Рукопись, найденная в Смолевичах

Русская шхуна «Дмитрий» 27 июля 18… года Бискайский залив Станислав, пропустив доктора вперед, плотно затворил дверь кают-компании. - Мари! – громко позвал он, склонившись над столом. Посреди широкой столешницы на прочной деревянной подставке покоился тяжелый шар из дымчатого хрусталя. Внутри шара клубился неясного цвета туман, переливаясь редкими зеленоватыми вспышками, которые как-то незаметно сплелись в очертания девичьего лица с невероятных размеров зелеными же глазами. В них хотелось смотреть, смотреть без конца, в них хотелось утонуть, их хотелось называть очами – ну, по крайней мере тот, что не был скрыт спадавшей поперек лица темной прядью. - Да, милый, - томно откликнулась наконец Мари, - что я могу для тебя сделать? Станислав слегка поморщился от неожиданной фамильярности, но выяснять отношения было не ко времени: - Мне нужно, чтобы никто не услышал нашего разговора. Никто, вы понимаете? И вас прошу хранить полную конфиденциальность! - Об этом, мессир, напоминать излишне, - истомы в хрустальном голосе как ни бывало, тон сменился на сухой и подчеркнуто официальный, локон, легкомысленно прикрывавший лицо, исчез в строгом кукише плотного пучка, а на точеном носике уселась железная оправа маленьких и скучных круглых очков. – Все ваши инструкции подлежат полному и безусловному исполнению. Последние слова Мари доносились уже совсем глухо, как будто шар окутало плотным слоем войлока, и так же плотно опустилось на кают-компанию безмолвие, отсекая ее от внешнего мира – затих плеск волн за бортом, легкий посвист ветра, поскрипывание дерева – все постоянные и привычные уже мелкие звуки, наполняющие собою тесные помещения на старой шхуне. Доктор непроизвольно потер уши – их как будто заложило ватой, такой полной и непроницаемой была упавшая тишина. - Стах, да она, кажется, обиделась? - Ничего, - душевные переживания Мари занимали сейчас эмиссара в самую последнюю очередь, - как-нибудь справится. В крайнем случае, ты ей окажешь необходимую медицинскую помощь! - Станислав несколько раз прошел от стола до двери и обратно, не зная, как лучше начать разговор. Вениамин молча следил за сумрачно шагающим взад и вперед эмиссаром и сокрушенно покачивал головой: - Старею я, друг мой. Уже, видно, и дозу правильно рассчитать не могу. Где это видано – даю вампиру успокоительное, а он просыпается еще более взбудораженным, чем лег? Станислав не отвечал. Без лишних церемоний доктор цапнул его за руку и заставил сесть в стоящее у стола кресло: - Садись уже, а то меня сейчас укачает! Что еще случилось? Чего ты злишься на ровном месте? Ведь практически бурю поднял – уж мне ли не знать, на что ты способен, когда тебя как следует разозлить. И кто же на этот раз? Стах поморщился. Неприятно чувствовать себя дураком, но еще неприятнее открыто в своей глупости признаться – пусть даже и старому другу. - На себя я злюсь, Веня. Только на себя. В мои годы непростительно быть таким легковерным идиотом. - Да что случилось-то? – доктор тоже начинал терять терпение. – Ты, наконец, пришел к заключению, что охотник – это я? Стах поднял на друга глаза, и Вениамина напугал его взгляд – нет, не измученный нерешаемой загадкой, но горький взгляд осознавшего неизбежность беды. Потянувшись вперед, эмиссар порылся в сложенных на столе бумагах, растрепав оставленные штурманом аккуратные стопки, придавленные тяжелым томом Меркатора. - Вот, гляди, - на столе развернулся помятый лист пергамента с рваной дырой посередине. Доктор заинтересованно склонился было над свитком, но тут же глянул встревоженно на эмиссара. Это был все тот же перечень перевозимого имущества – баталерная ведомость торгового судна «Дмитрий», порт приписки Ревель. Так, кажется, доплавались. Провалы в памяти, вполне логично. Сначала навязчивая идея, потом плохой сон, кошмары, и вот вам - вампир не помнит, что две недели назад произошло. Картина складывается совсем неутешительная. С человеческими душевными недугами доктор не имел дела века где-то с пятнадцатого, а что делать с душевнобольным вампиром – при отсутствии заболевшей части организма как таковой – он не имел вообще никакого представления. - Друг мой, не хочу тебя пугать, но… мы ведь это уже обсуждали, ты помнишь? Ну-ка, последи за моим указательным пальцем… - Вениамин склонился над