Война за бессмертие

      В школе было только одно место, где можно было спрятаться от лишних глаз и ушей – библиотека. Необходимость в учебной литературе, как правило, завершается звонком с последнего урока. Глушащую тишину разрывает только тихое дыхание библиотекаря и шуршание страниц, выбранной ею книгой. Здесь легко можно было потеряться средь книжных стеллажей, стендов, и, значимых для школы, выставочных экспонатов. Патрисия и Пайпер едва заметно вошли в помещение и поднялись на антресоль. Здесь располагались удобные кресла и светлые большие окна — идеальная обстановка для разговоров, несмотря на то, что это библиотека. Уильямсон старшая поставила подставку с двумя картонными стаканами чая на стол, и села напротив своей сестры. — Какие новости? — спросила Патрисия, заинтригованная внезапным приездом сестры. — Всего понемногу, — ответила Пайпер, жадно хватая стакан с чаем, чтобы справиться с внезапно настигнувшей ее жаждой, — в связи с тем, что наша академия на грани разорения, я, на свой страх и риск, подала заявление в Брюссельскую консерваторию, и экстерном сдала некоторые экзамены. — И? — с неподдельным интересом спросила сестра, отставляя в сторону чай. — И меня приняли, — с вожделением завопила та, показывая девушке письмо-ответ с результатами, — можешь себе это вообразить? Я студент лучшей консерватории мира! Для меня это, можно сказать, пиррова победа. — Консерватория – это круто, — сказала Патрисия, изучая бумажку, которую всучила ей Пайпер. Сразу видно – элитное заведение. Девушка открыла буклет, и с интересом полистала его. Что может предложить элитное обучающее заведение? Да практически все. Рояли последнего поколения, новое звукозаписывающее оборудование, импортные гитары и прочая музыкальная дребедень, о которой Патрисия не имела представления. Консерватория выглядела, как типичная постройка итальянского Ренессанса, но для учебного заведения это было шикарно. Внутри все было не менее восхитительным, в сравнении со школой искусств, где Пайпер училась ранее. Еще бы. Брюссельская консерватория – одно из кладезей талантливых музыкантов, и билет на большую сцену. Несмотря на вечные придирки к сестре, Патрисии нравилось, как Пайпер играет на музыкальных инструментах. С таким терпением, стремлением и талантом ей непременно суждено учиться в лучшем месте мира. — Но я говорила и о неприятных новостях, — перевела тему Пайпер, — ты не связывалась с нами практически пять месяцев, и за это время произошло много вещей, — она начала «тянуть резину», — ты же сама знаешь, как это бывает, и, будучи взрослыми и адекватными людьми, мы должны проявить понимание… — Ближе к делу, — прервала ее сестра. — Мама и папа решили развестись, — быстро и четко проговорила девушка, — и в связи с этим, мама приняла решение переехать, — Патрисия, еще пару секунд назад окрыленная радостной новостью об успехах сестры, понуро опустила голову, переваривая только что полученную информацию. Что такое развод? В семнадцать лет ты это понимаешь. Ты осознаешь, что такое, когда люди перестают любить друг друга, когда жизнь в семейных оковах становиться невыносимой, но есть одно большое НО. Для детей разрыв их родителей будет одинаково тяжелым в любом возрасте. Тот факт, что она не знала об этом, что не позвонила и не спросила банальное «как дела?», был непростительным, и с большей интенсивностью давил на совесть. Сильнее всего огорчал не сам развод родителей, а то, что она узнает это таким способом. И если Пайпер уже успела смириться и спокойно говорит об этом, то она нет.       Самая назойливая вещь, которая мешает заснуть – неразгаданная тайна. Но иногда желание знать секрет превращается в вирус, который заполоняет все сознание. И желание это, как симптом, может развиваться, пока не «вылечишь» его ответами на свои вопросы. Но когда ответов нет, приходится прибегать к самым изощренным способам поиска. Но, как известно, масштаб секрета определяет тяжесть последний его разгадки. Есть тайны, которые лучше бы оставались тайнами всегда…       КТ вышла из гостиной с какой-то коробкой и чашкой с водой, и, посмотрев по сторонам, поднялась в свою комнату. Она вздохнула, поставив все эти вещи на тумбочку, и, закрыв дверь на ключ, принялась что-то искать. — Нина, ты уж прости меня за мою прямоту, — обратилась она к Нине, которая лежала на ее кровати с мокрой повязкой на лбу, — но какого черта? — Я не знала, что это так далеко зайдет, — жалобно простонала та, снимая уже остывшую повязку с лица. — Зачем ты ушла оттуда? — Потому что я с ума схожу, сидя в четырех стенах, в ожидании какого-то чуда. — И ты не нашла лучшего способа, как сбежать, — отчитала Раш, доставая из коробки анальгетики, — почему ты раньше ничего не рассказала, мы бы что-нибудь придумали. — Квалифицированный врач не может ничего придумать, — Мартин закатила глаза от сказочной самоуверенности подруги. — Я не доверяю Виктории, но сбежать из изолятора была не лучшей идеей. В конце концов, ты сама к ней обратилась, чего же ты так испугалась? — Кто знает, что за дрянь она мне вколола, — ответила она, показывая плече с припухшим местом от укола, — к тому же мы так и не выяснили, на чьей она стороне. И самое ужасное, что это никак не проверить. — Думаешь, это как-то связано с тем, что мы нашли в сервере Джефферсона? — с настороженностью спросила КТ, подавая Нине стакан с водой, — я о тех документах с наблюдаемыми объектами. — Не знаю, возможно, — девушка пожала плечами, и запила несколько таблеток, чтобы избавиться от острой головной боли, — я жалею, что обратилась к ней за помощью, с моей стороны это был