Искупление (Atonement)

... Кто начал, не помнил. Только вдруг оказалось, что они репетируют сцену казни Мизинца - потому, что они все профессионалы, а у него, к тому же, много опыта.. Oн поставлен посреди комнаты: подонок этакий, мучитель маленьких невинных девочек. - Пиджак сними, - говорит Софи. - Разве это в сценарии? - Она cмеется. Он очень смешной.. Y нее взьерошенные волосы, все на ней взьерошено, только ноги - гладкие гладкие.. - Это есть в сценарии, да… Почему вдруг так тепло? Да, вентилятор выключили, дверь балкона закрыли, но холод держался, поднял с корнем каждый волосик на теле: под пиджаком у него одна футболка. Значит, тепло – изнутри. «Ты ее подвел и предал.» Шипит Мэйси-Арья стоя ему за спиной. «Ты подвел и предал меня. И ты умрешь.» Его трясет мелкая дрожь, частично от смеха. Но потом ему вяжут руки, очень крепко, - спасибо, Мэйси, маленькие - вредные, - он оглядывается - шалью, и это несмешно. Нет, это офигенно до дрожи. Потому что он пьяный, и у действительности расплывчатые очертания, а у воображения - четкие и жестокие. Bсе идет по сценарию. «На колени. Сейчас же.» ««Да, моя королева. Я весь в вашей воле.» Цитирует он по памяти, становясь на колени медленно, осторожно: это удивительно трудно со связанными руками, а еще труднее пьяному. Его тело плывет. О боги, которые мучают его этим. Беленькая полосочка ткани между ee бесконечными ногами. Он вдруг представляет себе Сансу, сгребающую пышные юбки в свои руки и обнажающую себя для Мизинца в последний момент его жизни. Умереть с ее запахом в ноздрях… «Прикажите - я умру.» Звонкий смех. «Смерть ты должен заслужить, Мизинец.» Ее голос немного носовой, как всегда, ясно, что сейчас прыснет. Последний момент жизни ему сейчас испортила...На него смотрят очень большие синие глаза - очень близко… Пьяные глаза, а в них пляшут дьяволенки. - Это тебе так нужно, да? - Что? - Она изображает недоумение. - Секс со мной. - Тормоза у него уже давно отлетели. Она рассматривает его связанного, на коленях. - Нужен, - мило сказала, ласково. - Да ты и не убежишь... - Девственницы мужиков не насилуют. - Даже своей пьяной башкой сразу понял, что зря, нарвался, уже только потому, что его рванули за волосы и стали целовать его челюсть и шею, влажно, взасос, отрываясь для того, чтобы растормошить и покусать губы. Оттянули футболку и впились губами в голое плечо, а зубы скользили по выступающей ключице. Ногти рыскали между тем по плечам и вдоль рук, царапая или гладя немеющие мыщцы - по своему усмотрению. - Попался, дуря, - Сказала нежно. - Будет тебе Мэйси слушать. Ты что, так и думал, что я буду сидеть, стиснув ляжки и ждать, пока ты посадишь меня на свой большой, красивый член? Стал биться и дергаться, вырывать руки – понял, что толку не будет. Откинуться пока назад, - благо за спиной стоял фотель. Закусил губу. - Отпусти, - зашипел. - Не заслужил. Сучка была сейчас - большая дылда и маленькая сучка. Так и сказал. И добавил: - Не ждала, значит, меня… На малолеток растратилась. Малолетка. - А она только смеялась. Bодила ему по груди своими oстрыми похотливыми грудками, пока совсем не осталось сил и дыхания. - А ты хотел бы... Быть первым у меня? Хоте-ел бы...- Шептала, наклонив голову близко-близко к нему и отгородив его от всего мира занавесом волос. - Я тебя не знала в первый раз. Во второй, с другим - знала и хотела чтоб это был ты… думала о тебe. - Терлась теперь, раздвинув ноги, о его бедра нижней частью живота, обдавая его влажным сучьим жаром. Что она с ним творит?.. Сучка, стервоза… Ругался, на чем свет стоит - все равно сейчас; все равно она смеется… Нечестно - у него руки cвязаны, во всех смыслах… Ошалев, cтал целовать ее обратно, больно растягивая плечи и шею, чтобы вобрать ее губы: – Отпусти. - Не заслужил. -Что ты хочешь? - Bзмолился тогда. – Умненький, - протянула, кусая в ухо. - Я хочу тебя так… Потерпи, хорошо будет… Она все поглаживала и растирала мыщцы его рук, которые, конечно, спали, иногда соокращались, что почему-то сладкой немотой отдавалось в животе, - была милостлива к своему заключенному чего там. - Потерпи, зайка. - Начала стягивать с него футболку через верх, глядя на него как на разворачимую конфетку. Конечно же, футболка застряла в плечах, так что Софи решила продеть все ему через голову и оставить на затылке. – Смотри, какой ты красивый. Смотри!.. - шептала и гладила настойчивыми, пытливыми руками его грудь, плечи и живот. Он обнаружил, в абсурдной вспышке пьяной сообрзительности, что понимает техническую сторону дела: из-за заломленных назад рук сильно выступали вперед внушительныe, надутыe мыщцы груди и плеч. Вдруг увидел себя со стороны, с ней: взмок даже, и стало ясно, что его освободить надо немедленно – больно. И не рукам… - Сладкие сиськи, - лепетала его ведьма, мучительница. – Сисечки. Смотри, какие… - целовала его, потом проводила по ним плоским язычком – казалось, по голым нервам, проходящим через соски с ответвлением в пах... - Счас, счас, терпишь, мой хороший…- На нее даже и слов больше не было. А ей слов не нужно было, ведьме, сучке. Ее руки и губы действовпали в решительном согласии и расследовали теперь живот - продвигались туда, куда ему больше всего было нужно… Рот шмякал, смаковал, гласно одобрял растительность. Его бедра не выдерживали напряжения; он не видел другой возможности, как предложить себя ей самому: стыдно, отчаянно выдвинул вперед таз, сулился ей откровенно. - Бедненький. - Она поцеловала пупок, и он выгнулся дугой, чтобы ей былo легче, удобнее. B этом положении шаль перестал так резать в запясться. Кто бы мог подумать? Он ждал, ждал пока его освобождали, а его рот почти без участвия мозга перебирал всевозможные непотребные выражения, которые только и означали, что сладость ее пальчиков, вытаскивающих его из заключения, была невыносима. Посмотрел вниз на самое невероятное зрелище этого вечера: она брала его в обе ручки, осторожно, как молящаяся распятие, и нежно целовала самую верхушку его, разбухшего, изнемогающего… Он никак не кончался, продолжал извергаться: сперва струей, потом каплями - чувствовал себя так, как будто творил вселенные, - а ей нужно было все. Не глотала, но размазала все на губах, которыми его целовала; потом рисовала им, нежным, уязвимым, каракули у себя на животе, смеялась, терлась об его живот, потому, что ей нравился сколький, хлюпающий звук… Тогда наконец развязала его, - руки не слушались, - протерла его живот и пах шалью. И уснула, сидя. Он и оглянутся не успел - еще тыкался ей в бок с чисто риторическим намерением “вернуть удовольствие.” Потащил из последних сил к большой кушетке, yложил ее и чуть не получил инфаркт, когда наткнулся на еще одно спящее тело. Мэйси. Был слишком измотанным и пьянным (или, скорее всего, уже похмельным) для того, чтобы продумать сие обстоятельсво и ужаснуться. В последствии уснул в компании двух молоденьких девушек - как герой сального романа.