капитаном, пытаясь проверить несуществующие рефлексы, но Станислав лишь отмахнулся досадливо: - Не дури, доктор. Все я помню, нечего тут передо мной пальцами размахивать. Тут в другом дело. - И в чем же? – доктор сел в соседнее кресло. – Это у меня дежавю? Да говори, наконец, хватит ходить вокруг да около. Станислав тяжело вздохнул: - Венька, ты был прав - я старый осел. - Я никогда такого не говорил, - быстро возразил доктор. - Ну не говорил, так скажешь. Имеешь полное право. Я увлекся погоней за охотником, только об этом и думал. Это и вправду важно, но это всего лишь часть картины. – Эмиссар кивнул на развернутый пергамент. – Вот этот документ, он вообще зачем нужен? - Ну как, - глубокомысленно начал доктор. – Документ представляет собой, ежели не ошибаюсь, список товаров, перевозимых судном и обязательных к предъявлению на таможне для обложения пошлиной, вывозной или ввозной, буде они подлежат таковому. - Именно. И составляется он заранее, чтобы его можно было предъявить по первому требованию. То есть… - То есть ты хочешь сказать, что кто-то заведомо знал, что на борту понадобится не только чай, но и сахар к нему? – Вениамин прервал эмиссара, постигая, наконец, суть проблемы. – Кто-то знал, что здесь будет живой? Но… Силы адовы, Стах, я… - Вот, доктор, мы и подошли к самому главному, - с мрачным удовлетворением ответил Станислав. – Два главных вопроса – кто знал и зачем ему тут нужен живой. И, боюсь, ответы нам очень не понравятся. - А ты уже знаешь ответы? – поразился Вениамин. Вот, кажется, знакомы добрые (или недобрые, как посмотреть) полтысячи лет, но Стаху иногда до сих пор удавалось его удивлять. - Пока только один, и тут все просто, - в голосе эмиссара звучала едкая горечь. – Веня, посуди сам. Кто мог знать, какой здесь будет груз, если мы с тобой, как и вся остальная команда, как и все пассажиры прибыли на уже готовое к выходу судно? Ну? Давай, не бойся, скажи это вслух. Доктор молчал, долго молчал и в конце концов неверяще покачал головой: - Не может быть. Погоди, Сташек, а разве не тебя просили составить список необходимых в плавании припасов, или как оно там называется? Ты же вроде и кроликов сам закупал? - Просили. И я его составил и отослал с нарочным, вместе с ответом на приглашение возглавить экспедицию. Но сам ничего не закупал, мы пошли на всем готовом, - эмиссар сжал кулак. – Растяпа я, Венька, а не капитан. Забыл, старый дурак, где бесплатный сыр подают. Ладно бы один полез – так и тебя за собой потащил. - Ну погоди, не сокрушайся ты так. Может быть, всему этому есть какое-то разумное объяснение? Должно быть. Не может не быть, - Вениамин, как ему это было свойственно, пытался до последнего не терять веры в положительный исход. – Потому что иначе все это очень и очень странно. Ну вот ты – вампир разумный (Станислав хмыкнул), да-да, разумный, и нечего мне тут впадать в самоуничижение. Вот рассуди здраво. Допустим, к нам в команду пристроили живого – допустим! Но, во-первых, это все же не обязательно охотник. Это мы с тобой решили, что он охотник. - Да, решили, и я по-прежнему в этом уверен. Ну, почти. - Погоди, не отвлекайся, - доктор взял в руки злосчастный список со следом эмиссарского когтя посередине. – Пусть даже охотник. Тем более, если это охотник – уж этих ребят в легкомыслии не упрекнешь. Так? Но почему же тогда он допустил, охотник этот, что список вообще попался нам на глаза? - Не знаю, - устало сказал Станислав. – Логичнее было бы уничтожить его в первый же день плавания, как только мы ушли из Варны. Больше никакие таможни нам по пути не грозили. Сжечь его не так-то легко, мы уже пробовали, но просто в воду кинуть – мы бы и знать не знали, что он вообще был! И какое ты можешь дать этому разумное объяснение? Вениамин задумался. Он вообще никакого объяснения не видел – ни разумного, ни безумного. Им предстояло в меру опасное, но все же увлекательное предприятие – поход вокруг Европы, от Черного моря до побережья Британии, не прогулка, конечно, но заманчивое приключение. Редко это случается в полном темноты и скрытности, чего греха таить – довольно-таки скучноватом бытии вампира… Он так радовался, когда им выпала эта возможность. И радовался больше за Сташека. Сам доктор умудрялся как-то занимать свою не-жизнь от заката до рассвета множеством мелких дел – изучал