Рукопись, найденная в Смолевичах

8 августа 18… года Вблизи от побережья Корнуолла Пожалуй, еще никогда, ни в жизни, ни в смерти, Теодор Лендер не чувствовал себя таким дураком. Он висел, пришпиленный за крыло к верхнему марса-рею, словно чешуекрылая козявка в коллекции насекомых какого-нибудь чокнутого натуралиста. Подлая серебряная звездочка, не достигнув главной цели — убить нетопыря, как велено было адмиралом — задачу свою все же выполнила. Теодора поймали, и теперь он мог только беспомощно трепыхаться. Черный нетопырь дернулся, пытаясь высвободиться, раз, другой. Бесполезно. Клыки у металлической звездочки, не хуже, чем у самого Теодора, держали крепко. Серебряное острие пробило перепонку возле самого сгиба локтя и, кажется, зацепило кость. От неудачных попыток освободиться становилось только хуже — от раны по всему телу расползалась жгучая боль, и чем дальше, тем сильнее она становилась. Давно забытое ощущение, без которого он прекрасно обходился последние полтораста лет. И еще бы столько же обошелся. Он дернулся еще раз и повис, как тряпочка, колыхаемый ветром. Внизу на палубе происходила какая-то возня, но Теодор не присматривался, не до того ему было. Нужно выбраться, во что бы то ни стало нужно выбраться! И как можно скорее, пока адмирал не отправил за ним какого-нибудь матроса. Из тех, что не жалко — так просто Теодор сдаваться не собирался. Погибать — так уж сытым. Но лучше все же уцелеть, и даже, так уж и быть, голодным. — Позовите Лэм, — раздался голос адмирала, и на палубе внизу стало подозрительно тихо. Нетопырь насторожился и, извернув голову через свободное крыло, глянул вниз. Все матросы почему-то толпились вдоль бортов, так что под фок-мачтой, где, пригвожденный к рее, томился Теодор, образовалось довольно обширное свободное пространство, в котором вдруг оказалась большая плетеная корзина, плотно закрытая деревянной крышкой. Крышка над корзиной приподнялась и упала на палубу с глухим тяжелым звуком. «Как сырая земля поверх гроба», — невольно подумал нетопырь, и ему вдруг ужасно захотелось оказаться подальше отсюда, лучше всего — в трюме «Дмитрия», таком знакомом и безопасном, где так уютно пахнет сыростью и привычно ворчит эмиссар… Сначала Теодору показалось, что из корзинки вывалился большой клубок ужей. Тонкие и длинные туловища извивались и переплетались между собой, масляно блестя в неярком свете пасмурного дня, а потом каким-то невероятным образом слились в одно черное тело, большое и жирное, как у питона. Огромная змея, толщиной с фок-мачту, не меньше, к этой самой фок-мачте и поползла. Тварь добралась до мачты, запрокинула голову — пустые глазницы, лишенные яблок, безошибочно уставились на несчастного нетопыря. Нетопырь вытаращил глаза — такого ему еще видеть не доводилось: чешуйчатое змеиное туловище увенчано было человеческой головой, ниже которой угадывалась длинная шея и узкие тощие плечи. Тварь определенно была женского пола, ошибиться было невозможно: у нее имелась грудь, пышная, бледная до синевы. А точнее сказать — груди, потому что их было — много… И они шевелились в каком-то особом, своем ритме, перетекали с места на место, словно наполненные изнутри ртутью, и Теодор в оцепенении пересчитывал острые черные соски: два, три, четыре… Гадина подбиралась все ближе и ближе. Вокруг заметно стемнело, и воздух вроде бы как загустел и стал