Истории

Дима внимательно вглядывался в серебристый столбец ртути. Он очень надеялся, что его руки просто замерзли и все хорошо, но как ни жаль Ларин все же был прав. У Ады снова поднялась температура. А ведь мужчина так сильно верил, что они смогли вылечиться еще в Архангельске, и купание в ледяной воде больше о себе не напомнит. Наивно. Оставалось радоваться разве только тому, что не было осложнения на почки. Звоном по комнате разнесся кашель, и если температуру удавалось сбить, то он ни на час не пропадал. Это явление первое время очень пугало Диму. Девушка кашляла долго и надрывно, иногда начиная истерично вдыхать, она будто умирала. Ларин чувствовал себя виноватым, как маленький мальчик, что не досмотрел за младшей сестрой. А ещё он до сих пор не мог отойти от того шока, что испытал тогда на льду. У Уткина было живое воображение, и он каждый раз с невероятной точностью представлял иной исход. Диму передергивало, и он почти маниакально искал глазами знакомый взгляд, чтобы убедиться что мозг не сыграл с ним злую шутку. Нет. Это было не так. Воронцова была здесь. Она была жива. Был ли жив Дима? Да, определенно, но было другое. Ларин уже не был прежним. Что-то перевернулось в нем. Страх преследовал его, душил, просачивался в самые потаенные углы сознания. Мужчина не хотел остаться один. Дима поднял со стола зеркало. Он похудел, болезненно похудел. Лицо стало рябое. Так вдруг заметно стало, что он уже не молод. Ада теперь казалась совсем юной. Дима провел по волосам, и с маниакальной ухмылкой вытянул седую прядь у виска. Когда она появилась? Мужчина, увы, не помнил. Уткин сглотнул и присел на кровать. Ада, что все это время лежала лицом к стене, теперь медленно повернулась и неуверенно улыбнулась. - С голосом лучше не стало? - задумчиво спросил Дима, стараясь не смотреть в глаза. Девушка отрицательно кивнула и, подумав, опустила голову на его колени. Мужчина вздохнул и легонько погладил подругу по спутанным волосам. - Ты знаешь, что у многих исполнителей способности к Джазу появлялись именно после потери голоса? - спросил Ларин, стараясь придать заявлению больше оптимизма. Ада снова отрицательно кивнула. - Вот выздоровишь, я схожу на версус, и поедем вместе в туры. - как-то излишне радостно заявил Дима. Воронцова жмурилась. Ее ресницы чуть трепещали, и Ларин замер. Ему нравилось. - Прости. Из-за меня ты ничего не выучил. - не с того ни с сего, просипела девушка едва слышно. Она уже долгое не могла разговаривать. - Тебе нельзя говорить. - оборвал ее Дима и, помедлив, добавил: - Все это не важно. Ты спи ещё. А я повторю, часа три есть. Ада кивает и, без особой охоты, перекладывает голову на маленькую подушку. Воронцова уже совсем собирается закрыть глаза, но тут же, будто что-то вспомнив, слегка приподнимается. - Не читай все же строк на счёт бывшей. - с трудом проговаривает она, строго глядя на Диму. - Она все же помогла нам. Мужчина поднимается с кровати и забирает с тумбочки телефон. - Тебе то что? - отмахивается он, все же стыдливо пряча глаза. - Не теряй лица, родной. - чуть улыбнувшись отвечает Ада. - Удачи. Я буду болеть за тебя. Девушка укладывается наконец в постель и прикрывает глаза. Дима тоже выходит из помещения и напоследок бросает, едва ли не в дверную щель: - Лучше выздоравливай за меня. Он ухмыляется. Диму слегка подбешивает ее благородство. За шесть лет его женщина выросла, стала жестче, умнее, сильнее... Многое поменялось, но только не это. Ларин точно знает - Ада ненавидит Реш. Она ревновала, плакала, и казалось бы сейчас, когда он пишет подобный текст смеясь над бывшей любовницей, ей бы только в радость. Однако, нет... Да, иногда