В её глазах играло солнце

-У неё были очень красивые глаза. -Хм. Хотите поговорить об этом поподробнее? Енох не ответил на этот вопрос, а просто принялся сбивчиво шептать: -Зелёные, очень светлые, и иногда в них как будто играло солнце… Хотя так и было, возможно… У неё душа, казалось, светилась… Каждое слово давалось О'Коннору с трудом. Прошёл месяц с тех пор, как Оливия исчезла из его жизни, а возможно – из жизни вообще. После того, как он совсем перестал есть, и не выходил из свой комнаты с плотно занавешенными окнами целыми днями, ни с кем не общался, и становился всё бледнее и бледнее, как вампир, так что карие глаза казались бездонными пропастями в его чёрную душу, тогда мисс Перегрин решила, что пора принимать решительные меры. -Вам больно говорить об этом, не так ли? -Мне… я… Да. Проницательный взгляд женщины напротив не добавлял уверенности. -Ваша цель прибытия сюда? -Я бы сам никогда… Почему-то мисс Перегрин была уверена, что поход к психиатру поможет кукловоду вернуться к жизни. Енох в этом сомневался. Он вообще не горел желанием говорить с кем бы то ни было, но эта женщина всё равно забудет их разговор, забудет, кто такой Енох. Месяц назад они всей толпой шли на корабль. Мисс Перегрин была без сознания после всего произошедшего, поэтому её несла на руках Бронвин. Никто и подумать не мог, что у тех карманников окажется огнестрельное оружие, к которому странные дети были решительно не готовы. Как только возникла настоящая угроза, Джейкоб загородил собой Эмму, а Енох – Олив, и здоровые парни, сопровождающиеся запахом перегара, тут же отметили их, как наиболее опасных противников. Что им было нужно? Никто не мог дать ответ. Живя одним днём десятки лет, перестаёшь понимать незнакомых людей. Может быть, Оливия смогла бы понять, она всегда умела общаться с людьми, она видела их насквозь, порой замечая то, чего люди за собой не видели, и тот факт, что девушка любила Еноха, очередное тому подтверждение. Но в рыжую повелительницу огня выстрелили сразу, как только она попыталась снять перчатки. Енох до сих пор помнит её короткий вскрик, до сих пор во снах слышит удар упавшего тела о землю, до сих пор видит перед глазами взгляд её зелёных глаз и боль, плещущуюся в них, почти так же, как кровавое пятно на платье. Он обернулся на неё, и тут же сам получил пулю в плечо. Он потерял сознание через пять секунд после того, как упал на землю Джейкоб. А когда он очнулся, то находился уже на корабле с туго и неумело перевязанным плечом. Повязку накладывала не имбрина. Она едва пришла в себя, когда Енох ворвался в её комнату с одним единственным вопросом. «Где Оливия?» Он ожидал увидеть девушку рядом с собой с первых же секунд пробуждения, он привык к её присутствию. Он не нашёл её на корабле, а на вопросы все обитатели отводили взгляды. Имбрина же честно рассказала, что произошло на том берегу. Джейкоб, Енох и Олив с Эммой были ранены. Но Эмма – не серьёзно, как и Енох. Джейкоб же умудрился не потерять сознание, поэтому пошёл сам, поддерживая Эмму. Еноха донесли до корабля с огромным трудом. Предлагали помочь и Олив, но та отказывалась от помощи, хотя хромала всё чаще и иногда слышались её стоны. За ними по причалу тянулся кровавый след. До корабля еле добрались, Бронвин несла тело имбрины, а все остальные дети тащили Еноха, Гораций тоже был ранен, а Клэр всё время плакала от страха. Всё проходило в жуткой суматохе, так что никто не заметил, что тихой рыжей повелительницы огня рядом нет. Корабль отплыл в бескрайнее море без огненной девушки на борту. Петля закрылась без неё – мисс Перегрин с трудом смогла это сделать, очнувшись на несколько секунд. Эмма потеряла сознание, едва ступила на корабль, Джейкоб тоже, сразу как бережно уложил девушку