Скума всему голова

      Издалека они могли показаться странной парой – миловидная темноволосая женщина в кожаной, усиленной металлическими пластинами броне, из-под которой виднелись рукава мехового одеяния, и большой человекоподобный кот, замотанный с ног до головы в немыслимое тряпье.       Каджит шел, помахивая пушистым, в белых подпалинах хвостом, и сшибал сучковатой палкой головки цветущего чертополоха, в изобилии росшего на обочинах. Лицо его, с едва угадываемыми человеческими чертами, красиво изукрашенное черными полосками, идущими от глаз к ушам, казалось недовольным.       - Мне не нужны никакие хускарлы! Я привык путешествовать один, - кипятился каджит.       Женщина невозмутимо продолжала идти, держась чуть поодаль.       - Ты Довакин и тан Вайтрана. Я буду прикрывать тебе спину.       - Довакин, - презрительно скривился кот. – Что мне толку в этом пустом слове, если за него бесплатно даже не плеснут кружечку дешевого пива в таверне? Я честный торговец, и только благодаря этому у меня есть кусок хлеба и глоток эля.       - Говорят, в одной телеге с Ульфриком тебя приволокли на казнь за то, что ты торговал скумой, - невинно заметила темноволосая женщина.       - Ну и торговал скумой, - буркнул каджит. – Ничем не хуже… Постой, откуда ты знаешь?!       - «Длинное ухо» быстро разносится в горах, - она пожала плечами.       Каджит старательно повторил ее жест и снова зашагал по дороге. Несчастный цветок, встретившийся ему на пути, был нещадно избит палкой. Амэдехи, каджит-сутай, действительно организовал на границе прибыльное дельце около года назад. Договорившись со своей кошачьей родней, он таскал из Эльсвейра лунный сахар и скуму, которые продавал уже в Скайриме, имея с этого хороший, но весьма нестабильный доход. Посему не гнушался каджит и воровством: в его сундуках оседало все добро, до которого только могла дотянуться когтистая кошачья лапа.       Амэдехи – для настоящего норда на слух редкостная белиберда, - был доволен своей жизнью. В отличие от большинства собратьев, он довольно долго прожил в Скайриме, этой холодной негостеприимной земле, где снега метут чаще, чем светит солнце, а лето столь же коротко, как век бабочки. Сей каджит любил деньги, опять же становясь в этом своем пристрастии особняком от других жителей пустыни.       Все так и шло бы своим чередом: закрома ломились от мехов, в кладовой было вдосталь сыра, оленины и сушеных яблок, если бы Амэдехи, не соблазнившись длинной монетой, в тот злополучный день не потащился через границу в очередной раз.       В накладных карманах под одеждой тихо позвякивали бутыли со скумой. Каджит, закутав лицо тряпицей, пробирался через снежные наносы, не забывая при этом вертеть головой. У самого леса он напоролся на небольшой лагерь, разбитый тремя дюжими мужчинами, облаченными в легкую броню, и решил обойти его седьмой дорогой. Такие встречи обычно заканчивались трагически.       Каджит почти уже миновал лагерь и мысленно перевел дух, как под ногой его хрустнула ветка. Мужчины тут же вскочили и увидели вдалеке темную фигуру, разве что не ползущую по земле. Зоркие глаза воинов быстро различили в незнакомце каджита, и губы их растянулись в кровожадных ухмылках – они рассчитывали повеселиться на славу.       - Ага! Коврик! – радостно загомонили мужики, хватая дубины. Амэдехи метнулся к лесу, но норды настигли его у самой опушки, повалили на землю и тут же окружили, громко совещаясь, что же делать с «кошатиной» дальше. Каджит предлагал им деньги и даже одну бутыль своего ценного товара, но светловолосых бородатых мужчин не прельстили его посулы. Они переглянулись и набросились на него, абсолютно не заботясь о сохранности кошачьих ребер.       - Скайрим для нордов! – проревел один, охаживая дубиной бока незадачливого контрабандиста.       - Я норд, ребята! – вопил каджит, катаясь по снегу. – Я норд! Да я еще котенком был, когда сюда переехал!       В таком плачевном положении его и сцапал имперский патруль. Легионеры быстро и сноровисто угомонили разбушевавшихся мужчин ударами по головам и тут же деловито их скрутили. Амэдехи занялся сам легат, подозрительно разглядывая набитые скумой карманы контрабандиста.       - Ты тоже из мятежников? – неприязненно спросил он, крепко связывая каджиту руки за спиной.       - Каких мятежников? – удивился каджит, мастерски изображая непонимание. – Я неделю назад как сюда приехал. Погостить. А эти бандиты на меня напали, хотели забрать последнюю монетку у бедного Амэдехи.       - Погостить… у-умфр… ага, - многозначительно сказал легат. – Шевели ногами, падаль, и не вздумай бежать.       Каджит и не собирался. Он ведь не знал, чем обернется его последний вояж.       Все последующее Амэдехи помнил плохо. У плахи он не смог даже внятно сказать, в чем его вина, и только икал, когда одна за другой падали, орошая снег кровью, головы его недавних товарищей по несчастью. Прилетевший дракон избавил его от самой неприятной части этого представления – казни, но едва ли каджит был ему благодарен, ведь тот дракон, зловещий, с черным отливом прочной чешуи чуть не угробил за компанию и его самого.       В обществе спасшегося легионера, к которому он, в принципе, не испытывал неприязни, Амэдехи добрался до Ривервуда, где и разжился кое-какой одежонкой, старыми худыми сапогами и маленьким кинжалом – не стоит говорить, что перед самой отправкой в Хелген с него содрали хорошую одежду, бросив взамен засаленные лохмотья, и отобрали товар и деньги.       О последующих приключениях горе-контрабандиста можно было сочинить парочку-другую презабавных историй, но Амэдехи находил их довольно неказистыми на слух и предпочитал отмалчиваться на все вопросы, что задавали ему любопытные жители Вайтрана. После убийства дракона от них и вовсе прохода не стало, потому каджит все дни напролет проводил за городскими стенами.       Еще и ярл Балгруф, вылези вся его шерсть, навязал ему эту женщину, хускарла, которая теперь ходила за ним вторым хвостом, называла его таном и рассуждала о чести и предназначении. Амэдехи терпеть этого не мог.       - Кстати, хорошие сапоги, - окликнула его Лидия. – Я недавно видела такие на Кньольфе, когда он приходил к ярлу.       - Как будто во всем Скайриме у одного Кньольфа такие сапоги.       - Ну, конечно же, нет. А что значит «К» на голенище?       - «К» - значит «каджит», - не растерялся кот. – И не задавай мне подобных вопросов.       - Хорошо, мой тан.       Амэдехи рассеянно ударил палкой по сапогу с буквой, ощупал оттопыривающийся карман и скривился, словно проглотил колючку. Видимо, то, что он там прятал, пробудило в каджите не самые приятные воспоминания. Сомнение, сломав видимую безмятежность, тонкую, как первый осенний лед, вновь затуманило его голову. Раз за разом Амэдехи прокручивал в голове события позавчерашнего вечера и раз за разом сомнение душило его все сильнее.       Два дня назад у ворот он, возвращаясь с привычной прогулки, натолкнулся на столпотворение. Добрые стражники Вайтрана вытолкали взашей дюжину темнокожих людей и захлопнули ворота прямо перед их носом. Люди переругивались со стражниками через дверь, грозили кому-то кулаками, но все же им пришлось убраться несолоно хлебавши.       Амэдехи не был бы самим собой, если бы даже из-за такой малости не вляпался в переделку. Каджит был далек от того, в чем мнили себя знатоками хищные рыбы, скрывающиеся на илистом дне, именуемом политикой, и имел довольно смутное представление о том, что происходит за пределами Скайрима. Конечно же, ему не было дела ни до эльфов, ни до империи и ее отношений с провинциями, потому кота даже не удивили чужеземцы, настойчиво пытающиеся попасть в Вайтран.       Он только с удовольствием поглазел на перебранку, мысленно делая ставку на то, чья же возьмет, и направил было свои стопы в город, где в «Гарцующей кобыле» ждали его теплый очаг и краюха свежего хлеба, однако был остановлен. Темнокожие воины, загадочно подмигивая, увлекли Амэдехи в тень под стенами и принялись задавать ему вопросы. Кот приготовился выслушивать бредни про Довакина, предназначение, о котором Лидия прожужжала ему все уши, но алик’рцам, как выяснилось позднее, на это было откровенно наплевать. Они спрашивали Амэдехи о женщине, чья кожа была подобна шоколаду, и каджит искренне ответил, что таких не знает. Воины тут же потеряли к нему интерес и группками по два-три человека ушли по дороге, ведущей в Ривервуд.       