Истории

ㅤㅤВ холодной темноте ㅤㅤНа языке огня ㅤㅤСо мной поговори, ㅤㅤСо мной поговори. Аффинтаж

- "Мне нужно убить тебя. Это единственный способ избавиться от мыслей о тебе." Ларин вспомнил строчки из недавно прочитанной книги. Парень уже не мог назвать ни автора, ни её название, но эти строки надолго засели у него в голове. Наверное, потому что эта фраза очень точно описывали их отношения с Адой. Такие сладостно болезненные. "Любовь - это цепь химических реакций" от своих слов Дима не отказывался никогда, только вот их реакция уже давно достигла точки невозврата. И разорвись цепь, то наверное, прикончит их обоих. И ему, Уткину, достанется больше всего. Блогер всегда ненавидел это своё качество, он слишком сильно привязывается к людям. Поэтому никого близко и не подпускал... Пока не появилась Воронцова. Теперь, кажется, зависим от девушки. И если её по какой-то причине не станет, Ларин просто поедет крышей... Впрочем, то же самое касается и самой Ады, хотя Дима этого не понимает. Воронцова чувствует то же самое и так же болеет Димой. Тяжело, с осложнениями. Только симптомы менее заметны. Впрочем, с давних времён философы говорили "Любовь неизлечима". И, возможно, впервые в жизни, Ларин принимает это суждение, не пытаясь критиковать или анализировать, ведь давно понял это на своей шкуре. - Ада, открой дверь, - попросил Дима уже в сотый раз. Он сидел на полу в коридоре, прямо перед дверью в ванную и слушал, как мирно стекает вода. Со времени его появления Воронцова так и не вышла, а это весьма и весьма пугало парня. Также девушка не отвечала на звонки и напрочь отказывалась идти на контакт уже три дня, отделываясь СМС. А сегодня она не соизволила сделать и этого. - Ты же понимаешь, что я вынесу дверь? – спросил Ларин, поднимаясь с пола. Ответа снова не было. Тогда парень чуть отошёл и с силой пнул замок. Он лопнул и дверь с тяжёлым скрипом распахнулась, блогер огляделся в ванной. Девушка сидела сухой в кабинке, одетая, зато с бутылкой вина. - Замок сам вставлять будешь, - Ада подняла на него безразличный взгляд. - Дура ненормальная, - прорычал Уткин. Он покрутил кран, включив холодную воду, полил подругу. – Неужели трудно поднять трубку?! Воронцова прикрыла глаза, ловя ртом холодные капли, и молчала. Дима схватил её за руку и поволок в комнату. Посадив на кровать, он вынул из шкафа ночную рубашку и швырнул ей в лицо. - Переоделась и быстро спать! - раздражённо скомандовал он. - Не ори, - тихо проговорила девушка. – Я тебя не просила приходить... Ларин ничего не ответил. Он внимательно посмотрел на подругу, которая едва справлялась одной рукой, ведь вторая была забинтована. Дима вздохнул, и, подойдя к девушке, помог ей переодеться. Вскоре Ада уснула, а Дима медленно сел на самый край кровати. Но через пару секунд резким движением встал на холодный паркет, будто испугавшись чего-то незримого. Прямо перед ним зеркало в пол. И вроде бы всё как обычно - худощавый взъерошенный паренёк с каштановыми волосами и выпирающими надбровными дугами, пугающим оскалом. Но только он сам видит, что с каждым днём, в котором есть Ада, в нём всё меньше Дмитрия Ларина, которого он воспитывал долгие годы: стальная маска, что была надета на лицо, болезненно отходит, вырывая куски плоти. В нём всё больше Димы Уткина. А ещё он, в последнее время, как никогда, ясно понял, что злость -  самая бесполезная из эмоций. Разрушает мозг и вредит сердцу. Он уже совсем не тот, что был полгода назад. Но правило это распространяется только на Аду. Впрочем, скорее, она даже исключение. Уткин встряхивает головой, прогоняя странные мысли и усаживается в любимое кресло, наблюдая за тем, как девушка спит. Он был очень зол на неё. Ведь просто не знал, чего ожидать от Воронцовой, хотя давно уже с ужасом понял, что Ада психологически мертва (или как говорят психологи?). В общем, всё до одури плохо... Всему виной же был несчастный случай на работе: из психиатрического отделения сбежал сумасшедший. Он ворвался на операцию и едва не убил Аду, но все обошлось порезом на руке. Только одно сухожилье пострадало... Девушку сразу прооперировали, но отстранили от работы, пока рука не заживёт. Будет ли функционировать конечность - зависело от первого сжимания: если сухожилие выдержит и не порвётся в месте, где было зашито, то все будет хорошо, а если же нет, то рука останется обездвиженной. Так просто и сложно... Именно на это движение у Воронцовой не хватало духу. Она боялась потерять все. Постепенно девушка замкнулась, ушла в себя, началась сильнейшая депрессия. Дима знал по себе, как это страшно, но ничем помочь не мог. В почём, не так давно блогеру пришла одна слегка сумасшедшая идея…