новости медицины, специально для этого выписывая журналы из столиц (правда, он подозревал, что пока новинки доходили до их лесного захолустья, они уже довольно сильно устаревали), штудировал свежие издания анатомических атласов. Вроде и нет такой уж острой и насущной необходимости, но интересно же! Ничего со своим природным любопытством доктор поделать не мог – вот совсем недавно с величайшим вниманием ознакомился он с опытом одного русского хирурга – надо же, оперировать и даже ампутировать, не причиняя больному лишних страданий, да еще прямо на театре военных действий - об этом Вениамин мечтал с юности, да так и не достиг желаемой цели. Иногда, в глубокой тайне от старого друга, только из любви к ремеслу и дабы не растерять сноровки – но уж точно не из человеколюбия! – даже посещал больных по окрестным деревням, конечно, только в сумерках, ближе к ночи. После его визитов живые чаще всего оставались жить, а болезнь проходила бесследно. Порой, чего греха таить, на шеях исцеленных можно было бы заметить аккуратные следы клыков, но они тоже заживали, и быстро. А еще он втайне гордился тем, что смерть апоплексическим ударом у них в уезде вообще была большой редкостью – кровопускание, старинный метод, панацеей не было, но в некоторых случаях срабатывало безотказно, главное – вовремя проявить к страждущему толику должного внимания. А вот Стах… Стах погибал без дела. Он все чаще и чаще отказывался выходить ночью не только из часовни, где они оба обитали, но и просто из гроба. Гонять по болотам зарвавшуюся шляхту ему надоело еще с век назад, пугать крестьянских девок на Ивана Купалу или на Всех Усопших Верных он всегда считал ниже своего достоинства. Веня всерьез опасался, что в одну прекрасную ночь он просто не добудится старого друга. Поэтому полученное приглашение возглавить экспедицию Вениамин воспринял как доброе знамение и очень настаивал, чтобы Станислав его принял. И теперь что же получается? А получается, что он собственноручно повел Стаха по пути к погибели? То, что они идут по этому пути вместе, вины никак не уменьшает. Стоп! Почему сразу – к погибели? Видно, это он от Сташека подозрительностью заразился… - Ну, - нетерпеливо спросил эмиссар. – Что призадумался, эскулап? Какое дашь всему этому, - он обвел руками кают-компанию, - объяснение? - Ммм… Не знаю, Сташек, - доктор положил список обратно на стол. – Не знаю, как-то все это странно. Но даже если допустить, что это не случайное стечение обстоятельств, то все равно я не понимаю – зачем? - А вот на это у меня пока ответа нет. – Эмиссар с досадой стукнул кулаком по столу, и хрустальный шар покачнулся в своей деревянной подставке. – Но это мы постараемся выяснить. Для начала – напомни мне, почему мы идем в Брест? - Ну как же, а разве не таково было предписание? – доктор знал маршрут весьма приблизительно, да и зачем бы ему, когда есть в команде специально обученные сотрудники, но признаваться в этом не собирался. Но про Брест было столько говорено, что не запомнить этого он не мог, да и название было практически родное. – Идем до Бреста, там стоянка и пополнение запасов... ммм… ну, так скажем, продовольствия? Потом далее, через Ла-Манш в Британию. - Таково. Наш путь расписан по пунктам. И именно поэтому мы в Брест не пойдем, - резко отодвинув кресло, эмиссар поднялся и повторил в ответ на удивленный взгляд доктора. – Не пойдем! А куда пойдем – сейчас обсудим со штурманом. Мари! – сказал он громко. Ответом ему было молчание. Все-таки обиделась, надо же. Станислав наклонился над столом и вгляделся в сумрачный блеск хрусталя, потом осторожно постучал по стеклу согнутым пальцем: - Мари, дорогая, я готов принести вам свои извинения, но давайте решим наши обиды чуть позже. Внутри хрустальной сферы произошло неопределенное движение, а затем приоткрылся заплаканный глаз цвета бутылочного стекла со слипшимися от слез стрелками длинных ресниц. - Это излишне, мессир, - прошелестел еле слышный шепот. – Приказывать – ваш долг. Не доверять – ваше право. Станислав беспомощно оглянулся на доктора. Только дамских капризов ему не хватало – и от кого? Меньше, чем от нежити – от духа бестелесного, заключенного за свои похождения (и кто поверит, что – невинные?) в неразрушимую сферу из магического стекла. Доктор развел руками – а чего ты хотел? – но устремился другу