело верить, что это лишь его горькие мысли и грусть. В лабиринтах горы, равно как в крохотных гротах её обитателей, было холодно. Накануне стояла теплая приветливая погода, и печи не топили. Сердце билось часто, но кровь в жилах не согревала рук, не отгоняла гулкую боль во всём теле. В груди что-то судорожно сжималось, а, значит, буря будет нешуточная. Ощутив на плече тёплое прикосновение, Торин подумал, что-то ему кажется, просто взбудораженный разум выдаёт желаемое за действительное. Но вслед за прикосновением рядом раздался знакомый голос.
— Что с тобой, дядя? — Фили с опаской оглядывал его, взял за руку и осторожно обнял. — Ты так бледен, что я боюсь даже спрашивать, когда же ты спал в последний раз.
— Не помню. Не важно. Не бери в голову, всё хорошо. Это просто усталость.
— Если и так, позволь мне помочь исцелить её. Идём, моя комната совсем рядом. А кровать брата давно уже пустует.
— Да, я знаю. Кили нашёл себя в учении молодых. Это хорошо, он искусный стрелок.
— А ещё слишком любит походы в леса, — дядя и племянник улыбнулись друг другу. — Прошу же, идём. Тебе нужно отдохнуть, а я могу угостить тебя пирогами и тёплой земляничной настойкой. Я помню, как ты её любишь! Только вот очаг надо бы затопить.
Молодой гном был всерьёз встревожен. Торин не отпускал руку от груди, вокруг глаз его даже в полутьме было видно темные круги. Все знали, что узбад не щадит себя, а недавние раны хоть не убили его, но не могли пройти без последствий. Фили настойчиво спрашивал, не нужно ли позвать лекаря, но получал в ответ лишь сердитые упрёки да насмешки.
— Оставь! Лекари сделали своё дело, и больше им со мной возиться нечего. Просто помяни моё слово, завтра будет такая буря, что очень вовремя мы защитили город этими вратами! Будет гроза и ураган. Ты молод, и пока не ощущаешь подобного. Я же уже почти старик. Нажитые за годы раны рассказывают мне о грядущей погоде. И никто этого не изменит.
— Не называй себя стариком. Ты лучший на свете король и лучший на свете дядя. Я верю, что впереди у тебя ещё большие свершения, чем сегодня, — Фили невзначай подтолкнул Торина к туннелю, ведущему в его жилище. Оказавшись в маленьком тёмном гроте, они обнялись, коснувшись лбами. Хозяин простой, но очень уютной комнатушки снял со стены и набросил на плечи родича теплый меховой жилет, который не носил со времён холодов. Заледеневшие руки гнома, что заменил ему отца, не оставляли иного выхода. Через пару минут в топке вспыхнули сухие поленья, на стенах зажглись две лампады, а содержимое стеклянной бутыли вылилось в котелок. Укутавшись в мягкую поношенную накидку, король Эребора, ставший теперь просто любимым дядей, откинулся на подушку, заняв кровать младшего из своих племянников. Старший же поставил рядом корзинку с пирожками да подал Торину кружку горячего напитка, от которого шёл аромат лесной земляники. Они оба помнили этот аромат, помнили, как радовались каждое лето, получая букеты увешанных ягодами веточек. Как две закадычные подруги колдовали над котелком, а после прятали от них склянки с нектаром ярко-красного насыщенного цвета, в которых и зимой жило лето.
Несколько глотков любимого лакомства позволили, наконец, согреться, уняли и отогнали боль. Простая утварь и обстановка комнаты братьев навевала воспоминания о минувшем счастье. И словно сейчас уже дверь отворится, и к ним войдут Дис и Райнэ, обнимут и усядутся рядом. А завтра с утра всё семейство отправится в лес, и мужчины будут охотиться, мальчишки — играть и бороться деревянным оружием, а любимые женщины собирать землянику… Хлопоча у печи, Фили и не заметил, как его дядя уснул крепким сном, растянувшись на постели брата. И это было в тот миг самое нужное для него. Укрыв Торина толстым шерстяным покрывалом, он дождался, пока угли в топке угаснут, а после мгновенно заснул и сам.
Предчувствия не подвели видавшего виды гнома. Над Долгим озером, Дэйлом и Эребором разыгралась сильная буря. В небе сверкали молнии, ветер рвал ветви деревьев, но лишь разбивался о камень Великих Врат. Возвращённая городу твердыня достойно выдержала первое своё испытание. Холод был таким, как почти не бывает в летнее время, капли дождя обращались в град. Под древними сводами горы затопили печи, закрыли все выходы наружу и, по велению короля, предавались отдыху. Лишь малая часть собралась у южного входа, чтобы проверить надёжность петель и замков, да спланировать будущие работы. Чтобы защититься ещё надёжнее, чем раньше, гномам предстояло много работы. Теперь можно было понять, каким станет второй рубеж обороны, и как его возвести. Проснувшись утром даже позже племянника, Торин понял, что уже очень давно не высыпался столь славно. Тело словно переродилось, в гроте было тепло, а стараньями Фили воздух наполнял аромат любимой с детства яичницы. Подкрепившись, они отправились к вратам, и весь день провели за работой и обсуждением планов. Кили тоже объявился, правда, чуть позже. Распоряжение об отдыхе касалось всех, и свободное время он хотел провести вместе с братом. Но вот даже представить не мог, что с ними будет вечно занятый венценосный дядюшка. Чуть пошептавшись за ужином, братья настояли на том, что как только погода исправится, все они втроём, как в старые добрые времена, отправятся на охоту. И, словно услышав их, ночью ненастье стихло, слабый потеплевший ветерок сушил траву и деревья, а над землёй засияло солнце. Только прохлада пока сохранялась, призывая накинуть куртки.
Не появляясь у себя третьи сутки, Торин так и ходил в старой жилетке Фили. Время, проведённое с родными, преобразило его. Многие отмечали это и не смели вспоминать о делах, давая узбаду возможность полноценно избавить себя от усталости. Потрёпанный ураганом лес оживал на глазах, ручьи журчали и переговаривались между собой на своих мелодичных языках. Трое охотников вдыхали всей грудью свежий душистый воздух и радовались тому, что вместе. Обеспечив себе отменный обед, они устроились на полянке. Молодые хлопотали у костра и готовили жаркое. А их названный отец курил трубку, откинувшись спиною на ствол старого дерева. Тронутая прохладой рука нырнула под полы теплой накидки. В складках кожи что-то чувствовалось: что-то крохотное, но твёрдое, будто там был потайной карманчик. Нащупав вход в него, гном с удивлением для себя достал содержимое тайника. Им оказалось кольцо в форме розы из белого золота. Лицо его изменилось, сердце как будто замерло, а после забилось неимоверно часто. Рука, держащая находку, задрожала, глаза отказывались верить увиденному, но ошибки быть не могло. Он знал эту вещь, знал очень давно. И второй такой не было в целом мире. Сперва один, а после и второй брат вдруг осознали, что случилось.
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.