липким, а Теодор так и висел, не в силах пошевелиться, и только одна мысль металась в его опустевшей от ужаса голове: «Ох ты ж, сколько сисек…». За этой нехитрой мыслью пришла вскоре еще одна: «Ох ты ж, как же глупо я сейчас сдохну…». Но двинуться по-прежнему не мог. Тут что-то мелькнуло в воздухе, прямо возле чудовищной безглазой морды, раз, другой. Тварь замедлила движение, широкая пасть распахнулась, ощерившись целым частоколом острых зубов и выпуская на свободу длинный раздвоенный язык: — АХШШШШШШШШШШ… Синие шмели один за другим налетали на змееподобную тварь, вились над ней с грозным жужжанием, а женщина-змея отмахивалась от них языком, мелькавшим с невероятной скоростью, но так и не задела ни одной отчаянной и смелой малявки, а потому тварь, видно, решила просто не обращать на них внимания. И снова поползла, обтекая мачту по спирали. Чертова змеебаба! Нетопыри не могут кричать. Иначе Теодор завопил бы так, как никакой Полине и не снилось. Но увы, из пасти его вырвался лишь жалкий, не слышный почти никому писк — не громче обычной домовой мыши. Он закрыл глаза, чтобы не видеть приближающейся безглазой морды в окружении целой клумбы шевелящихся синевато-серых округлостей, и дернулся изо всех сил, так, что, казалось, содрогнулась фок-мачта и весь корабль до самого трюма. И черная перепонка крыла не выдержала и оборвалась. Нетопырь Теодор Лендер, едва не шлепнувшись в раззявленную прямо под его хвостом острозубую пасть, лихорадочно замахал крыльями, изо всех сил стараясь не угодить в переплет корабельных снастей, с перепугу пару раз ткнулся носом в рей, но выровнялся, выправился и полетел. Змеебаба, даром, что безглазая, сразу учуяла, что добыча от нее убегает — метнулась следом, уцепившись за мачту хвостом, словно развернувшаяся пружина. Но даже и с драным крылом Лендер оставался самим собой — рванул вперед с такой скоростью, что змеюка лишь зубами в воздухе клацнула: — АХШШШШШШШШШ!!! Он летел неровно, проваливаясь, словно в воздухе понакопаны были невидимые ямы. Пораненное крыло то и дело пропускало мах, но все же он летел, летел вперед, не обращая внимания на яростное шипение и разочарованные крики за спиной и, уж конечно, не оглядываясь. Но и не оглядываясь он чувствовал позади легкое трепетание прозрачных крылышек. За нетопырем следовала его шмелиная команда. Разорванные крылья не годятся для полета. Больно было просто ужасно. Каждый мах давался с трудом, и нетопырь опускался все ниже и ниже, к темной холодной воде. Он очень старался не думать, кого это он только что оставил с носом, но тогда в голову лезли мысли еще более противные: а ну, как он не долетит? А вдруг уже не видать ему «Дмитрия» как своих ушей. Эх, жаль — столько всего узнал, столько всего нужно рассказать капитанам. И пенять не на кого — сам виноват… Нет, лучше уж поразмыслить об этой многосисой змеебабе — интересно, много таких красоток у адмирала в команде? Ох, нет, не лучше… И Теодор совсем было упал духом. Но тут из-за скалистой гряды, скрывающей тот самый проход в потайную бухту (возле него, кстати, уже дрейфовал второй вражеский корабль, и матросы копошились на палубе, спускали на воду шлюпки) раздалось приглушенное расстоянием, но все же хорошо различимое: — УУУУУУУУУ! Нетопырь встрепенулся и передумал погибать. Собравшись с силами, поднялся он как можно выше и полетел на знакомый вой.