она определено его бесила. Временами Диму буквально трясло, так страшно ему было видеть свои уродства на фоне ее красоты. Все его подруги были так под стать ему, не чем не лучше. А что теперь? Диме так страшно. Хочется содрать шкуру, чтобы только очиститься от этого, только чтоб стать достойнее. И в этих потугах он бьется, хлещется, что есть мочи, как рыба об лед. Тяжело. Страшно. Но хуже другое. Она будто не видит его черноты. И Диме кажется, что он лжет. Для него это не ново. Он много врал, часто врал. Чтобы выжить. Но с ней это делать тошно. Чтобы отвлечься от этих мыслей, Ларин опускается в кресло и начинает читать текст. Но не успевает он дойти до первого куплета, как телефон в его кармане вибрирует. Только включив аппарат Дима понимает, что схватил не тот. У нее на заставке фото Рижских набережных. Так прекрасные недели вместе... Тут на экран выводится сообщение: - Я скучаю. Неужели ты все время занята только ИМ? Дима хмуриться. Он никогда не решался унижать себя и свою женщину ревностью. Он открывает СМС, просто чтобы прояснить ситуацию. Контакт "Алекс". - Спасибо за ночь. Надеюсь, через неделю увидимся. - Да ладно, мне тоже было хорошо. Как-нибудь при надобности повторим? - Конечно, дорогая, уже скучаю. Весь мир Ларина моментально сузился до размеров одной маленький комнаты. В горле вдруг встал колючий ком, свело руки и ноги, стало невыносимо трудно дышать. И защемило... Сердце. Резким движением Диму откинуло на шесть лет назад. Его снова передали. Но теперь страшнее, грубее. Удар в спину под ребра. Точный, меткий. От той, что верил больше чем себе, от той, в чьи пальцы вложил нож. Дима еще раз перечитал переписку, будто поворачивая этот нож в груди. Чтобы убило. Сейчас. И без надежды на воскрешение. Он не был зол на неё. Он был обижен. Он был убит. Ларин молча отложил телефон, поменял его на свой и забрав вещи для реквизита вышел из квартиры. Дима не хотел находиться здесь больше. Не хотел долгих скандалов, слезливых оправданий, громких слов. Накинув куртку, он медленно пошёл по улице. Он еще не понял, что именно сейчас произошло, но весь его амфитеатр рушился. Однако, это волновало Диму меньше всего. Минут через сорок он уже сидел на студии и рассматривал чистенький бульбулятор. Ларин не курил уже с конца 15 года. Тогда он встретил её и, как банально это не звучит, Диме просто стало это не нужно. Ему уже не было скучно жить, но сейчас, когда вся его жизнь сгорала на глазах, парень хотел наблюдать за этим с удлинителем. Дима сел за стол, вытащил из ящика пакетик брокколи, присланный фанатом, и медленно затянулся. С непривычки пары затяжек хватило. Парень откинулся в кресле и истерично расхохотался. Все было через чур хорошо, чтобы с грохотом не рухнуть в конце. Ларин позволил себе слишком большую роскошь - любить. Еще сегодня утром Ларин искренне верил, что он добился всего, но сейчас это казалось глупостью. Кто он? Мальчишка без образования, нахватавшийся книжек, что говорит так мудрено, что его и не понимает никто. Может он блогер с каналом миллионником, где одни только дети? Или может комик? Репер? Нет. Он Дима Уткин, бывший алкоголик и курильщик, разгильдяй и грубиян, только пиджачок надел, да укладку сделал. Уткин настолько жалок, что даже не смог удержать ее... Несколько раз, Дима хватал и бросал телефон. Несколько раз начинал писать сообщение и стирал его. Он хотел написать Аде длинное прощальное письмо, оскорбительное, небесное, грязное, самое нежное в мире. Дима хотел назвать ее ангелом, тварью, пожелать ей счастья и благословить, и ещё сказать, что где бы ты ни была, куда бы ни укрылась — его кровь