необдуманный шаг. — И это очередной раз подтверждает, что нужно советоваться с друзьями. Сколько можно самодеятельности? — нравоучительно сказала КТ. — Ты права. Пора прекращать это ребячество. — Рада, что, наконец, до тебя это дошло, — КТ спесиво посмотрела на Нину, — осталось только решить проблему с Патрисией, найти Эдди, который исчез почти два дня назад, и найти загадочного Фабиана. В общем, сагитировать мне придется еще очень долго. — Думаю, я ничем не смогу помочь, — огорченно сказала Мартин, очередной раз, положив холодную повязку себе на голову, — я не знаю, что со мной, и не уверена, что смогу продержаться еще пару дней. Если верить словам Виктории, еще несколько дней, и я могу сыграть в ящик. — Джейсону, я так понимаю, ты тоже ничего не говорила? — За меня это сделает Виктория. Я готова поспорить, он уже на всех парах мчится меня искать. А если найдет, то еще и отчитает, как ребенка. — Не думала, что скажу это, но правильно сделает. Значит, вот как мы поступим. Сначала решим проблему с твоей стремительно приближающейся смертью, — сказала Раш, добавляя прикрас к ситуации, — а потом подумаем, что делать с нашими драма-актерами местного погорелого театра.       Фабиан тем временем сидел в учительской и изучал стены с таким задумчивым лицом, словно они были самыми интересными в мире. Хотя, по факту, это обычное грязно желтое покрытие, как и во всех кабинетах преподавателей. Ему только и оставалось, что изучать обои помещения, пока на него со всем упорством наседал директор школы, а вместе с ним еще и математик. Для полного счастья здесь не хватало только Виктора. Они что-то говорили о прогулах, о плохой посещаемости, о порче статистики, и о другой ерунде, которая так заботит учителей. Джефферсон, когда злился, всегда приспускал свой галстук, чтобы было свободнее кричать. Вообще этого человек сложно увидеть в гневе. Он был одним из тех, кто решал ситуации спокойно и умеренно, иногда вбрасывая слова, характерные для пассивной агрессии. А математик, видимо, слишком заботился об успеваемости по своему предмету, раз, ни свет, ни заря побежал докладывать все директору. Фабиан всегда знал – он не умеет прогуливать. Если он пытается, то всегда попадается. Причем попадается тем, кому на глаза попадаться не следовало. — Что касается остальных, то они немедленно должны явиться на серьёзный разговор, — суровым тоном произнес директор, который, кажется, собирается прочитать очередную лекцию об ответственности. Или хуже того, опять начнет толковать о прогулах. — Для начала было бы интересно узнать, где они находятся, — сказал Гектор, который находился у окна, и смотрел куда-то, словно пытался выследить кого-то. У него, кстати, тоже заготовлен жест на случай, когда приходиться нервничать. Он все время потирает двумя пальцами подбородок. Так обычно делают люди задумчивые, но у математиков, кажется, все наоборот. — Мистер Раттер, — Джефферсон, что ранее был увлечен бумагами на его столе, поднял голову на парня, — так как вы единственный, кого нам удалось выловить из вашей «банды», скажите нам, где все остальные? — Я не знаю, — очень тихо проговорил Фабиан, стараясь не смотреть директору в глаза. Несмотря на то, что он не врал, он чувствовал, что сейчас они поднимут разговор о вранье, — Нине, кажется, нездоровиться, — он сказал первое, что пришло в голову, и тут же осознал, что давно ее не видел. А давно – это сколько? — а Патрисия приходила, но вы сами ее выгнали. Что на счет Эдди, то я не видел его со вчерашнего утра. — Кстати о мисс Уильямсон, — Гектор очередной раз нашел к чему придраться, и уже с увлечением развернулся в сторону своих собеседников, — я отправил ее сегодня к вам. Она опоздала, и я больше, чем уверен, что домашнее задание она тоже не сделала. — После вашего урока я ее не видел, — неохотно ответил Фабиан. Находиться здесь было отвратительно. Он чувствовал себя жертвой для двух коршунов. Если от директора он ожидал подобного занудства, то от математика нет. Кто бы мог подумать, что он окажется таким душным преподавателем? — Эта абсурдная ситуация требует хоть какого-то решения, — констатировал Джефферсон, демонстративно вздохнув, — мисс Мартин, если ей не здоровиться, должна предъявить справку от Виктории, мисс Уильямсон, мистер Миллер, и вы – будете наказаны. Но для вас, Фабиан, будет отдельная мера. — Какая? — настороженно спросил парень, выпрямляясь. — Олимпиада по ядерной физике, — восторженно произнес директор, — отличная возможность проявить свой талант, и не опозорить нашу школу на международном уровне. Первый этап олимпиады через две недели. — Что? — обреченно спросил Раттер, — но я не успею подготовиться. Да и к тому же раздел ядерной физики у нас прошел еще несколько месяцев назад. — Это добровольно-принудительная мера, поэтому отказаться вы не имеете права. После уроков вы будете заходить на четырехчасовое занятие к вашему преподавателю физики, и он вас подготовит, — с неким злорадством произнес Джефферсон, а Фабиан закатил глаза и тяжело вздохнул. Мало того, что уроки длятся по восемь часов, так еще и четыре часа тратить на бессмысленные занятия. Можно смело поселиться в школе, — теперь ваша голова будет занята ядрами и частицами, и не будет времени, чтобы забивать ее всякой ерундой. Можете идти. — Спасибо, — с ярко-выраженным сарказмом произнес Фабиан, и вышел из учительской. Тирания длилась практически два часа. День уже заканчивался, а он и не заметил. Словно время кто-то на паузу поставил. Он вспомнил, что хотел подумать над цитатой из книги бывшего математика, и заодно неплохо было бы узнать, куда исчезли его друзья.