***

Шлюпка отвалила от борта «Дмитрия» и медленно, тяжело пошла к берегу. Барышни честно постарались взять только самое необходимое, а вот Вольдемар не старался совершенно, а потому шлюпка опять осела в воду почти по самый планшир. По-хорошему, надо было бы, конечно, разделить пассажиров и сделать еще два рейса… Да вот только враг не будет ждать, пока они тут разберутся со своим барахлом. Недавний пушечный выстрел все еще отдавался в ушах эмиссара грозным эхом, и ему казалось, что он даже чует кислый запах сгоревшего пороха. И теперь он глядел в удаляющиеся с каждым взмахом весел спины пассажиров: на задней банке сидели, напряженно выпрямившись, пан Вениамин с саквояжем и мадемуазель Полина, прижимающая к груди лилового кролика. Кролик шевелил ушами и топорщил усы, недоуменно глядя на Стаха поверх Полининого плеча. Пан Вениамин попробовал было оглянуться, чтобы помахать Стаху рукой: дескать, у нас все в порядке! — но шлюпка качнулась, и доктор решил не рисковать. Не хватало еще зачерпнуть воды. Михалыч укоризненно покачал головой, а магистр, сидевший на носу поверх своего дорожного сундука, недовольно зашипел — как есть гадюка. — Нет, ты гляди-ка, — засмеялся Винни. — Слышь, капитан! Она-таки его утащила! Ай, да девка! — Что? — хором спросили Стах и Роджер. Стах как раз склонился над раскрытым гробом: решил посмотреть, не найдется ли среди припасенного плотником металла чего-нибудь полезного: клыки клыками, а хорошее оружие лишним не бывает, даже для вампиров. А Роджер, наоборот, опустил голову, кажется, впервые за последние час-полтора: все это время он упорно вглядывался в затянутое серыми тучами небо в надежде разглядеть два темных крылатых силуэта, но увы, пока мимо пролетали только редкие чайки. — Да вот, говорю, — Винни ткнул пальцем в шлюпку, которая уже почти добралась до берега, — барышня ваша. Уперла-таки наш гарпун! Вон, видите, наконечник над водой торчит! — Ну, вы поищите, может, тут найдется, чем его заменить, — Стах отложил в сторону пару кортиков, саблю и несколько ножей. — Вот эти могут пригодиться, если дело дойдет до ближнего боя. — Спасибо, капитан, — ответил Винни и глянул на Роджера. Тому не было нужды искать себе оружие — хватит и собственных двух клинков. До поры до времени. Если дело дойдет до ближнего боя. Вопрос в том, с кем им придется драться. Кого пошлет на них сэр Авертах Балфер, вампир и адмирал пиратской флотилии: таких же, как он сам, таких же, как команда «Дмитрия», упырей? Или обычных пиратов? Или же в атаку пойдут какие-то неведомые твари? Скорее всего, конечно, будет всех понемногу, но так или иначе, этот бой капитан Роджер Сакаи и рулевой Винсент Черноу примут не в человеческом обличье. Эмиссар выудил из груды железок очередной кинжал с дугообразной гардой, осмотрел, хмыкнул и положил обратно. Это, пожалуй, не пригодится… Хотя штука любопытная — для любителей древностей. — Разрешите, капитан? — протянул руку штурман. — Умеете с этим обращаться? — слегка удивился Стах. — Немецкая игрушка. Красивая, но и только. Насколько он знал, этот тип клинков вышел из употребления века три назад. Ну, может, два, но уж точно до обращения рыжего штурмана. — Нет, — Воронцов поднял тяжелый кинжал. Клинок легко вышел из ножен — судя по всему, плотник находил время регулярно чистить и смазывать всю эту кучу металлического хлама. Потому что по большей части, с точки зрения ведения боя, неважно, ближнего или дальнего, почти все содержимое гроба было бесполезным. Воронцов взвесил оружие в руке, проверяя баланс, сжал пальцы на рукояти. — Осторожнее, штурман! — предостерег эмиссар. — Эта игрушка с секретом. Прямо под гардой располагалась выпуклая кнопочка. Одно движение пальца — и клинок с щелчком распался на три части, растопырившись в стороны наподобие якоря. — Немецкая игрушка, — повторил Стах, — красивая, но бесполезная. Возьмите лучше что-нибудь попроще, вот из этих. Вы вообще фехтовать-то умеете? — Давно не практиковался, — ответил Воронцов. — Вот случай и представился, — Стах