Фамильный герб

— Милка! Милка! Хорошая моя, любимая, ласковая! На щепочку Альку даже стало завидно: глаза Рыски светились такими обожанием и слепой материнской нежностью, что даже ему никогда не доставались. Очень интересно, стала бы она перед ним, в новом платье, не из дешевых, между прочим, плюхаться на колени в пыль и так вешаться на шею, чуть не рыдая? Хотя — Альк смерил взглядом живописную картину, на которую вылупилась половина ярмарки — корова явно выглядела менее достойно, чем он, буде угодил бы в такую же ситуацию. Животное хорошо потрепало краткое время, что заботливой хозяйки не было рядом: бока провалились, ребра натягивали полинявшую шкуру, копыта посбивались, а в кротких глазах застыла скорбь. Туповатый весчанин, который корову получил втридорога, сильно обозлился и был готов отличную скаковую отдать на бойню. И зря, зря он это сделал. Напоследок звонко поцеловав гулко замычавшую морду, Рыска вскочила на ноги, уперев руки в расшитый тонкой изящной вязью пояс. Волосы у нее растрепались, желтые глаза горели, как у филина-видуна из сказки, губы запрыгали. Ошалевший мужик, не успевший пересчитать все деньги из брошенного ему в грудь мешочка, оторопел и попятился. — Это что же за бесстыдство, а?! — рявкнула Рыска на незадачливого торговца. — Вы до чего животину довели?! Ладная была, стройная, а бежать могла сколько хочешь! — она вслепую погладила тоскливую легшую ей на плечо морду, окончательно загубившую платье слюнями. — Вся в пене, нечищеная, некормленая, худющая! Да вороны даже такую падаль не клюют, — корова обиженно мукнула, Рыска спохватилась и успокаивающе провела по широкому лбу с непослушным светлым завитком волос. — Да ей как будто умирать завтра! Альк, которого по широкой дуге обходили любопытствующие, усмехнулся, сложив руки на груди. Такое зрелище, можно сказать, окупило поездку. А ведь он с самого начала он был против. — Женщина, запомни покрепче, — терпеливо произнес Хаскиль новоявленной невесте через седьмицу после знакомства с родителями, — хороший товар на ярмарке не берут, все стоящие дела устраивают в строго конфиденциальной обстановке за бутылкой хорошего вина, а не в толчее, шуме и гаме, где тебя, весчанская дурочка, нагреют мгновенно. И уж тем более его не выкупают дважды: с порчей и изъянами. По упрямым глазам Альк, продолжавший втолковывать девчонке основы экономики, понимал, что напрасно распинается: без своей драгоценной коровы Рыска даже спать нормально не могла, что уж там про «под венец» говорить? Иногда Альку казалось, что Рыска по спине его поглаживает так, как между ушей трепала бы свою ненаглядную Милку. Что в глаза заглядывает так же, как смотрела бы этой недобитой говядине. Что даже косу переплетает так, как бралась бы за хвост с задорно торчащей кисточкой. На вторую седьмицу он не выдержал — терпеть подобные извращенные настроения в постели было выше его сил — и дал себе зарок, что выполняет ее последний каприз, а то не дай Божиня решит, что можно крутить наследником благородного рода Хаскилей, как этим ее рыжим дружком. Напрасно скатались: хозяева, которым они оставили Милку, не обижали, не гоняли скотину почем зря — они просто ее потеряли. Точнее, корову свел известный во всей округе цыган Мара, а значит, не видать им теперь Милки, как своих ушей. Рыска, услышав новость, расплакалась, закручинилась, даже ужинать не стала. Глядя, как невеста уныло возит ложкой по листьям в салате, размазывая соус в рисунок доброй коровьей морды, Альк печально вздохнул: как бы ни хотелось ему плюнуть на Милку, выходило, что ее нужно искать и дальше, иначе она и в постели будет между ними стоять всегда укоризненной рогатой тенью. Поиски заняли еще седьмицу, за которую животное успели прогнать по десятку ярмарок. Но, видимо, нигде все-таки не купили — неугомонная Рыска наведалась ко всем весчанам, разжившимся полезной в хозяйстве скотиной, но своей нигде не нашла. Настроение у Хаскиля тем временем таяло еще стремительнее, чем боевой задор у его невесты: бросить замок в эти дни было глупо, очень глупо. Это значило, что подготовкой свадьбы займется мать — отцу не до того, примирение Ринтара и Саврии отнимало у посла времени и сил еще больше, чем попытки найти эту несчастную мычащую тварь в стаде ей подобных. А что там мать наворочает — одному Сашию известно. Ночью он строго выговорил Рыске, что эта ярмарка — последняя, а потом они поворачивают обратно в замок, и так уйму времени потеряли. Девушка заартачилась, Альк поднажал. В итоге если не подрались, то лишь потому, что под конец Рыска расплакалась, поминая свою несчастную корову. Альк опешил, растерялся, вздохнул и пообещал, что если не найдут, то выстроят на заднем дворе изваяние в полный рост и даже пятнами покрасят. Рыска похлюпала носом, но согласилась. И на гомонящей ярмарке рыскала так, что даже карманники от нее удирали. А потом и вовсе сбежала — Альк только и успел обернуться через плечо на вцепившуюся в камзол бабульку с корзиной «шпелых яблочков». Нашел по крику. Ярмарка шла к закрытию, сворачивались уже иные шатры и сгребали в мешки товары, а мужичонка, купивший у ушлого белозубого смуглянца потрепанную коровенку (не иначе как околдовал, цыган проклятый!), так и не смог ее никому сбагрить и вел на бойню — хоть сколько-нибудь пользы получить. Да так и сшибся грудь к грудью с растрепанной богато одетой госпожой, повисшей на шее улегшейся от такой непосильной ноши в пыль Милки, схлопотал мешочком с деньгами и пытался поверить в свою удачу. Альк же, глядя, как хищным коршуном нападает Рыска на пытающегося отбиться от нее весчанина, вспоминал одну из семейных легенд. Якобы, одному из Хаскилей, попавшему в разгар сражения в кольцо недругов и почти потерявшему боевой дух, явился для поднятия боевого духа огненный ястреб, красовавшийся с тех пор на фамильном гербе. У Рыски своего герба не было и не предвиделось, но коварно усмехающийся в ладонь Альк для салонов уже придумал замечательную пикантную шутку и даже прикинул, где нанять художника для создания представительной коровьей морды, скажем, на благородном болотном фоне. Авось, хоть так невеста разучится ходить со своим животным в обнимку.