Глава 19. О пользе таверн
8 февраля 2019 г. в 22:33
Жизнь пошла своим чередом за исключением одного досадного новшества: хотя бы сейчас, в первое время, племянники короля избегали встреч с Торином, не хотели смотреть ему в глаза, обладая своей ужасной тайной. Впрочем, венценосный дядюшка и сам был настолько занят делами, что за неделю ни разу не вызвал к себе кого-то из них. Кили начинал наставничать в ожившей воинской школе, куда передали всех молодых из Железных холмов. В придачу к ним, явилась довольно многочисленная община переселенцев с берегов Внутреннего моря. Весть об освобождении Эребора начала приносить свои плоды — гномы тянулись на родину, под защиту каменных стен и короля, которого все без исключения теперь считали великим. Лишь некоторые из них помнили страшный день нападения Смауга и именно вернулись. Молодые, и даже те, что давно вышли из юношеского возраста, признавали, что нуждаются в улучшении своих боевых навыков. Врата школы были открыты для всех, и кто мог стать учителем лучше и авторитетней, нежели родич узбада и герой последней битвы? Фили же помогал строителям, ибо видел дело своей жизни в том же, что и его отец. Работа тяжелее, чем у Кили, но зато самая востребованная и нужная. Братья не виделись по многу дней: один оставался на ночлег в чертогах у северных врат, второй же вечерами падал с ног от усталости и мгновенно засыпал в своём скромном жилище. А утром младшего ждали новоиспечённые ученики, а старшего — камни, которые он обрабатывал начисто, вырезал утраченные надписи и узоры, устанавливал на места тех, которых не пощадило царствование зверя. Лишь в конце недели, на пороге выходных, Фили и Кили непременно встречались в одной из таверн, коих обустроили уже не один десяток под древними каменными сводами.
Здесь уместно пояснить, что означает таверна в жизни любого гнома. Хоббиты, люди и эльфы видят в них, прежде всего, заведения, где праздно проводят время да предаются возлияниям. Для сына кхазад это не совсем так. Гномья трапеза всегда должна быть вкусна и обильна, ибо подгорный народ тратит много сил на свои обыденные занятия. Между тем, только счастливчики, что женились и обзавелись просторным жилищем, могут рассчитывать в этом на супругу. Большинство не имеет даже очага, пригодного для приготовления еды, да и не обладает нужными навыками. Потому будь ты старатель или кузнец, старец иль юноша, знатен ты или прост — дважды и даже трижды в день путь приведёт тебя на широкую деревянную скамью в одной из таверн. Огромные печи с вертелами в нишах ещё не успевают остыть, когда поутру их вновь разжигают, уставляют котлами и сковородами, варят эль и похлёбку. Даже лютой зимой в стенах кабаков и харчевен не бывает прохладно. А уж когда на вертеле жарится дичь, можно забыть обо всех невзгодах и трудностях. К зрелому возрасту почти каждый становится завсегдатаем в том заведении, что по душе и карману, садится на одно место, а хозяин уже знает, что подать и с легкостью простит недостаток монет. Заядлые охотники приносят в таверны всю свою добычу, что избавляет их от оплаты. Торговцы снабжают заведения зерном, мукой, овощами да приправами. И нет такого дня, чтобы из Дэйла или соседних маленьких поселений не приходил обоз с провиантом, в обмен на который земледельцам доставались нужные инструменты, орудия, ножи, кинжалы и украшения. В этом суть жизни кхазад, и на перепутье всех дорог стоит любимая насиженная таверна. В гóре и в радости гномы приходят сюда, восстанавливают силы, узнают новости и поют любимые песни. В праздник и в скорбный час сын Великого Кузнеца найдёт здесь своё пристанище.
В одно из таких заведений, над входом в которое красовался настоящий тяжёлый щит, Фили и отправился, закончив свою работу. Здесь, в таверне с гордым названием «Turmu azgar*», они с братом встречались уже не раз. Им нравился уют низких потолков, полутьма, а главное — мастерство повара, что готовил мясо. Старшие собирались в другой харчевне, и это тоже было немаловажно. Едва белокурый парень пригубил кружку эля, как на пороге показался Кили. Крепко обнявшись, братья уселись друг против друга.
— Что хорошего скажешь? Говорят, у вас там большое пополнение.
— Да уж. Без дела не останемся. Хватило бы только терпения. Диву даюсь, как только Торин выносил нас малолетних!
Фили усмехнулся, и бросил в ответ:
— Думаешь, мы для него перестали быть малолетними? Нет, братец! Это навсегда.