Последний из них, правда, задержался, приблизил свое лицо к уху каджита и шепнул:       - Если что-нибудь узнаешь, сообщи.       Амэдехи был не лишен некоей хитрости, без которой торговцу скумой было бы трудно удержаться на плаву, и потому без зазрения совести солгал доблестным алик’рцам. Женщину с шоколадной кожей он знал, и немудрено – каждый вечер она прислуживала ему за столиком и мило улыбалась ровными белыми зубами. Каджит знал, что делает она это в надежде получить монетку, но в карманах его гулял ветер, и потому Амэдехи расплачивался с ней такой же милой и приятной улыбкой.       Однако этим вечером, когда каджит будто бы невзначай сообщил Садии о небольшом происшествии у ворот, все пошло совсем не так. Улыбка ее тут же угасла, будто солнце заволокло грозовыми тучами. Женщина прижала к груди пустой деревянный поднос и, испуганно оглядываясь, прошептала:       - Нет, нет… Они не должны были меня найти!       Амэдехи, ровным счетом ничего не понимая, таращился на Садию и машинально катал в ладони шарик, слепленный из хлебного мякиша.       - Пойдем! – женщина схватила его за руку, и пальцы ее сомкнулись на запястье каджита как самые настоящие кандалы. – Пойдем скорее! Ты должен помочь мне!       Она потащила Амэдехи наверх, где ютилась в маленькой комнатушке под самой крышей. Каджит пытался было спросить, в чем дело, но Садия осталась глуха к его призывам. Она с силой втолкнула кота в комнату, захлопнула дверь и резко повернулась. В руке ее блестел кинжал.       - Это ты навел их на меня? – прошипела женщина, приближаясь к каджиту. Кинжал, казавшийся игрушечным в ее изящной руке, разрезал воздух у лица Амэдехи.       - Эй, постой! – воскликнул каджит, отступая к стене. – Остановись, дурная женщина! Я понятия не имею, что ты несешь? Кого я навел?       - Что они тебе предложили, кошачья шкура? Золото? – продолжала Садия, и в глазах ее бился нехороший злой огонек.       - Какое золото? – взвыл Амэдехи, пропустив оскорбление мимо ушей. – Я бы не отказался от золота, но они мне его не предлагали! Не предлагали, дурная женщина, слышишь меня?       Садия на мгновение растерялась, и каджит, ловко извернувшись, бросился на нее. Он схватил женщину за руку, выворачивая кисть, и Садия с жалобным вскриком выронила кинжал. Оружие вонзилось между половиц и так и осталось торчать напоминанием о разыгравшейся в этой комнате драме, а Садия вдруг заплакала. Плечи ее сотрясались от рыданий, по лицу цвета шоколада катились крупные слезы. Амэдехи выпустил руку женщины, чувствуя какую-то вину, хотя жертвой сейчас был именно он, и устало рухнул на стул.       - Что происходит, Садия?       - Понимаешь, - сказала женщина, все еще всхлипывая, и утерла глаза передником. – Я не Садия.       Если бы Амэдехи не присел на так удачно подвернувшийся стул, то сейчас бы он наверняка приложился пятой точкой об дощатый пол – настолько ошеломили его эти внезапные откровения.       - Мое настоящее имя – Иман, - она села напротив каджита, и тот удивился разительной перемене в ее облике. Еще секунду назад она безутешно плакала навзрыд, а теперь сидит перед ним строгая и прямая, и темные глаза упрямо блестят. – Я женщина знатного рода из Хаммерфелла, а эти грязные твари, что пытались проникнуть в город – наемники, ассасины, которым было щедро заплачено за мою голову.       - Что ты им сделала? – недоумевал Амэдехи. – Тоже торговала скумой?       - Скумой? – усмехнулась Садия-Иман. – Какие глупости. Я открыто восстала против Альдмерского Доминиона и бежала, когда они открыли на меня охоту. Я думала, что в Скайриме они не дотянутся до меня, но… но я ошиблась. Их клевреты нашли меня даже здесь! Ты ведь можешь мне помочь? – вдруг горячо зашептала женщина, наклоняясь, и в вырезе простого холщового платья показались приятные соблазнительные округлости. Амэдехи нервно сглотнул. – Ими руководит Кемату, человек подлый и безжалостный. Он пойдет на все, чтобы отработать деньги, полученные им от проклятых эльфов! Убей Кемату и всех, кто пришел с ним!       - Убить? Но я… э-э…       - Я заплачу, - многозначительно пообещала Садия, склоняясь все ниже.       - Заплатишь… э-э… - задумался каджит. Деньги бы ему не помешали. Мысли о том, что женщина сулила нечто иное, в голову каджита не пришли. В его ушах уже музыкой звенели золотые монеты, и Амэдехи согласился. Да, он убьет Кемату.       - Спасибо, - обворожительно улыбнулась Садия и ненароком коснулась его руки. – А теперь иди, иди скорее. Нас могут хватиться, и тогда пойдут ненужные разговоры.       Амэдехи никогда еще не пробовал себя в роли головореза, наемного убийцы и потому заметно волновался, когда несся по полю в направлении тайного убежища аликрцев, любезно отмеченного на карте белозубой Садией. Тогда еще его не насторожило, откуда женщина это знает.       Стоящую на часах у входа наемницу Амэдехи заколол в спину. Она тихо булькнула и мягко повалилась лицом вперед. Каджит вытер кинжал об одежду женщины и застыл, пытаясь разобраться в своих чувствах. Своими руками он никогда никого не убивал. Даже тот буйный бретонец, который отметелил его в свое время, отправился к праотцам с помощью друзей-контрабандистов.       Говорили, что первое убийство отзовется страшной тошнотой, безысходностью и чувством вины. Амэдехи не испытывал ничего подобного. Он стоял над телом наемницы и равнодушно созерцал крохотную ранку в спине, из которой сочилась темная кровь. Убивать оказалось легче, чем он думал.       Тогда его кинжал вдоволь напился крови, а карманы каджита быстро наполнились монетами, крохотными драгоценными камнями и парой серебряных колец. Амэдехи даже стал счастливым владельцем крепкого тисового лука, вырванного из мертвых рук молодого белокожего наемника, и новых кожаных штанов, в которых он тут же вырезал отверстие для хвоста.       С Кемату он рассчитывал расправиться столь же быстро, но непрост, ох как непрост оказался предводитель воинов из далекого Хаммерфелла. Он не бросился очертя голову в схватку с изворотливым каджитом, а дружелюбно предложил поговорить. Амэдехи, окруженный алик’рцами, отказаться не смог, даже если бы очень хотел.       Он стоял перед Кемату, раздраженно лупя хвостом по ногам, и ждал. Кемату улыбнулся, совсем как Садия, и протянул каджиту кубок.       - Выпей, друг. Кажется, ты прошел нелегкий путь, разыскивая нас.       Амэдехи послушно взял кубок, понюхал жидкость в нем – это оказалось вино, - но пить не стал. Он настороженно вслушивался в слова Кемату, а воин мерил шагами крохотную пещерку и говорил словно сам с собой, изредка обращаясь к каджиту.       - Ты считаешь нас ассасинами, верно? – не дожидаясь ответа, Кемату безнадежно махнул рукой. – Что еще наплела тебе эта маленькая лживая изменница? Садия, да? Сколько имен она сменит, прежде чем ее настигнет правосудие?       - Что она сделала? – хрипло спросил Амэдехи.       - Я понимаю, что перед тобой она выглядела беззащитной жертвой, - произнес Кемату. Вопроса он словно бы не услышал. – Она сказала тебе, что эльфы преследуют ее, платят звонкие монеты любому, кто согласится стать охотником? Так? Так, да? Реальность куда более прозаична, мой друг. Эта женщина действительно связана с Альдмерским Доминионом, и я скажу тебе, что она сделала. Та, которую ты зовешь Садией, продала город эльфам.       Каджит молчал. Он попросту не мог даже подумать, что Садия, милая приветливая Садия окажется предательницей собственного народа, и от того слова Кемату с трудом достигали его разума.       - Что ж, решай. Будешь ли ты рукой закона или поверишь этой… Садии? – проговорил Кемату. – Можешь даже попытаться меня убить. Я к твоим услугам, - Амэдехи отрицательно покачал головой. Как-то неожиданно навалились усталость и апатия. – Хорошо, друг. Ты сделал правильный выбор. Вечером мы будем ждать тебя у конюшен Вайтрана, - Кемату указал пальцем куда-то за спину каджита. - Там есть короткий путь. Иди.       