Ярко-алый...

      Мираджейн с детства была необычным ребенком. Ее волосы, что напоминали по цвету пепел, завораживали, а неестественно яркие голубые глаза заставляли человека неловко отвести взгляд в сторону. А она лишь тихо посмеивалась, заправляя белоснежную прядь за ухо, говоря, что она — особенная.       Ее магические способности развивались также быстро, как сменяли месяца друг друга. Девочка постепенно превратилась в прекрасную девушку, а маленькая волшебница — в сильную ведьму. Мираджейн жила вместе со своими братом и сестрой глубоко в лесу, около реки. Вечером они все вместе ходили на ее берег, садились на еще теплую землю и смотрели, как солнце медленно исчезало за горизонтом, окрашивая воду в алые цвета. — Какой красивый цвет, — сказала однажды Лисанна. — Как будто рядом с тобой протекает не вода, а лава. — А мне кажется, что это кровь людей. В этом нет ничего красивого, здесь лишь боль и скорбь. — Так почему тогда ты приходишь сюда вместе с нами? — Потому что здесь есть место, куда исчезают облака.       Мираджейн прикрыла глаза, наслаждаясь теплым воздухом.       Кто знал, что совсем скоро она встретит человека, одетого в алый костюм и который являлся ее личной погибелью.       Она запомнила этот момент с точностью до миллисекунды. Его просто невозможно было не запомнить.       Его шпага покоилась в ножнах, а взгляд зеленых глаз был устремлен на опешевшую Мираджейн. Его рука нервно дергалась, и девушке казалось, что он вот-вот вытащит шпагу и набросится на нее. Но парень стоял на месте, рассматривая незнакомку внимательно, изучая, и Штраус хотелось внезапно скрыться от такого взгляда.       Хах. Она — ведьма, что может убить многих — боится какого-то паренька со шпагой? Ей безумно захотелось рассмеяться над своей же слабостью и никчемностью. — Не думал, что здесь кто-то живет, — сказал он. — Странно, что такая девушка и живет в подобном месте. — Я люблю тишину и покой, и здесь мне хорошо. А что здесь делаете Вы? — Люблю тишину и покой, — ответил он, а Мираджейн еле усмехнулась.       Их встречи были наполнены загадками и неясностью. Просто незнакомец приходил сюда каждую пятницу, садился рядом с девушкой и смотрел на закат. Никто не знал об их встречах, они даже не сразу узнали имена друг друга. Да и зачем? Зачем представляться, зачем знать что-то о жизни человека, что сидел рядом с тобой допоздна? Фрид не считал это должным.       А девушка считала это неправильным. — Меня зовут Мираджейн, — сказала она однажды. — А тебя?       Он устало вздохнул и перевел взгляд с реки на девушку. Парень не хотел, чтобы она знала его имени. Ему казалось, что если он скажет, то вся атмосфера исчезнет, как будто ее и не было вовсе.       Ведьме не положено знать имя инквизитора, который убьет ее собственными руками. — Фрид.       Но это исключение из правил.       Их встречи длились полгода. Мираджейн трепетно хранила тайну о ее силе, не рассказывала ничего о себе, старалась сделать так, чтобы Фрид не догадался о ее семье. Но парень знал о девушке все. Даже больше, чем она сама. Хах, как была наивна и глупа Мираджейн, Фриду хотелось смеяться в голос, но вместо смеха из глотки вырывался лишь тихий смешок отчаяния.       Сжечь ведьму на костре, которую успел полюбить, — забавная шутка судьбы.       Но он добился своего. Вскоре Мираджейн поймали и приволокли на главную площадь. Люди стояли и смотрели, как на костер вели ведьму, что так отчаянно цеплялась за жизнь. Девушка кричала, пыталась вырваться, антимагические наручники не давали ей воспользоваться магией.       И тут она увидела Его. Фрид стоял перед костром, его взгляд не выражал никаких чувств, но в глубине души он хотел все это прекратить, но...       Но долг превыше всего. — Ах ты сукин сын! Я тебе поверила! А ты просто воспользовался мной, обманул, предал!       Штраус хотелось одновременно плакать и смеяться так громко, чтобы ее смех услышали даже на небесах. Какой она была дурой! — Такова твоя судьба, Мираджейн, — отстраненно ответил тот и отвел взгляд.       Вскоре все услышали крик ведьмы, ее проклятья и радостные визги людей с кольями.       Фрид отвернулся, не желая видеть всего этого, на душе было гадко, что хотелось разорвать себе грудь и вырвать собственное сердце — лишь бы то отвратное чувство оставило его в покое.       Парень не повернулся лицом к костру. Он не посмотрел в ее лицо даже в последний раз. Фрид лишь тихо прошептал: — Я готов целовать костер, на котором тебя сожгли.