поворошил рукой кучу столовых ножей. — Хотя, как я полагаю, до фехтования мы вряд ли дойдем… Больше ничего полезного в коллекции плотника эмиссар не обнаружил. Столовые ножи, бритвы, ножницы, двуручные мечи — скорее всего не пригодятся. Да, жидковат уловчик… С парой сабель против целого флота — поди-ка, выстой. Хорошо бы еще успеть в пещере этой хоть как-то осмотреться, понять, что там да как… Чтобы не стало убежище — ловушкой. А времени почти нет. Пора бы уже и Лендеру с этим носатым парнем, как там его, вернуться, и шхуну отвести за скалу. — Что-то долго они не возвращаются, — сказал опять уставившийся в небо Сакаи, как будто услышал, о чем думает Стах. — Пора бы уже. Пора. Давно уже пора было вернуться черному нетопырю и серой птице. — Эй, на берегу! Поспеши! — крикнул Стах, не столько, чтобы поторопить, сколько чтобы унять растущее беспокойство. Шлюпка меж тем уже добралась до скал, и Джилл придерживала фалинь, пока пассажиры один за другим выбирались на сушу и принялись выгружать свое имущество. Видно, беспокойство охватило не одного лишь капитана: работали они споро и без суеты, даже магистр не устроил никакого скандала, хотя и толку от него было не много — он нашел себе камешек повыше и стоял на нем, обняв самую толстую пачку рукописных листков, и наблюдал, как работают остальные. Ни дать, ни взять — статуя Моисея со скрижалями. Только рожек не хватает. А его собственный сундук, чемодан, большую шкатулку и пару узлов выгрузили Михалыч, Вениамин и Марья Сидоровна — сейчас она ничем не напоминала барышню, а выглядела ухватистой деревенской бабой, которой все по плечу. Работу закончили быстро, плотник уселся обратно в шлюпку, взмахнул веслами. — Пан доктор, Джилл! Заносите вещи, мы скоро к вам присоединимся! — капитан смотрел на приближающуюся шлюпку. Она летела к шхуне как на крыльях, еще пара минут — и можно будет уходить. Доктор поднял руку: сделаем, не беспокойся! — Не волнуйтесь, капитан! — крикнула звонко Полина. — Мы все сделаем! И ухватив самый большой узел, волоком потащила его к узкой щели, рассекающей серую каменную стену. К ней тут же присоединились доктор и кикимора — вдвоем понесли в пещеру самый большой сундук. Джилл попыталась поднять один из чемоданов, но тут вмешалась Натали. — Погодите! — и щелкнула пальцами. — Зачем же так надрываться, господа? Сундук, встряхнувшись, как мокрая собака, вырвался из рук и завис в паре аршин над влажными камнями. — Ах ты ж, чушка ты нечесаная! — сказала Марья Сидоровна. — Это что ж деется, господа хорошие? Мы тут спины рвем, а она… Наташка! Что ж ты? Раньше-то? Натали пожала плечами: — Раньше было кому это делать. А теперь — не дамам же тяжести таскать? Вот еще не хватало! — Левитация, — с некоторой долей зависти произнес доктор. — Замечательное умение, мадемуазель! Натали кивнула: — Благодарю вас. Теперь — толкайте его внутрь, и поскорее. Так что с такелажными работами они под недоброе ворчание Марьи Сидоровны закончили быстро, и уже через четверть часа на камнях перед серыми скалами стало пусто. И только слева от входа стоял прислоненный к скале гарпун да ближе к воде сидел, нюхая сырой воздух, пушистый сиреневый зверек размером с небольшую упитанную собаку. Некоторое время он сидел спокойно. А потом, видно, что-то учуяв, заволновался, подскочил и заметался взад-вперед по узкому каменному уступу, кинулся к воде, тронул ее лапой, но плыть не решился, не потому, что испугался, а потому, что не знал — куда. — Ах, вот ты где! — из расщелины в скале выглянула Полина. — А я тебя уже обыскалась! О, вот, кстати, и гарпун нашелся. Идем, Кроля, у нас еще много дел! Да что с тобой? Но кролик не пошел на зов. Задрав вверх сиреневую морду, он издал громкий печальный звук: — УУУУУ! Не мог, не мог верный кролик объяснить: где-то там, над морем, изнемогающий от раны в крыле и дневного света, борется с ветром и самим собой его хозяин, нетопырь и рулевой Теодор Лендер. И от невозможности помочь кролик выл, изливая свое не по-кроличьи глубокое отчаяние: — УУУУ!

