I
Когда жизнь заводит в тупик, людям ничего не остается делать, как начать фантазировать. Уходя вглубь своего сознания, человек задается вопросом о том, какой он в другой реальности. Люди любят воображать себе то, на что в реальной жизни у них не хватило бы смелости. Иногда фантазии помогают существовать там, где существовать не хочется. А иногда получается так, что в них можно увязнуть и потерять веру в то, что жизнь может сложиться лучше, чем в подсознании. По подобным принципам жил Фабиан последние несколько лет. В его мире он находился дома, а не в пансионе, ходил в обычную среднюю школу, и каждый вечер проводил с родителями за беседой об учебе, политике, погоде и обо всем, что в голову придет. А в реальной жизни он даже не знал, как выглядит его биологическая мать, да и образ отца часто коверкался в памяти. У него было только одно графическое напоминание о когда-то существовавшей семье. Иногда он смотрел на это фото, и даже позволял себе улыбаться, хотя реальное положение вещей было плачевным. После долгих мучительных часов занятий, связанных с ядерной физикой, Раттер устало завалился на диван. Даже умственный труд способен высосать из человека все силы и желание что-либо делать. Когда он начал засыпать, ему на телефон поступил звонок. Эти цифры он запомнил, так как это была его мама. Он с каменным лицом принял вызов. Женщина сообщила, что она приехала, и не может найти дорогу в дом. Раттер взволнованно огляделся по сторонам, чувствуя, как в груди начало нарастать волнение. Он попытался взять себя в руки и принять этот судьбоносный удар. С тех лет, когда он видел ее в последний раз, она сильно изменилась. Если бы Фабиан не знал о ее приезде, он бы посчитал ее незнакомой женщиной, случайно забредшей на территорию школы. Сейчас она сидела прямо перед ним, и он пытался понять, как вести себя с ней. – Ну, – начала тянуть женщина, стараясь избежать этого неловкого молчания, – как твои дела? – Рассказать о делах с того момента, как ты ушла, или за последние две недели? – обдумав свой ответ, сказал парень. Он бы не счел это грубым, если бы женщина заметно не помутнела. Заметив это, он добавил: – нормально. Я справляюсь. А ты? – Спасибо, что спросил, – ее губы слегка приподнялись в улыбке, и плечи расслаблено опустились, – мы с моим нынешним мужем переехали в Швецию. А три года назад у тебя родилась сестра. Ее зовут Ева. У вас с ней глаза одинаковые. Каждый раз, смотря на нее, я вспоминала тебя. – Здорово, – хладнокровно ответил Фабиан, не желая слушать о прошлом, и о счастливой семейной жизни своей родительницы, – так зачем ты приехала? – Я не прошу тебя простить меня, потому что я поступила ужасно, как мать. Но дай мне возможность хоть немного участвовать в твоей жизни. Может, мы сможем стать хотя бы друзьями, – она умоляюще посмотрела на сына, но он ничего не смог ответить. Фабиан боялся нагрубить, или поддаться эмоциональному давлению со стороны матери. Раттер не хотел ни того, ни другого. Он знал, что сейчас не время для поспешных решений, поэтому парень решил дать себе время переварить эту встречу. Сейчас ему не хватало какой-нибудь мудрой мысли от КТ, или едкого комментария от Патрисии. Но больше всего ему не хватало поддержки от Нины. Вот бы знать, что с ней все в порядке, и что она скоро вернется. Решив не загружать себе голову всеми этими проблемами, Раттер решил найти ребят, и поговорить о том, что делать с загадками бывшего математика и дневником брата Роберта. Фабиан поднялся в комнату КТ. Там же сидели Алфи, Эдди и Патрисия. До того, как парень вошел, они о чем-то оживленно беседовали. Алфи держал в руках записную книжку Гордона Фробишера-Смайта и книгу Сомерсета Моэма, которую Раттер взял у математика в комнате. – Завязывай шарить по моим вещам, друг, – недовольно проворчал парень, выхватывая у него из рук находки, – нужно было дождаться меня. – Да, но ты был на занятиях по физике, а потом и вовсе куда-то испарился. Мы решили начать без тебя, – встал на защиту Алфи Эдди, – куда ты пропал, кстати? – Ко мне мама приезжала. Но об этом я расскажу в другой раз, – ответил Фабиан, пытаясь избежать разговора о своих отношениях с родительницей. Ребята понимающие кивнули, и