миллиардом непрощающих, никогда не простящих частиц будут виться вокруг неё. Но сделать этого Ларин не смог. Ему было безумно страшно, что Воронцова начнёт все отрицать, а он поверит. А он мечтал, болезненно хотел ей верить. Даже если бы сейчас она вошла с самой дурацкой отмазкой, он несомненно поверил бы. Его сводила с ума одна только мысль. Все начинается снова. Предательство. Когда она уезжала, ему ведь тоже было плохо и ощущения те же. Все по спирали? Нет. Сил на это чертово колесо уже нет. Ему не вылезти из еще одной депрессии. Умирать страшно... Надо забыться, хоть чем-то занять пальцы, руки, голову. Скоро выступать, надо повторить текст. Ларин разворачивает пару листов бумаги. Строчки пестрят, он ведет по ним глазами и может поклясться, что не понимает и толики смысла. Он помнил, как писал этот текст ночами, под тусклой лампой на кухне, и как она часто вставала с дивана и звала его спать, а Дима отмахивался и просил послушать очередные пару строк, и Ада конечно же хвалила, упрашивая его дописать завтра. Ларин помнил это, зато совсем уже не помнил текста. Еще пару дней назад он мечтал прийти в 1703 и уложить всех на лопатки, сейчас же ему было плевать. Все это показалось ему вдруг незначительно, мелочно, смешно. Дима еще долго сидел в пустой квартире, вглядываясь в стену. После ему стали звонить из бара, и Ларину пришлось собираться. Он едва не упал, когда переодевался, но все же с горем по полам надел толстовку и заказал такси. Дима специально надел очки. Ему не хотелось, что бы кто-то раньше времени понял, что он не в адеквате. Рядом с 1703 его встретили Ли Кей и Ильдар. Минут на десять он разговорился с ребятами. После его позвали в бар, где уже были Эльдар и Хованский. И снова Дима вспомнил, как год назад она была здесь, и он читал стихи. Юра пожал руку Диме. Сняли интро. Ему было не особо интересно, кто и что скажет. Мужчина откровенно паясничал и дурковал до батла. Но вот приехал Ресторатор, клуб заполнился блогерами. И Ларину вдруг стало страшно. Все так странно. Душно. Он начал искать ее глазами, хотя точно знал, что никого не увидит. Еще неделю назад Дима шутил, что это даже хорошо, что Ада не пойдёт в бар, ведь за прошлые заслуги Юра вполне может ее вызвать на версус. Сейчас же мужчине было далеко не до смеха. Ему жизненно необходим был ее взгляд. Новая обстановка, освещение и люди вокруг - все это пугало его больше, чем он ожидал. Но от этой самой паники было лишь веселее. Они спорили с Эльдаром, после он зачитал раунд. И вот его очередь. Дима еще помнил первый раунд, но все же сбивался. Потом второй, и он уже конкретно все забыл, ощущение было, что весь текст остался у Ады в голове. Впрочем, Диме не особо волновало происходящее. Единственное чего хотел Ларин -забыться. Все, что он помнил из третьего раунда, это отрывок про Реш, который по идее, вообще не собирался читать и то, что правил вместе с ним. Зал раскачался. Началась вакханалия. Но только Дима знал, насколько ему тошно видеть их всех. Насколько противно. Он ушел, как только закончилась съемка. Они вышли быстро вместе с Кеем. Дима улыбался и хотя было уже темно, он не снял очки. Что он сделал? Может стал звездой , а может погубил карьеру. В любом случае это было весело, а все остальное не важно. Вообще ничего не важно. Зачем ему? К черту. - Может, выпьем? - наконец спросил Дима, вглядываясь в проспект . - А ты разве употребляешь? - ухмыльнулся Ли. - Сегодня нужно. - заключил Дима, накидывая капюшон. *** - Мне срочно нужно позвонить Аде. - заявил мужчина, когда опрокинул очередной шот с водкой. Дима щурился от бликов клуба, музыка долбила слишком громко, он поспешно начал шарить по стойке в поисках телефона. - Правильно. - кивнул Валерий. - Пусть не беспокоиться. - Я скажу, что ухожу. - мрачно пояснил Дима, в третий раз не попадая по клавише разблокировки. - Чего это ты?