— Не важно. Ты видел его? Вы встречались в эти дни? — увидев, что брат отрицательно качает головой, юноша погрустнел. В тот миг подоспел ужин, и гномы предались молчаливой трапезе. Посетителей становилось всё больше, за каждым столом заседала своя компания. Прервавшись на перекур и откинувшись, Кили увидел в дверях старого знакомого. Одетый в кольчугу и железные наручи, со шлемом в руке и секирой за спиной, Гимли таращился на стол в центре зала. Со всех четырех сторон его плотно сидели гномы, и новичку, похоже, некуда было пристроиться. Усмехнувшись, королевский племянник свистнул и жестом позвал мальчишку к ним. Сын Глоина положил шлем на стол, поставил в угол свою секиру, обхватил кружку эля обеими руками, поднес ко рту и пил, проливая половину, но чмокая от наслаждения.
— Эй! А не пробовал доспехи снимать, когда идешь в харчевню? — Кили смеялся от души, вновь закурил трубку и продолжал глядеть на новобранца искрящимися и задорными глазами.
— Гном всегда должен быть готов к бою! — отвесил в ответ Гимли и сделал еще несколько больших глотков. — Я — воин Эреборской дружины, и стараюсь оправдывать оказанное доверие. Да, спасибо, что приютили. Я уже бывал здесь и сидел вон с теми достойными сынами своих отцов. Сейчас там нет места, а остальных я, признаться, не знаю.
— Ты хоть кого-нибудь здесь видишь со шлемом и топором? — Кили продолжал хихикать, и старший брат подал ему знак прекратить.
— Оставь ты его. И себя вспомни. В первой своей кольчуге ты, между прочим, чуть не улёгся спать.
Фили предложил парню без стеснения угощаться и невзначай засмотрелся на указанную им компанию. Взгляд искал знакомых, но все эти гномы, бесспорно, были уроженцы Железных холмов, оставшиеся в Эреборе после битвы. Компания уже изрядно подогрелась шнапсом, разговоры их звучали столь громко, что оказывались слышны почти всем. Один указал рукой на другого, сидящего напротив, и произнёс насмешливым гулким басом:
— А ну-ка расскажи нам ещё раз, что ты видел на пороге Чертогов Ожидания? Брат Борин и друг мой Скафинн ещё не слышали этот рассказ живого мертвеца!
Все восемь гномов, сидящие за столом разразились хохотом кроме одного — с уродливым шрамом, спускавшимся с головы на лоб, вокруг которого волосы были выбриты. Объект их насмешек насупился, сжав рукой бороду, но не поддался гневу. Дождавшись, когда подвыпившие товарищи умолкнут, он хлебнул из своей кружки и заявил:
— Можешь не верить, Яри. Да только на днях я встретил сородича, готового подтвердить мои слова, ибо он рассказал о том же. И тоже выжил как будто чудом.
— Кто знает? Может, вы с ним сговорились! Никто не видел последнего Чертога, где предки наши сидят за столом и ожидают возвращения в горы, вновь исполненные сокровищ. Ты видел своего отца? А деда?
— Я не видел предков, но видел себя, лежащим на окровавленном снегу, словно парил над своим почившим телом. А после шёл по туннелю, в конце которого светит яркий свет. Я шёл и не чувствовал боли ран, я знал, что мёртв. А едва ноги мои достигли конца пути, и там, за светом, показались врата в обиталище мертвых, я словно ударился о невидимый камень. Я должен был идти, но не мог: что-то неведомое не пускало меня. Так я остался сидеть между жизнью и смертью. Я сидел пока не заснул, а проснулся живым. Беловолосый эльф склонялся надо мной, водил рукой над моим лицом. А вскоре сказал, что теперь я выздоровею.
Над бедным гномом продолжали смеяться, памятуя и о горячке, и о пьяных видениях. Фили же насторожился, услышав о беловолосом эльфе. Без сомнения, этого несчастного, которому во время битвы раскроили череп, лечил Даэрон. Принц Лихолесья упоминал, что самых тяжёлых раненных передали ему. Гениальному целителю удалось спасти жизнь этому обречённому, но вещи, о которых он рассказывал, воистину казались чем-то странным и запредельным. Он умирал на поле боя, но, выходит, не смог войти в чертоги мертвых. Что-то мешало. И он знал ещё одного воина, пережившего это.
— Ты уже слышал этот рассказ? — спросил Фили у рыжеволосого юноши. — Ты говорил, что знаком с этой компанией.
Гимли помялся, насупился и забавно поглядел на собеседника, чуть закатив глаза.
— Да, я слышал. Но не поверил ни единому слову. Никто не может видеть себя лежащим на поле брани. И никто не может вернуться из Чертогов Ожидания. Ему просто повезло остаться в живых.
В другой день, когда посетителей было совсем не много, Фили увидел того гнома со шрамом на голове, учтиво представился и пригласил сесть рядом.