***

— Эк пробрало вашу животину! — сказал Винни. — Ишь, завывает… Не случилось ли там чего? — Вот доберемся и проверим, — ответил Стах. Он до последнего надеялся, что Лендер и Фрэнк успеют вернуться, но время шло, а их все не было. Шхуна стояла на якоре, скрытая за изгибом скалы — единственное, что они могли сделать для своего верного суденышка. Хотя вряд ли это укрытие окажется надежным. Но все же лучше, чем ничего. Шлюпка уже ждала, готовая принять последний десант — Сакаи, Винни, штурмана и самого Стаха. Стах оглядел опустевшую палубу. Кроличьи клетки, громоздившиеся на корме, исчезли — Михалыч разобрал их на составные части и, разумеется, куда-то эти части уволок. Гроб с мечами-саблями тоже куда-то делся, сразу после того, как плотник вернулся на борт. Как и куда он его утащил — эмиссар не заметил. Передний люк был задраен. Паруса убраны, и от вида голых мачт на фоне серого неба становилось совсем уж муторно. Странное чувство. Привык он к шхуне, что ли? — Мы готовы, капитан, — сказал Сакаи и снова поглядел на небо. И Винни тоже. И только штурман внимательно смотрел на эмиссара. — Пять минут, господа, — ответил Стах. Оставалось еще одно, но очень важное дело.

***

— Я не могу быть с вами, — тихо сказала Мари, и никакого хрустального перезвона — впервые за все время плавания. — Что? — оторопело спросил Стах, не веря своим ушам. — Мари, да как же так? Не можем же мы просто бросить вас — и уйти? — Я не могу быть с вами, — повторила Мари, и зеленый свет в глубине хрустальной сферы побледнел, выцвел до блеклой белизны. — Да что за чушь вы городите, мать вашу за ногу? — Стах не сдержался и шибанул по столу кулаком. — Нет у нас времени на церемонии! По нам сейчас из пушек палить начнут, а вы кочевряжитесь! — Капитан! — Мари говорила спокойно и обдуманно, словно загодя приготовилась к этому разговору, хотя, наверное, так оно и было. — Капитан! Вы знаете, что существа, подобные мне, не всегда действуют сообразно собственной воле. Будучи заключенными в какой-либо предмет, они обязаны подчиняться приказу. Мы почти всесильны — но за пределы предписанного нам нет выхода. Говорю вам, и внемлите мне: покиньте корабль, укройтесь в пещере, постарайтесь дожить до темноты. А потом — уходите, уходите своими ночными тропами, неведомыми живущим по эту сторону света. — Да как же так? — Стах уже понимал, что уговорить упрямый дух он не сможет, но вот так вот взять и бросить члена экипажа на произвол врага? — Да очень просто! — Мари, видно, тоже потеряла терпение, потому что хрусталь, как бывало, полыхнул ярким зеленым пламенем. — Спасай команду, капитан! И поверь — оставить меня здесь будет для всех вас благом. Ты рассчитывал на мою помощь там, на берегу? Так вот, я помогу одним только тем, что меня там с вами не будет! Пламя снова угасло, совсем; шар стал почти черным, и только в глубине едва заметно мерцала маленькая искра. И из этой темноты Мари сказала: — А я заодно и за шхуной присмотрю. Мало ли — вдруг да пригодится? Потом. Когда кончится день. И голос ее был снова кокетлив и звенящ, словно ничего не случилось. Стах молчал. Дух-хранитель, который подчиняется чьим-то приказам. И хранит шхуну и экипаж — до поры, до времени. Ну что ж, еще один кусочек головоломки логично встает на свое место. — Прощайте, Мари, — сказал он наконец. — Спасибо за все, что вы для нас сделали. И… за то — что не стали делать. — Ну, полно, капитан, — засмеялся дух-хранитель. — Это было мне в радость! Идите. Может быть, еще и свидимся. Когда-нибудь. Стах шагнул к дверям. — Капитан! Он оглянулся на самом пороге. По темному шару изнутри появлялись крошечные зеленые искры; они слегка мерцали и складывались в подобия созвездий, словно Мари для успокоения нервов решила разложить звездный пасьянс. — Меня зовут — Мириам. Негасимые свечи, горевшие неустанно с самого начала плавания, тихо, без чада и вспышек, погасли одна за другой. Стах толкнул рукою дверь и оказался в темном длинном коридоре. Горевать было некогда — время поджимало. Но что греха таить, на помощь Мари он действительно рассчитывал. Придется обходиться своими силами, которых, увы, не так уж и много. — Капитан! — позвали его снова. Воронцов стоял на нижней ступени трапа; в зыбкой темноте нижней палубы, рассеянной падающим через кормовой люк неверным светом сумрачного утра, был виден лишь его силуэт, словно вырезанный из черной бумаги. — Капитан, мы ждем вас!