И каджит пошел, покачиваясь, будто вкусил самого крепкого северного пойла – а ведь он не выпил ни капли предложенного ему Кемату вина.       Он выбрался из логова и тут же закрыл глаза рукой. Яркий дневной свет в первые секунды ослепил его, и каджит долго стоял, привыкая после полумрака земляных пещер к тусклым лучам скайримского солнца. Садия солгала ему…       Каджит ногой покатал по земле успевшее окоченеть тело наемницы и без малейшего трепета уселся на него, как на тюфяк. О многом требовалось поразмыслить, и только здесь, вдали от шумного города, думы Амэдехи стали, словно широкая полноводная река.       Итак, Садия, жертва коварства эльфов или гнусная предательница. Амэдехи хотелось бы верить ей, гордой и по-своему привлекательной женщине с кожей цвета шоколада, но факты говорили против нее. Доминион мог схватить Садию, не прибегая к помощи алик’рцев – перед эльфами не захлопнут ворот, они и без того держат Скайрим в невидимой узде, их агенты повсюду, в Маркарте, говорят, талморец не ставит ни во что даже ярла.       Во-вторых, откуда Садия, скрываясь в таверне, могла знать, где находится Кемату? Разве что они находятся в сговоре… Но тут же каджит с негодованием отмел такую версию. Для чего им разыгрывать спектакль? Чтобы ограбить нищего каджита? Да с него даже клока шерсти не взять, не говоря уже о деньгах.       Что касается Кемату – предводитель алик’рцев тоже был заинтересован в каджите, который имел доступ в Вайтран и мог вывести Садию за стены, не привлекая лишнего внимания. Кто из них лжет?       - Садия или Кемату… Садия или Кемату… - бормотал Амэдехи. У него, несомненно, был и третий вариант – принять сторону того, кто больше заплатит, но у каджита еще оставалась малая толика чести и совести, чтобы не согласиться на подобное. Здесь требовалось как следует разобраться, и в этом могла помочь либо сама Садия, либо ее личные вещи.       Каджит вернулся в город засветло, бесцельно шатался по рынку, дожидаясь вечера, и, едва стемнело, начал претворять в жизнь свой выстраданный у дверей убежища план. Воспользовавшись тем, что Садия была занята в главном зале, каджит влез по стене в окошко под крышей и оказался в маленькой комнатке, погруженной в полумрак.       Снизу доносились взрывы грубого хохота, стук жестяных кружек, треск отсыревших дров в очаге. Кто-то завел любимую в этих стенах песню про Рагнара Рыжего, и тут же несколько голосов подхватили мотив, помогая певцу неумело, но с явным старанием. Амэдехи прищурился, ориентируясь в темноте, и неслышно подобрался к шкафу.       Пожиток у женщины оказалось немного – тот самый кинжал, сменное платье, пара обуви и целый ворох писем. Некоторые были написаны рукой Садии, некоторые неизвестными людьми, обладателями прекрасного каллиграфического почерка, однако и они не пролили свет на это запутанное дело.       Небрежно запихав письма обратно в шкаф, Амэдехи последний раз окинул цепким взглядом комнату и выскочил в окно. На самой границе сознания слабо билась неприятная мысль, что Кемату оказался прав. Знатная дама даже в спешке не забудет прихватить с собой драгоценности и деньги. В крайнем случае, ей помогут те, кому эльфы Доминиона как кость в горле. У Садии же ни одной лишней монеты, ни одной золотой безделушки – словно она удирала из Хаммерфелла налегке, слыша, как летят в спину осуждение и брань.       Что ж, значит Кемату не лгал. Алик'рец Амэдехи даже нравился - смелый, открытый, с приятным честным лицом. Он мог с легкостью убить его там, в пещере, тем более что их было шестеро на одного, но вместо этого предложил коту переговоры. Конечно, каджит понимал, что у Кемату была в том и своя выгода, однако такие люди не служат эльфам за золото.       Явившись в таверну как все люди – ногами, - каджит пробрался на кухню и увидел Садию. Женщина стояла у котелка и помешивала варево. Амэдехи потряс ее за плечо, и Садия с робким вскриком обернулась, выронив деревянную лопатку.       - Это я, - прошептал каджит, смешно топорща усы. – Тебе надо бежать.       - Что? – горестно вскричала Садия. – Бежать? Опять? Зачем?       - Алик'рцы в городе, - терпеливо объяснил кот. – Амэдехи был на ры-ынке и слышал, как люди говори-или, что ярл позволил им войти. Беги, Са-адия. Амэдехи будет ждать тебя у коню-юшен.       От волнения каджит словно и забыл, что большую часть жизни прожил в Скайриме. Теперь он говорил так, как говорят его сородичи в далеких песках Эльсвейра – по-кошачьи плавно и тягуче.       Садия в отчаянии всплеснула руками и, оттолкнув Амэдехи, бросилась к выходу. Ее провожали недоуменными взглядами, но не более того. Садию здесь считали несколько… странной.       Вскоре она спустилась, держа в руках скромный узелок, в который увязала все свои вещи. На щеках женщины алел лихорадочный румянец, губы были упрямо поджаты, но в целом Садия казалась образцом непреклонности и спокойствия.       - Пойдем, - сказала она каджиту и первая покинула таверну, долгое время заменявшую ей дом.       Амэдехи честно довел женщину до конюшен и даже вывел под уздцы лошадь. Садия торопливо, сбивчиво благодарила его и все пыталась попасть ногой в стремя. Наверное, она ждала, что каджит поможет ей, но Амэдехи просто стоял и молчал, глядя на ее нелепые попытки вспрыгнуть в седло. Он продолжал напряженно размышлять. Предатели не доверяют никому, они невольно ждут удара в спину, ждут, что с ними поступят так же, но Садия открылась ему, она покорно пошла за ним в ловушку, расставленную его же собственными лапами.       - Может быть, ты… - не выдержала Садия, повернувшись к коту, и тут из темноты появился Кемату. Он кивнул Амэдехи как старому знакомому, не обращая внимания на полные ужаса и гнева глаза Садии, и бросил каджиту кошелек, в котором приятно зазвенели монеты.       - Спасибо, друг, - сказал он и выбросил вперед руку. Садия застыла на бегу и упала на землю, подобно статуе, из-под которой вдруг выбили постамент. – Ты оказал Хаммерфеллу неоценимую услугу. Ее, - короткий кивок в сторону окаменевшей женщины, - доставят на родину, где преступница предстанет перед судом.       - Ее убьют? – глухо спросил каджит. Какая-то его часть упорно сопротивлялась голосу разума. А если Кемату, несмотря на кажущееся искренним дружелюбие, обвел вокруг пальца и его, и Садию? А если он ошибся и сам уподобился негодяю, продавшему невинного человека за горсть монет?       - Не мне решать, но я обещаю, что с ее головы не упадет ни единый волос. До той поры, пока она в Скайриме. А теперь иди, друг. Пропусти кружечку меда за свою сообразительность. Ты заслужил.       Еще один куст чертополоха, расцветший у дороги буйным цветом, пал жертвой каджита, а тот продолжал мерить шагами плотно утоптанную желтую дорогу.       - Слушай, - он резко повернулся к Лидии. – Ты знала женщину по имени Садия? Она жила в таверне «Гарцующая кобыла».       Лидия задумалась на мгновение, но тут же поспешила разочаровать своего тана:       - Нет, я никогда о ней не слышала. Да и откуда – я редко спускаюсь в город.       - Ну, что ж, нет так нет, - с деланным безразличием сказал Амэдехи и пощупал карман, где лежал туго набитый золотом кошель. Плата за предательство предательницы. Ну, или только за предательство – как разобрать, где именно правда вплелась в пестрый ковер лжи.       - Теперь ты пойдешь к Седобородым? – через некоторое время спросила Лидия, и каджит не мог понять, интересуется она из праздного любопытства или хочет составить ему компанию. – Все слышали, как они призвали тебя.       - Только в случае, если они нальют мне за то, что я Довакин. Бесплатно, конечно же, - отозвался каджит.       - Очень в этом сомневаюсь, - сказала женщина. – Наверняка они хотят говорить с тобой.       - Я уже наговорился по самое не хочу, - Амэдехи выразительно провел ребром ладони по горлу. – Довакин не Довакин, а деньги сами себя не принесут. Передохну недельку и двину в Рифтен.       - Торговать скумой? – ядовито осведомилась Лидия.       - А как же. Торговать скумой я умею лучше всего, - осклабился кот. – Ты со мной?       - Я твой меч и твой щит, тан, - совершенно серьезно ответила Лидия. От ее насмешливого тона не осталось и следа. – Веди.