— Кто же не знает тебя, Фили, сын Ульвина? Ты — племянник короля. Моё имя Нарин, сын Регга. Чем я обязан приглашению?
— Я слышал твой рассказ. И, уверяю, что не намерен смеяться над случившимся с тобой. Я рад твоему исцелению и хотел бы ещё раз услышать обо всём в подробностях. Это ведь истинное чудо, явленное Махалом.
Нарин кивнул, пододвигая к себе большую кружку, которой Фили угостил его.
— Я и сам рад. Обидно было бы умереть, когда сражение уже завершилось.
— Так это случилось в конце битвы?
— Да, долина перед вратами была уже освобождена от проклятых орков. Я был на западном фланге, а из леса ещё продолжали высовываться разные твари. Оглянувшись на клич о гибели последнего орочьего предводителя, я чуть отвлёкся, в тот миг меня и огрели по голове. Думаю, никто не захотел бы умереть, уже узнав о славной победе. Всю мою жизнь Эребор был во власти дракона. Глупо было бы сгинуть, когда царство под горой вернулось к нам. Нет уж! Я хочу ещё послужить этой великой твердыне кхазад и своему королю!
Гном оказался разговорчивым, не отказался от горшочка картошки с мясом и ещё одной кружки эля. Вспомнив о просьбе королевского племянника, он повторил свой рассказ, правда, не дополнил его ничем. Всё, сказанное Нарином, уже было известно Фили. Молча выслушав собеседника, белокурый юноша спросил:
— Ты говорил, что есть ещё один славный сын своего отца, переживший подобное.
— Да. Он служит в каменоломнях. Уже и забыл, наверное, что недавно вражеское копьё пронзило его насквозь. Вот только нам никогда не забыть своего путешествия в Чертоги предков.
— Его тоже лечил Даэрон?
— Кто-кто? — Фили осёкся и пояснил, что речь идёт об эльфийском целителе.
— Этого я не знаю. Но если хочешь увидеться с ним и услышать его рассказ, я покажу таверну, где он ужинает.
Сам не зная, почему, королевский племянник стал знакомиться с воинами, получившими в битве Пяти Воинств страшные раны и увечья, но каким-то чудом оставшимися в живых. Неожиданно таких оказалось очень много. Глядя на свежие шрамы, молодой гном понимал, что во время той злополучной битвы многие умирали от таких повреждений прямо на его глазах. Удар копья в грудь, секира, проломившая голову, или меч, проткнувший живот, всегда оказываются смертоносными. Даже эльфы не знают средств от таких ранений и сами гибнут от них, хоть и обладают лучшей живучестью. Но вышло так, что многие выжили. В большинстве своём гномы любят вспоминать ратные дела, многократно повторять одни и те же истории о подвигах — своих и чужих, превосходящих противниках, которых они одолели. Желающие поговорить об этом да похвалиться своим исцелением находились в каждой таверне. Бедняга Нарин и его знакомый с каменоломен не были единственными, кто видел свое поверженное тело, шёл или падал куда-то в бездну, уже осознав себя мёртвым. Не всех их лечили эльфы, но те, что помнили посмертный опыт, единогласно утверждали, что НЕЧТО мешало им войти в последний чертог. Один описывал яркую вспышку, что полыхнула перед глазами и отбросила его назад от сумрачных врат. Другой видел рядом отца, погибшего годы назад, но не смог коснуться его руки, ибо был между ними какой-то барьер.
Из рассказов Торина Фили хорошо знал историю сражения в долине Туманных Ручьёв. О нём сложили много легенд, и самая известная из них гласила о «сожжённых гномах» — тех, кто погиб у восточных врат Мории и был предан огню, ибо гномы никогда не хоронят покойных в земле. Только лишь в камне. Но и самый искусный народ не смог бы вырезать в скалах столько могил, даже будучи в полном числе и здравии. Торин помнил каждую мелочь о тех страшных днях, ибо было среди погибших много их близких родственников. Воспоминание об ушедшем брате всякий раз наполняло глаза его влагой, а каждый знал: нет такой вещи, что может довести их узбада до слёз. И Торин рассказывал, что, отступая, каждый день они жгли погребальный костёр и прощались с теми, кто умер от ран уже после сражения. С ними не было эльфийских целителей, но ведь и среди новых знакомых Фили лишь некоторые упомянули о Даэроне и его сородичах. Глубоко задумавшись, молодой гном решил навестить старого друга, к тому же приходящегося ему роднёй.