на помощь, не дожидаясь продолжения: - Сударыня, ну что вы, полноте! Стоит ли нервничать по пустякам? – в ответ раздался раздирающий сердце всхлип. – Ну, голубушка, не надо, не надо, тут и повода нету так расстраиваться. Впрочем, может быть, вы хотите об этом поговорить? - Хочууу… - снова всхлипнула хрустальная дева, - очень хочу, если, конечно, капитан разрешит. И, между прочим, я все вижу! Станислав, недвусмысленно покрутивший было пальцем у виска, замер на середине движения. Ну кто бы мог подумать, что у их духа-хранителя столь тонкая душевная организация? Не парусник, а пансион Сен-Сир! - И вообще, - уже успокаиваясь, но все еще слегка гнусаво продолжила Мари, - там к вам магистр рвется вот уже битый час. Если честно, я устала его сдерживать. Прикажете пустить? - Запускай, - обреченно махнул рукой эмиссар. Встречаться с магистром Станиславу не хотелось, но деваться было некуда. Положение, как ни крути, обязывает. Тишина кончилась как-то вдруг, кают-компания вмиг заполнилась повседневными мелкими звуками, которые перекрывали мерные удары молотка и неразборчивое ворчание плотника, доносящиеся из-за переборки. - Ну, Сташек, - вдруг заторопился доктор, преисполняясь осознания профессионального долга, - мы уж вашему разговору мешать не будем, а пойдем и побеседуем с милейшей нашей Мари… да вот хоть на камбузе, а ты, всем, чем только можно, заклинаю – держи себя в руках! - Дезертируешь, медик? – эмиссар прищурился недобро, но осуждать доктора не мог. Будь его воля, он и сам сбежал бы от академика куда подальше. Эх, жалко, кролик на палубе остался, все-таки поддержка. – Ну иди-иди, и кликни мне, будь добр, штурмана – пусть зайдет сразу после этого… Договорить он не успел – дверь в кают-компанию распахнулась с треском, ударив обеими створками по дощатым стенам, и в помещении, чуть не сбив выходящего доктора, явился Вольдемар, пылающий праведным гневом – причем в буквальном смысле слова. Глаза его светились зеленоватым призрачным огнем, придавая физиономии магистра выражение, мягко говоря, недоброжелательное, и негустые волосы стояли дыбом над полулысой головой. - Потрудитесь-ка объяснить, милейший – сказал магистр, остановившись посреди кают-компании и скрестив на груди руки. - Что именно? – эмиссар догадывался, о чем пойдет речь, но вполне был готов услышать упреки и в излишней сырости, и в чрезмерной качке, и в не ко времени поднявшемся ветре… Хотя, вот в последнем, пожалуй, он и правда был виноват. - Потрудитесь-ка объяснить, почему мы это вдруг не плывем в Брест? Стоянка в Бресте для пополнения запасов провианта предполагалась с самого начала, и вам известно, что кролики ваши для вампира из приличного общества пища совершенно неприемлемая, - Вольдемар говорил размеренно и четко, словно диктуя, но видно было, что магистр гневаются. - По ряду причин, кои я предпочитаю не оглашать, по крайней мере, сейчас, мы действительно в Брест заходить не будем. Пойдем прямо в конечную точку пути. Поверьте лишь, что причины эти достаточно веские, чтобы я таковое решение принял. Прошу меня извинить, но придется вам по-прежнему обходиться еще некоторое время общим для всех рационом, - ледяным тоном произнес эмиссар. Магистр бесил его неимоверно, но Станислав очень старался сдержаться, тем более, что некоторым образом Вольдемар был прав. Поговорить об изменении маршрута с ним следовало, но сделать это эмиссар собирался попозже. А про специальное питание на борту он и вовсе забыл за всей этой суматохой. Да не так уж это и страшно – какая-никакая пища есть, а нет – так и потерпеть можно. На то они и вампиры. С голоду не помрут! - Ваши извинения меня не интересуют. Как смеете вы, лю-без-ный, менять курс без предварительного обсуждения и согласования со мной? Вы всего лишь приставлены надзирать за этой вашей командой, чтобы они хоть как-то выполняли возложенные на них обязанности, и нечего тут нос задирать! – магистр говорил все громче и громче, явно наслаждаясь собственной правотой и заводясь от звуков собственного голоса. - Мне казалось, я уже объяснил вам – и языком вполне простым и доступным, даже для такого, как вы, сударь, кто есть кто на этой шхуне! Я – уполномоченное лицо Его Сиятельства, а кто такой вы-ыхххххх… Темнота упала внезапно. Негасимые, как казалось, свечи угасли разом, не оставив даже дымка. Вольдемар