***

Упрямая шлюпка никак не хотела тонуть. Михалыч собственноручно пробил в днище аккуратную дыру — явно с намерением ее потом заделать. Но шлюпка все сопротивлялась, наполнившись водой лишь до половины. Пришлось напихать изрядно камней, прежде чем она, издав утробный клокочущий звук, не скрылась под водой. На плотника было жалко смотреть — он словно на собственных похоронах побывал: поник, осунулся, почернел лицом и даже, кажется, стал меньше ростом. Но он упрямо карабкался следом за Винни по узкой тропке между двух скал — не тропке даже, а так, призраку тропы, едва заметному на нее намеку. Как ни любил плотник свое судно и весь судовой инвентарь, ему, как и всем прочим, было ясно — оставить шлюпку у скалы на привязи нельзя. Все равно, что просигналить врагу: эй, мы высадились здесь, давай сюда! Первым шел Сакаи, вспоминая дорогу на ходу — путь был недалек, и вел он ко второму входу в пещеру, когда-то в давние времена служившую приютом и складом местным контрабандистам. А эти ребята — народ практический, место выбрали с толком: пещера была не только надежно скрыта от посторонних глаз, но и удачно располагала сразу несколькими выходами наружу. Сколькими точно — Роджер не знал, в прошлый раз ему удалось обнаружить три. Эмиссар шел замыкающим, сумрачно рассматривая маячившую перед глазами спину Воронцова — на поясе у того висело сразу несколько клинков. Разжился-таки из запасов плотника. Мальчишка. Любит погремушки, видать, не наигрался еще… Хотя чего там, правильно. Стах и сам пару штук прихватил. Из-под ноги штурмана выскочил камень. Стах, разумеется, уклонился и отогнал подступившую досаду. Был бы он, Стах, сейчас один — перенесся бы туманом, и дело с концом. А так приходится лезть в почти отвесные скалы, как будто он какой-то смертный. Но долго досадовать эмиссару не пришлось — Сакаи не обманул, путь действительно был недолог. Одолев один крутой уступ, они обогнули острый каменный угол, вскарабкались еще немного. — Здесь, — сказал Роджер. Вход — а точнее, лаз между двух прижавшихся друг к другу камней — был неширок. Винни с подозрением осмотрел его, потом, с сомнением — себя: узковата калиточка, не застрять бы добру молодцу. Потом провел ладонью по краю каменной дыры, а потом и вовсе, встав на колени, засунул руку по самое плечо. — Ну, что? — спросил Стах нетерпеливо. Ему хотелось побыстрее уйти с дневного света, спрятаться в спасительной темноте, дать короткую передышку мыслям и осмотреться внутри. — Все в порядке, — ответил Винни. — Кажется, там обрыв. — Ркусвюлтчю пшли! — пробурчал вдруг плотник совсем уж неразборчиво. Но, как ни странно, Винни его понял: — Вот еще! Руку пошли — как не так! Как ж я ее пошлю, ежели сам не вижу, куда? А ну, как ее там в темноте обидит кто? — Кто? — спросил Сакаи, скинул свой красный мундир и принялся отстегивать перевязь. — Ну, кто-кто… Не знаю, нехристи какие ни то пещерные. Да мало ли! — Я иду первым, — Сакаи отодвинул осторожного рулевого от входа. — Винни, подстрахуй! И полез в дыру ногами вперед, распластавшись на животе. Винни крепко держал его за руки, пока Сакаи не скомандовал: — Отпускай! За звуком не слишком ловкого приземления из глубин донеслась пара крепких ругательств, а потом Роджер прокричал: — Винни, давай, здесь невысоко! Стах забрался в узковатую дыру последним — ничего, в плечах не жало. Ноги вскоре потеряли опору, и он повис, цепляясь руками за острую каменную кромку. Дневной свет в просвете лаза казался ярче и резал глаза, но Стах все же увидел — четко, безошибочно — как пролетел по небу огромный черный нетопырь. Странно вихляясь в воздухе и словно прихрамывая на одно крыло, он летел туда, откуда они только что ушли — вниз, к морю, к оставленной под прикрытием скалы шхуне. Лендер вернулся. Один.