переключились на находки, прося парня рассказать об этом больше, – знайте, может это и паранойя, но эта подчеркнутая цитата из книги может что-то значить. – «Разгадка не имеет никакого смысла, если вы не нашли ее сами» – прочитала Раш, – да, это паранойя. Меня больше интересует дневник мистера Гордона. Мы посмотрели его от корки до корки, но там мало записей, и они едва читаемы. Я думаю, что они просто стерлись. – Отлично, и как нам узнать то, что можно узнать отсюда? – спросил Льюис. – Воспользуемся графическим редактором. Наложение слоев и использование контраста сделают свое дело, – предложила Патрисия. Девушка забрала записную книжку у Фабиана, и ушла в свою комнату, чтобы переодеться к вечернему дежурству на кухне.II
Если вы думайте, что худшее наказание – это чистка унитазов зубной щеткой, то вы ошибаетесь. Дежурство на кухне затмевает все больные репрессии Виктора. Здесь было отвратительным все: от мытья посуды, до сортировки остаток еды с ужина. Многие ученики ели как настоящие свиньи. Первым испытанием для наказуемых – были заготовки. Уильямсон и Миллера поставили чистить овощи. Патрисия ловко счищала ножиком кожуру картофеля, а Эдди уже несколько минут корпел над одной картофелиной. – Да ну к черту, – парень отбросил свое дело в сторону, и решил, что лучше займется раскладыванием продуктов на общий стол. По окончанию всех приготовлений у Эдди даже аппетит пропал. Но это было не самое страшное. Настоящий кошмар ждал после самого ужина, когда предстояло рассортировать остатки, вымыть всю посуду и протереть столы. – Это не честно, – со вздохом сообщила Уильямсон, когда Труди зашла проверить, как идут дела с мытьем посуды, – нам сдавать экзамены между прочим, а мы торчим здесь как рабы на галерах. – Если директор посчитал нужным наказать вас так, значит примите это. Возможно, если вы будете стараться, он смягчит ваш приговор, – ободрительно произнесла домохозяйка, и отправилась дальше по своим кухонным делам. – А что тебя смущает, Трепло? Ты ведь знаешь, у кого можно попросить частные уроки, – сказал Эдди, яростно натирая щеткой грязную плиту. – И долго ты думал над этой шуткой? – спокойно спросила девушка, посмотрев ему в глаза, – надеюсь, тебе полегчало? – С чего ты взяла, что это шутка? Это была констатация факта. – Констатация факта? Не веди себя, как ребенок, Эдди. – Ты так спокойна. Поразительно. Тебя все это вообще не трогает? – Миллер откинул щетку в сторону, и подошел к ней. – Трогает. Меня это трогает. Но я не понимаю, чего ты от меня хочешь. Может мне тебе в ноги упасть? – Патрисия почувствовала, как щеки загорелись от злости, но она старалась пользоваться тактикой подавления, оставаясь уверенной и хладнокровной, – ты не даешь мне объясниться и постоянно смотришь на меня с презрением. Что мне, по-твоему, остается делать? – Объясниться? Как ты можешь объяснить то, что поцеловала другого человека, при этом встречаясь со мной? – громко спросил парень, вымещая всю накопившуюся обиду, которая только окрепла с того дня, как девушка во всем призналась, – наверное, вы случайно это сделали? Он задыхался, а ты сделала ему искусственное дыхание? Или ты подавилась, а он своим языком почистил тебе горло? – Этого я объяснить не могу, потому что я не знаю. Но что толку гадать, если это случилось? Я ненавижу себя за то, что так поступила с тобой. Мне не хотелось врать тебе. – Но ты соврала. – Да, я соврала. Но сейчас я честна с тобой. Я совершила ошибку. А простить меня за это или нет – решать тебе, Эдди, – именно сейчас был тот самый момент, когда можно смело поставить точку в этом вопросе, но Эдди понятия не имел, что ответить. Он не знал, простить ее или расстаться и покончить с этим. Их отношения с первого дня знакомства не сулили ничего хорошего. Сначала были глупые подколки, потом неоднократные расставания, всплески ревности и прочее, из-за чего отношения, по идее, разрушаются. Но у этих моментов была и приятная сторона. В ссоре родился первый поцелуй, в ревности возобновились отношения, а подколки – это то, что было их изюминкой. Ему не хотелось терять все это, но чувство обиды как всегда было в выигрыше. Поэтому Эдди не смог ничего ответить, и, бросив дежурство, ушел домой.