- не понял Корнев. - Вы ж даже в Латвию вместе прилетали. Вроде, все хорошо было. Ли Кей был одним из тех немногих доверенных лиц, что знали о реальном семейном положении Ларина, и хотя они с Воронцовой виделись всего пару раз, мнение друг о друге у ребят было весьма хорошее. Настолько, что Диму пару дней потряхивало. - Она мне изменяет. - безапилляцонно заявил Ларин и, немного подумав, добавил, будто сам сомневался: - Я знаю. - Текс на батле ты тоже знал. - фыркнул Валерий, в след уходящему в отдельную комнату Диме. Тот разумеется, уже не слышал его. Все внимание Ларина было сейчас сосредоточено на долгих гудках в трубке. Вот она ответила. - Дима. Наконец то! Как ты? Уже более здоровый голос в трубке. Она явно не спала. Ждала его звонка. Еще пару часов назад Диму бы заставил улыбнуться этот факт, но сейчас было слишком обидно, и даже родной голос казался насквозь пропитанным ложью. - Я ухожу. - без предисловий сказал Ларин, но кто бы только знал, как больно ему самому сделали эти слова. Нет. Он не говорил. Он медленно глотал лезвии. И каждая из них резала беспощадно. Язык, глотка, мучительно застревали в горле и насквозь прорезали душу. Дима ожидал истерии, слёз, нервозных оправданий, но вместо этого долгая пауза, а после короткое: - Позволь узнать причину. От холода в голосе, что звучал в тот момент, Ларину стало тошно. Он ведь знал, что она снова лжет, что ей не плевать... Хотя, Дима уже ничего не мог утверждать. Он не знал, даже чего хочет больше - бросить трубку и больше никогда не слышать ее, или самому устроить скандал, чтобы только она не молчала. А скандал будет долгий, громкий,что бы только пытать себя. Убивая. - Во мне больше нет надобности. Удачи с Алексом. - огромные усилия пришлось проложить Диме, что бы это звучало безразлично. Даже сейчас он не мог позволить себе уступить хоть в чем-то. В этом была вся их суть. Ларин называл это страстью. Иногда он безумно гордился, что их отношения не утратили этой страсти. Что не стали привычкой. Диме никогда не было с ней скучно. Хорошо? Конечно. Больно? Пожалуйста. Но не скучно, нет. Никогда. - А причем здесь моя коллега? - слегка саркастично донеслось из трубки, перебивая все мысли Димы о саможалении. Ощущения Ларина в этот момент были сродни внезапному обливанию кислотой. Мужчина перестал понимать хоть что-то во всем происходящем. А когда Дима чего-то не понимал, это его бесило. - Какая подруга? - сбивчивым от раздражения голосом спросил он, чувствуя как телефон мелко дрожит в его руках. - Я читал переписку. Там говорилось о проведенной ночи. - Подруга о которой я тысячу раз говорила. - все так же спокойно продолжала Ада. - Ты читал о ночных дежурствах. Так ты расскажешь, из-за чего мы расходится? Дима прикрыл лицо руками. Он почувствовал себя невозможно глупым, наивным. Виноватым. Он унизил ее до ревности. Не поверил женщине, которую... любил. Дима закупил тонкую губу и сказал то, что не говорил никому кроме неё и матери. - Прости. - он сглотнул. - Могу я приехать? - Конечно, Дима. - протянула она, заставив буквально почувствовать свою улыбку. - Ты давно не пил, тебе нужно поспать. Мужчина хотел сказать еще что-то, но девушка его перебила. - Уткин, - на удивление взволновано позвала она. - Да, - незамедлительно ответил Дима. - Я тебя люблю. - стеснительно, тихо произнесла Ада и сразу бросила трубку. Ларин опустил телефон, улыбаясь как мальчишка. Он был счастлив. Окрылен.