Несмотря на цветущий возраст, Оин вёл жизнь отшельника: общался лишь с родственниками, редко выходил из своей мастерской, а в тёплое время года часто удалялся в лес. Он не уродился могучим воином, но не был и ювелиром. Его влекли травы и зелья, эликсиры и снадобья, что часто нужны и в мирное время. Получить рану можно не только в битве. Вечные тренировки с оружием, удаль на охоте, близость огня кузнечных печей или даже завязавшаяся в кабаке драка могли привести к нему сородича, нуждавшегося в его помощи. Оттого, увидев племянника, гном сперва испугался, не случилось ли с ним какой беды. Фили успокоил дядьку и запутанно подвёл разговор к первым дням после битвы за Эребор. На плечи таких, как Оин, тогда лёг весь груз лечения раненых, а, значит, он должен был знать или хотя бы слышать о случаях «чудесного исцеления». В скромном уютном гроте аптекаря разговор складывался легко и искренне. Все участники похода навсегда стали близкими друзьями, и опасаться обмана не приходилось. Оин не отрицал: да, он знал о спасении смертельно раненных, нескольких сам он выхаживал уже после отъезда эльфов.
— Все те дни я возносил просьбы Махалу — за вас с Кили, за нашего короля, и за этих несчастных. Думаю, каждый просил о друзьях и близких, и потому Великий Кузнец услышал нас.
— Выходит, эльфы владеют неким секретом?
— Мальчик мой, у них есть секреты. Но не следует думать, что мы не владеем уже большинством из них. Таких вещей не скрывают, когда на кону жизни многих несчастных. Целители Лихолесья очень нам помогли. Да только ни одно снадобье не всесильно.
— Значит, ты веришь, что сам Махал послал Торину и всем тем воинам чудо?
— Нам неведомы помыслы Великого, мы должны радоваться исходу. Те, кто был обречён, ныне здоровы и вернулись в строй. Нам никогда не узнать, был ли в том промысел нашего создателя.
— Скажи, а многих ли лекари не спасли? Скольких сородичей мы потеряли уже после сражения?
— Дай подумать. — Оин умолк ненадолго, будто прокручивал в голове цепь ушедших событий. Взгляд его больших глаз изменился, он словно сам не верил себе и пытался что-то вспомнить или перепроверить. — Друг мой Фили! А, выходит, ты задал мне не простой вопрос. Скажу сразу: среди моих подопечных несчастных случаев не было. Все они выздоровели, хотя некоторые получили увечья.
— А у других целителей? Вы ведь наверняка общались и помогали друг другу.
— Конечно. Когда пострадавших так много, иначе нельзя. В те дни я, наверное, общался со столькими гномами, как никогда в своей жизни. Ты знаешь, я не люблю больших компаний и разговоров вообще. Но тогда…
— Ты не ответил.
— Я не ответил, потому что пытаюсь припомнить. Но мне, как назло, ничего не приходит в голову. Раненых разместили везде, где только успели навести чистоту и наладить печи — в нижних гротах западного крыла. Мы все трудились рядом: и целители, и те, кто нам помогал. Но я не могу припомнить случаев смерти.
Откровение Оина могло показаться неожиданным, но Фили отчего-то не удивился. Он ждал услышать именно это. Но только никогда не смог бы пояснить — почему он этого ждал. За все минувшие дни ему пришлось убедиться в том, что в последние минуты битвы и после в стенах Одинокой горы произошло настоящее Чудо. Не с одним только Торином, им самим и его младшим братом, но, выходит, со всеми, кто был ранен смертельно и обречён на погибель. Потери кхазад были велики. Но они стали бы многократно больше, если бы НЕЧТО не преградило путь в залы мертвых, не нависло непреодолимой и невидимой завесой над Чертогами Ожидания. Кто мог сотворить подобное? Сам Великий Кузнец? Его добродетельная супруга, которую гномы почитали в той же мере, что своего создателя? Но спаслись только те, кто был ранен уже в завершении битвы, или сумел дотянуть до конца, истекая кровью, но не сдаваясь наступающей тьме. Валар вмешались в последний момент? Или и вовсе то были не валар?..
Старший племянник короля подумал, что сходит с ума, всё глубже ввязываясь в вещи странные и необъяснимые. Встретив утро после которой уже бессонной ночи, он твёрдо решил, что более не позволит себе предаваться порочным фантазиям. Ибо как ещё можно назвать те картины, что представали в его воображении: сумеречный чертог под тёмным небом без звёзд, ведущая к нему дорога и огромный купол, сотканный из материи, которую не могут разрушить никакие силы и оружие…
Примечания:
* **Turmu** – восстановленное кзузд. «щит»
**azgar** – «воин». Образовано от оригинального кхузд. Azaghal – имя лорда Белегоста (возможно, переводится как «военный вождь»). Таким образом, таверна называлась «Щит воина».