***

Ада сидела на кровати лениво жмурясь. Девушка едва проснулась и теперь пыталась вспомнить, почему голова так раскалывается и почему она в ночнушке. В комнату вошёл Дима ,и воспоминания, словно колючей вереницей, пробрались в её голову. Воронцова насупилась и сильнее завернулась в одеяло. - А, проснулась, - строго заключил Дима. – Там на тумбочке таблетки, выпей. Это от похмелья. Девушка не ответила, однако, указание все же выполнила. Только сейчас Ада заметила, что Ларин не с пустыми руками. Парень кинул на пол несколько пачек бумаги и поставил рядом толстую свечу. - Купил аромасвечи, говорят, расслабляют. – небрежно пояснил он, проследив за взглядом девушки. После чего Уткин сел на пол в позу лотоса, поджёг свечу и вскрыл первую пачку. Вытянув один лист, парень молча выполнил несколько манипуляций. В итоге получился белый журавлик. - Говорят, если сделать тысячу таких, то исполнятся все желания, - ухмыльнулся он. – Хочу проверить. Ада все так же не отвечала, потупив взгляд на стене. - Значит, разговаривать ты не намерена, - вздохнул Дима. – Понимаю, депрессия. Сам был в подобной ситуации, благодаря кое-кому, – Ларин не отвлекался от сворачивания оригами, но все же заметил, как Воронцова закатила глаза. – Нет, это не в укор сказано. Благодаря этому я и сделал себя. Просто, имей в виду, что я понимаю. Парень выдернул очередной лист. Ада вздохнула, сползла с кровати и села напротив друга с удовольствием вдыхая еловый аромат. Дима ухмыльнулся, и, убедившись в том, что его слова возымели необходимый эффект подложил. - Ты, вероятно уже поняла, что мои отношения с отцом весьма натянутые? – Воронцова слабо кивнула. – Это не появилось на пустом месте. Я расскажу один случай, чтобы ты понимала: мне было лет пять и я ужасно боялся оставаться один, матери приходилось брать меня на работу. Отца это жутко раздражало, ему, военному, было стыдно за меня. И вот, как-то мать уехала на два дня в Архангельск по делам. Я остался с папой и, кажется, случайно разбил вазу. Как ты думаешь, что со мной сделали? – Ларин поднял глаза на девушку. Она уже сочувствовала. Было видно по взгляду. Дима отложил очередного журавлика и продолжил. – Меня заперли в бане на всю ночь. Даже без света. Я плакал, кричал, пытался выбраться, но отец ушёл. А к утру вдруг мне стало все равно. Я просто уснул от усталости. Больше меня уже не пугало одиночество. – Дима вздохнул, успокаивая мелкую дрожь в руках и удивляясь тому, с каким трудом ему даются эти воспоминания, поэтому спешил закончить. – Ладно, хватит. Вернёмся ещё к моему детству. Суть в том, что я понял, стресс - это неплохое лечение страха, хотя и очень болезненное. Ларин сделал ещё одного журавлика и откинул в общую кучу. Ада пересела к нему ближе и случайно спихнула ногой свечу. В эту же секунду один из журавликов запылал, а девушка испуганно схватила свечу и поставила её на место. Но бумажная поделка уже горела. - Твою мать, - Дима схватил бумажку и бегом побежал на кухню. Когда пламя уже опалило тонкие пальцы блогера, он выкинул пылающую бумагу в раковину. За ним забежала Ада. - Тебе больно? – с нотками паники в голосе спросила девушка, хватая кисть парня двумя руками. Воронцова, кажется, не вполне даже поняла, что произошло, чего было нельзя сказать о Ларине. Дима абсолютно довольный посмотрел на раненую руку подруги, что сжимала его запястье. - Мне нет. А тебе? – он взглядом указал Аде на их руки. Та, словно испугавшись, разжала кисть и ошарашенно посмотрела на друга. Медленно, подрагивающими пальцами она снова сжала и разжала руку, после чего ещё пару минут находилась в ступоре. Девушка переводила обескураженный взгляд, то на руку, от на Ларина. - Спасибо, -  выдавила Воронцова, виновато глядя на Диму. - Да не за что,- пожал плечами тот. – Не все же тебе со мной возиться, - меланхолично заявил он, и, немного подумав, добавил: - Но ты же понимаешь, что тысячу мне одному не сделать? – парень хитро прищурился.