не успел возмутиться, точнее, возмутиться успел, но облечь свое возмущение в слова – нет. Он просто захлебнулся очередной фразой, ощущая, как стремительная мощная сила отрывает его от пола, вздымает вверх, и внезапно обнаружил, что висит посреди темноты, прижатый спиной к чему-то жесткому, а горло намертво перехвачено словно бы тисками. Шхуну ощутимо тряхнуло раз, другой, в борт хлестнуло штормовой волной. Магистр пискнул от ужаса и мелко засучил ногами в новых башмаках с калошами - в опасной близости от его безжалостно смятого воротничка во мраке засветились желтые от ярости глаза с узкими прорезями вертикальных зрачков. "Волки?!"– мелькнула безумная мысль. Зазвучавший в темноте голос, наверное, можно было назвать человеческим, но от этого почему-то стало еще страшнее, и Вольдемар попробовал зажмуриться, что, по какой-то неведомой причине, ему не удалось – глаза закрываться отказались. - Долго рассказывать, кто я такой, – негромко произнес эмиссар, и провел рукой по переборке, чуть ли не задевая бледную до зелени щеку магистра. Скосив глаза, тот заметил вылетающие из-под пальцев щепки и замер, как пришлепнутый к печке лаптем таракан. - Идем напрямую в Альбион. Вам достаточно ясно? – голос, сейчас походящий больше на приглушенный звериный рык, звучал, казалось, прямо в голове у несчастного магистра, заставляя цепенеть. Кивнуть Вольдемар не решился, чувствуя, как похрустывают прижатые к стене позвонки, поэтому в знак согласия лишь прикрыл глаза, и пропустил тот миг, когда свечи в кают-компании снова загорелись ярким пламенем. Эмиссар разжал ладонь. Магистр шлепнулся на пол, лихорадочно ощупал помятую шею и прохрипел: - Да вы сумасшедший! – после чего стремительно вскочил и исчез за хлопнувшими дверьми. На полу, светя малиновой подкладкой, осталась валяться одна новехонькая калоша. Станислав коротко размахнулся и саданул кулаком в переборку. Курва! Вывел-таки из терпения, чертов академик! Он отряхнул руку от приставших ошметков древесины – стенки в кают-компании были не слишком толстыми, и эмиссар, хотя и ударил вполсилы, прошиб переборку насквозь. Он слышал, как с другой стороны прорехи кто-то завозился, забурчал что-то явно недоброжелательное, а следом в дыре показались заскорузлые пальцы корабельного плотника: - Йдрен кчрыжка! – пальцы споро ощупали свежую пробоину, видимо, прикидывая размер, и тут же в дыре появился небольшой брусок дерева и раздался постук молотка. Плотник дело свое знал и работал не за страх, а за совесть. Когда через пару минут в кают-компанию зашел штурман, Станислав сидел за столом, сокрушенно уткнувшись лбом в сцепленные руки. - Проходите, Воронцов. Присаживайтесь. Штурман покосился на изуродованную стену, отодвинул в угол попавшую под ноги обувь магистра, но все-таки прошел и присел на краешек самого дальнего от Станислава стула и выжидательно смотрел на эмиссара. Тот молчал, приглядывался к молодому вампиру и понял неожиданно, что огненная масть того уже не вызывает особого отторжения. Мальчишка был совершенно не похож на гривастого и красномордого Малюту, да и не в цвете волос, наверное, было дело. Эмиссар вынужден был признать, что штурман ему скорее даже нравится – нравится его спокойная уверенность, уравновешивающая несколько стихийный нрав рулевого, нравится, как рыжий держится – почтительно, но без подобострастия с начальством, совсем по-дружески, но без панибратства с тем же рулевым, хотя тот, по сути, всего лишь матрос, вежливо и ровно с дамами. И дело свое, похоже, знает. Кого-то он неуловимо напоминал, но кого – эмиссар припомнить не мог. Молчание затягивалось, и эмиссар, наконец, спросил: - Что там с погодой? - Слегка штормит, - коротко ответил рыжий и снова замолчал. Черт, а ведь Венька просил держать себя в руках… Все же они в открытом море, это тебе не пару соломенных крыш снести в захолустной деревне. Так, душевные терзания и тягостные раздумья оставим на потом, сейчас – к делу. - Вот что, штурман. На Брест мы не идем. А идем мы в обход Бретани через Ла-Манш и прямо на Альбион. Там станем на якорь, где именно – решим чуть позже. Справитесь? Штурман встал, поискал в сложенных на столе бумагах нужное и разложил на столе атлас морских течений. В обход Бретани, к Ла-Маншу. Значит, через море Ируаз. Ну что ж, так тому и быть… - Да, капитан. Разумеется.