Три ночи.

Скучно. Время как песок медленно скользит сквозь сжатые пальцы. Я лежу, развалившись на диване, слушая печальные завывания где-то за левым глазом и мучительные крики за правым. Даже Он со своим нытьём менее надоедливый, чем эта слепая лихорадка, зудом расползающаяся по телу. От неё выкручивает все суставы, даже внизу живота ноет. Вечер только начался, но день уже грозится быть до отвращения скучным. Удушьем стискиваются объятия конца января. Совсем недавно у Маркуса возникли какие-то проблемы в Берлине, и поэтому его мигом принесло ко мне в Марсель. Стоит заметить, что это хоть как-то скрасило, унылые будни, правда ненадолго. Не успел от него отвыкнуть, поэтому мне не пришлось к нему привыкать. Меньше чем через сутки наличие Марко стало как наличие носа, вроде есть и чёрт с ним. Сдуру меня дёрнуло разрешить своему "старшему" ковыряться со всеми этими жестянками дома, пока он не перетаскает все свои вещи в Штаб-Гараж. Поэтому по всей квартире разносятся вязкие грязные жёлтые как желчь ноты моторного масла и смазки. На отведенной для птенцовских нужд стене всё завешено его холодными любовницами, приятелями и детьми, с которыми он треплется не меньше двух часов в день. Сам Маркус похожий на тех забавных светловолосых ребят из Вермахта и одетый как пилот ВВС, сейчас сидит и перебирает запчасти для мотоцикла, которые недавно конфисковал у местных отморозков. Рядом с ним на диванной подушке, в окружение миниатюрных куполов из разноцветной ткани и фарфоровых кукол, сидит Аня. Русая голубоглазая славянка, дует пухлые губы и, пронзая тишину звонким, как колокольчики голосом громко расспрашивает Марко о том, что он думает о цирке Дю Солей, на выступления которого я с ней недавно ходил. Десять раз уже успел проклясть себя за поход в этот пресловутый цирк, но всё равно пошёл туда. С тех пор из-за посещающих меня вспышек ноющей боли и пронзительных как тьма образов, не как не могу обрести покой днём. И то и дело отправляюсь на ту сторону, каждый раз, когда глаза смыкаются, отделяя меня от этого мира. Разум воспалился как опухоль на теле прокаженного. Если бы я был в том жалком состояние, в котором прибывают никчемные люди, мои сосуды в висках лопнули бы от напряжения, заливая всё кровью и отпуская на свободу этот хор кричащих голосов. Но наше состояние жизни имеет свои преимущества. Хммм… Или минусы? Ранний вечер. Я лежу, развалившись на диване, слушая печальные завывания где-то за левым глазом, мучительные крики за правым и ленивую болтовню моих птенцов. Его голос становится всё громче. Мир вокруг вертится как карусель, я снова погружаюсь во тьму. *** - Сир! Сиииррр! - Женский голос вырывает меня из томных объятий боли и бреда. Открыв глаза, я вижу перед собой лицо моей "дочки", взирающее на меня с просящим видом. - Что ещё? – Спрашиваю я, лениво запуская руку в свои спутанные как мысли чёрные волосы и разглядывая потолок. - Сир, а зачем вы купили телевизор? – Интересуется Аня, усаживая на пол рядом с диваном свою шилозадую подтянутую попу. - Я его не покупал. Выиграл в одном из торговых центров перед рождеством. - Даже не помню в каком, в этом ежегодном красно-зеленом имбирном вихре трудно хоть что-то нормально вспомнить. - Круто! - Телевизор, Сир? Я непременно хочу с ним познакомиться! – С грохотом врезался в разговор Маркус. -Да, Марко, телевизор. Сейчас этот шумный ящик с меняющимися картинками живёт за комодом. - Так давайте же его включим! – Воскликнули оба моих птенца. Какие они наивные и довольные. - Ха! Рано радуетесь, дорогие мои. – Я усаживаюсь поудобнее, проминая подушку до скрипа пружин. – У меня есть одно условие. – Эти слова были подчёркнуты душевной мерзкой улыбочкой и, конечно же, вытянутым указательным пальцем - Условие, Сир? – Недоверчиво интересуется Маркус, слегка щуря левый глаз и сводя светлые брови. - Да. И оно совсем простое. Вы подключаете телевизор и за это начинаете оплачивать счета за электричество. - За электричество?! – Возмущённо брякнула Аня. - Да за электричество, мои голубоглазые дети прогресса. – Рывком поднимаюсь с дивана, подхватив жилет в ромбах со спинки. - Ну, если вам это не нравится, то вы, конечно же, можете начать оплачивать счета за телефон, раз уж так активно пользуетесь интернетом или наконец признать свою самостоятельность и взять на себя оплату аренды всеми любимого гаража. – Надеваю жилет, сразу поправив воротники рубашки, и сделав полный оборот на месте, иронично развожу руки в жесте «ничего не могу поделать». Бурча на русском что-то себе под нос, Анечка встала с места, и грозно топая как разъярённая Годзилла, удалилась в комнату, ни разу на меня не обернувшись. Через некоторое шуршащие количество времени, из комнаты стали доносится более громкие возмущения и грохот. Решив не обращать внимание на то, что сейчас мне раскурочат часть квартиры, я снимаю с торшера напольной лампы один из пёстрых галстуков и затягиваю его привычной удавкой на шее. В этот момент растянутой гранью паутины слуха, я уловил тонкий свист. Привычно быстро сделав плавный