на кровать. Остались лишь младшие, и никто из них не был ответственным, не был внимательным и никто не догадался пересчитать людей. Енох понимал, что сердиться на них нельзя, но готов был убить их всех, а сердца использовать для марионеток. Когда они вернулись к берегу, Оливии там уже не было. Енох искал её по всему городу, но ему нельзя было оставаться здесь надолго. Они уплыли и открыли новую петлю. И теперь всё это вновь проносилось перед его глазами, причиняя боль в сердце. -Знаете, - произнёс он охрипшим голосом, - Я, пожалуй, пойду… Он резко вскочил со стула, едва его не опрокинув, и вылетел из кабинета психиатра. Нет, эту боль в сердце никто и никогда не заглушит. Никто не сможет зажечь в нём жизнь. ●●● На улице было холодно, так что пробирало до костей. Енох не обращал на мороз никакого внимания. Он шагал прочь от здания, где сидел только что перед пронзительным взглядом психиатра, не надев ни шарф, ни перчатки. Тонкие пальцы в мозолях и царапинах тут же замёрзли и он сунул их в карманы. Лицо немело от щипящего зимнего ветра, но это помогало не давать волю подступившим слезам. Как глупо. Ужасно глупо. Он хотел умереть вместо Оливии. Он хотел вернуть её, чтобы наконец сказать всё-всё, что должен был сказать пятьдесят лет назад. Но она исчезла навсегда, она ушла туда, откуда её уже было не вернуть. Енох, способный оживлять мёртвых лишь с помощью сердец, не способен был с ней встретиться. И он бы никогда не согласился на такое – оживить девушку жутким способом, после которого она и живой-то не будет… В их новом доме царила напряжённая атмосфера. Такая царила здесь вот уже месяц. Смех и улыбки исчезли отсюда вместе с весёлой рыжей повелительницей огня. Енох молча и бесшумно поднялся по лестнице к себе в комнату, где всё было покрыто слоем пыли и казалось неживым из-за долгого отсутствия солнечного света. Парень рухнул на кровать, сжал пальцами подушку, в которую уткнулся лицом. Безумно хотелось кричать, кричать так, чтобы тишина раскололась на сотни осколков, и они пронзили сердце кукловода, чтобы он ушёл из этого мира вслед за Олив. Под закрытыми веками сгущалась темнота, куда темнее безлунной ночи или беззвёздного космоса. Пустота. Боль. Енох не может поверить в то, что её нет. Вот уже месяц он ходит по улицам в безумной надежде непостижимым образом увидеть среди толпы знакомое лицо, хитроватую улыбку, огненно-рыжие волосы… Ему каждую секунду кажется, что вот-вот распахнётся дверь, и стук каблучков возвестит о робких шагах повелительницы огня, она неуверенно и так привычно скажет: «Можно я посмотрю?» И он недовольно отзовётся от своего закапанного кровью и уставленного склянками стола: «Только не мешай» В её глазах промелькнёт такое счастье, будто он её как минимум на свидание под звёздами пригласил, и она встанет рядом с ним. И тут же они станут одним целым, она с одного намёка будет понимать, что подать из шкафа или где подержать натянутую нитку, а он не станет грубить и будет сдержанно благодарить девушку. И та будет светиться от счастья, раз за разом растапливая лёд в сердце кукловода. Одна единственная слеза медленно стекает по бледной щеке. Парень натужно вытирает её ребром ладони. А затем позволяет себе провалиться в беспокойную дремоту, в которую он окунается всё время, не в силах заснуть по-настоящему. Ему редко снятся сны. Но то, что он видит почти в бреду, больше похоже на отголоски боли. Робкий и одновременно озорной взгляд светло-зелёных глаз, милая улыбка, тонкие пальцы в чёрных перчатках, худая и хрупкая фигурка, взмываются яркие рыжие волосы, загорается золотистый огонёк прямо на бледных ладонях, вечное розовое платье, тонкая цепочка на шее ловит блики от огня, она улыбается, взмахивая светлыми ресницами…