разворот на пятках, уворачиваюсь от летящего мне в спину нечто, заодно поймав его вывернутой левой рукой. Вернув все суставы на место, разглядываю зажатый в ладони шарообразный предмет. Что это вообще? Ха? Свинья копилка?! - Знаешь, дорогая, покушение на убийство свиньёй копилкой – весьма тяжёлый проступок, – Адресую эту фразу пыхтящей в дверном проёме Ане, сейчас она мне работающий бульдозер напоминает, рычит и пыхтит, только сеть засоряет. - Да и целится, следовало в голову. Ладно, посмотрим, что тут у нас. – Высыпаю содержимое копилки себе в правую руку и быстро подсчитываю деньги. – Детка, да ты смеёшься?! - Но у меня больше нет денег!! - Постойте, Сир. – Маркус подходит ко мне и выгребает в мои руки содержимое своих карманов и кошелька. Признаю подсчёт этих великих финансов, вызвал у меня некоторое, как бы сказать, удивление. - И так! Здесь триста шестьдесят два франка, восемь марок, пять рублей, два доллара сорок пять центов, пара разных пуговиц и купон из прачечной. И вы действительно думаете, что этого достаточно?!!! - Но у нас действительно больше нет денег! – Застонали эти двое как один. Явно совместно репетировали. Уж больно хорошая синхронность. - Ну, знаете! Это уже наглость даже для меня! Можно подумать это моя вина, что у вас нет денег?! Меньше нужно было тратить их на дорогие игрушки!!! - Сир, ну а как же сделать скидочку, своим любим птенцам? – Начал мурчать Марко, растягивая на лице миловидную улыбку. - И не надейтесь! – Рявкнул я, пробираясь мимо детей к большому зеркал у противоположной стены. Заглядываю в гладкую мутную глубь зеркала, разглядывая рисунки его ряби. Прислушиваюсь к голосам. Из старого зеркала в позолоченной раме, когда-то давно реквизированного из театра, на меня смотрят лихорадочные огни красных глаз. Минут пять уйдёт на приведения лица в порядок. Ещё три на общую подгонку деталей. Картину завершит тёмная маска, одна из моих повседневных коломбин, сделанная на заказ в Венеции. Она привычно ложится на лицо, становясь как будто второй кожей, скрывая всё лишнее и оставляя нужное, порой без этого я чувствую себя странно, словно у меня вовсе нет кожи на лице. - Сир, это жестоко! Вы тоже тратите много денег. Да и мы не виноваты в том, что для нас сейчас нет работы. – Продолжала протестовать Аня, но уже не отчаянно, а скорее жалобно. И в правду, ещё за несколько месяцев до Рождества мы столкнулись с некоторым затишьем, постепенно перерастающим в застой. Мы практически всегда отходим от дел «Паяцев» в пик театрального сезона, но даже в это время поступают предложения работы. Омерзительное спокойствие. Будто в мире не осталось тех, кто пытается нажиться за чужой счёт, стремится к власти или дружески желает смерти ближним своим. НЕВОЗМОЖНАЯ ЧЕПУХА! Покуда существует человечество, наше сообщество будет возвышаться над ним чудовищной тенью, с кровью впитывая человеческие пороки. Каждый проклятый, живое воплощение гордыни и греха. А значит, работа для тех, кто помогает, воплощению их амбиций по средствам некоторых услуг всегдадолжна найтись. Должна. Но ты хоть об пол расшибись, её нет. Есть правда в этом свои плюсы. Например, в теле появляется гораздо меньше незапланированных отверстий. Закончив приводить себя в состояние приличное для трупа, я встаю со стула с обивкой винного цвета и бросив на зеркальную гладь последний кисло-соленый до отвращения взгляд, натягиваю на лицо обычную зубастую ухмылку. Запоздалая реакция детей нагнала меня уже в прихожей, когда я снимал своё пальто с вешалки, достав его из-под любимого, дырявого как решито, плаща Маркуса. Голос подала Аня, наверняка заметно напрягаясь в спине, как кошка перед прыжком и глядя удивлённо как брошенный ребёнок. Через стену чувствую на себе этот взгляд. Раздраженно фыркаю и поводя плечами, сбрасываю брызги мёртвых голубых глаз. - Вы куда-то уходите, Сир? - Интересуется младшая из моих лентяев, таким скверным и напрочь фальшивым в своём безразличие тоном, будто сегодня мои похороны. - Да, ухожу. Мне надоело торчать здесь вместе с вами. - С таким же напускным безразличием отвечаю на бестолковый в своём роде вопрос, обворачивая вокруг шеи душный полосатый шарф и не глядя беру первую попавшуюся шляпу. - А когда Вы вернетесь? - Новый вопрос от Ани. Надо же. Соизволила сменить тон на драматичный. Неужели не хочет оставаться с подружками Марко? Зря. Колет - девушка приличная, хоть и нервная, но здесь виновата Фани. - Когда-нибудь. Не разнесите квартиру пока меня нет. Чао! - Это было последнее, что я мог произнести уходя. Скрипучий поворот дверной ручки, пальцы в перчатках не оставляют отпечатков. Связка ключей и черный мобильник бесшумно гремят в кармане. По подъезду витает серый и спёртый запах дешевых сигарет, купленных в магазине за углом. Вниз парю, а не спускюсь. Жалко пачкать туфли. Лестничные пролеты пестрят в глазах ступеньками. Надо было выйти в окно. Так нелепо. Никогда не видел смысла отчитываться о том куда я иду, особенно когда сам не знаю куда иду. Куда бы ни шёл, рано или поздно куда-нибудь приду.