С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ <3 Добро пожаловать в мир стариков ~ ОМГ ТЕБЕ УЖЕ 30! Поздравляю!.. наверное; Р Ты теперь динозавр, да? Наслаждайся сотней, Юччи! Сожалею, чувак, надеюсь, ты справишься.
Ну, наверное, поздравления. В любом случае, этого можно было ожидать. Уж такова жизнь Накамару, и если бы когда-нибудь провели чемпионат по закатыванию глаз, то золотая медаль точно была бы его. Вот он и стал на год старше. Подумаешь. Время идёт, и он тоже не стоит на месте, а что если однажды ещё один ноль добавится к его возрасту? Он не мог не заметить боль в спине, появившуюся, когда он наклонился за домашними тапочками, или что все сладости, съеденные накануне, переваривались дольше, чем обычно. По крайней мере, это объясняло то, почему ему приснились ужасающе огромные кексы, которые пытались его обнять. Времена менялись, менялся и Накамару. Он перекрашивал волосы из консервативного чёрного в дерзкий каштановый. Уничтожил свои свитера в ромбик и галстуки-бабочки. Он даже надевал гигантскую блестящую бабочку и мог подмигивать поклонникам без судорог на лице. И сейчас он был новой, улучшенной, версией Накамару Юичи. Он мог спокойно завтракать чем угодно помимо привычных хлопьев и гранатового сока. — Справишься, — набив рот зубной пастой, язвительно пробормотал он себе под нос. Ему было жаль людей, которые думают, что в его словаре существует такое слово. Накамару не справляется, он приводит в порядок. «Справиться» подразумевало бы кризис, когда никакого кризиса нет и в помине. Накамару ополоснул рот и ухмыльнулся своему отражению. Но его ухмылка сползла так же быстро, как воздушный шар. Задержав дыхание, он прижался к краю раковины и медленно приблизился к зеркалу. Бережно перебирая пряди чёлки, будто они сильно болели, Накамару напрягся, надеясь, что ему всё показалось из-за дрянного освещения в ванной. Он с изумлением уставился на свою голову, взъерошенные волосы придавали причёске вид дикого гриба — что было вполне обычно. В утренней катастрофе Накамару не было ничего нового для того, кто хоть раз видел его в ранние часы. Единственное, что изменилось — белая полоска, едва заметная, но всё же не сумевшая укрыться от глаз Накамару среди беспорядка каштановых волос. — О, боже, — резко выдохнул он. — Я старый. Для Накамару Юичи настал кризис среднего возраста.***
Как джоннис Уэда повидал много всякой дикости: бордовые виниловые брюки, завивка Каме, слепящие глаза бирюзовые блёстки вперемешку с ярко-оранжевыми перьями, Тагучи с рогами, костюмы со шкурками мёртвых животных, завивку Коки и даже мяукающего Коки с завивкой. Так что было совершенно справедливо сказать, что за время работы айдолом Уэда стал более толстокожим, чем его среднестатистический ровесник, но даже у него был предел. Войдя в гримёрку этим ранним и светлым утром, Уэда так и застыл в проёме, и, не успев убрать руку с дверной ручки, отшатнулся будто от невидимого удара. Он устало подумал, что некоторым ужасам лучше никогда не случаться. — Аргх! Мои глаза! Ты не можешь носить её так, у тебя нет груди. Накамару лежал, развалившись на диване, расстёгнутая рубашка обнажала его гладкую плоскую грудь. — Значит, тебе можно носить сандалии зимой, а я не могу расстегнуть рубашку? Я просто пытаюсь выразить свою неугасимую молодость, — лениво растягивая слова, отозвался Накамару. Всё было сказано, как ни в чём не бывало, и Уэде оставалось только недоумённо моргать и прислушиваться к тому, что говорил ему голос разума, подсказывающий, что Накамару в эксгибиционистской позе — это определённо не нормально. — Я ношу сандалии, потому что ненавижу туфли. А что заставило тебя возненавидеть одежду? Что с твоими любимыми свитерами и жилетками? Накамару заёрзал на диване, и воротник рубашки соскользнул с плеча. Уэда приглушённо взвизгнул. — Это не имеет к ним никакого отношения, — спокойно ответил Накамару, и Уэда подумал, что для того, кто напился в хлам, что аж забыл, как работают пуговицы, он говорит слишком правильно. — Каме обожает одежду, но тоже так делает. В этот момент в комнату вошёл Каменаши в джинсах, на которых дырок было больше, чем самой ткани, и присоединился к Уэде в немом недоумении. Уэда наклонился к Каме и любезно прошептал ему на ухо: — У него старческий маразм. Каме кивнул, на его щеках появился лёгкий румянец.***
В последующие дни стало понятно, что Накамару не собирался прекращать попытки вернуть свою былую молодость. Всё агентство в замешательстве и невыразимом ужасе оплакивало потерю одного из своих самых адекватных айдолов. День, в который Юичи надел чёрный кожаный жилет на голое тело, стал днём, когда здравомыслие покинуло здание агентства. От вида чёрных ногтей Накамару менеджер KAT-TUN вцепился в плечо Коки и, тихо запричитав «Что я сделал не так?», пустился в рыдания. Коки было трудно отвести взгляд от его кожи, что совсем недавно была похоронена под свитерами и выглаженными рубашками с воротничком. Он сотни раз видел абсолютно голого Накамару, но сейчас всё было иначе — всё как-то причудливо — у Коки появилось ощущение, что он подглядывал за монахиней. — Ты выглядишь, — Коки запнулся, пытаясь подобрать слово, — поломанным. Так и есть. Его друг детства сломался. И Коки, может быть, даже поплакал бы, если бы не был так шокирован. Накамару обернулся и невозмутимо ответил: — Никогда не поздно вернуть себе молодость, Коки. Возраст — всего лишь ничего не значащая цифра в твоей голове, — Накамару отвернулся и побрёл дальше по коридору. Покачивая бёдрами, он прошёл мимо ошарашенного Ямашиты, уставившегося ему вслед, прежде чем перевести взгляд на Коки. — Он пытается украсть мой соло-концепт? — громко пожаловался Ямашита. — Я забил A Nude первым! Танака посмотрел на его сердитое лицо, затем осмотрел с ног до головы: расстёгнутые верхние пуговицы совершенно не скрывали его мускулистое тело, и Коки отчаянно надеялся, что Ямашита не был вдохновителем образа Накамару.***
— Пора прекращать это безумие, — объявил Коки, стукнув кулаком по столу. — У нас уже есть один поехавший, два — это слишком много. Три пары глаз устремились к Уэде, забившемуся в кресло, его плечи дрожали, равно как и голос. — О-он надел… он надел, — он схватил ртом воздух, крепко зажмурив глаза, — очень короткие шорты. Коки не видел, что произошло вчера, но он нашёл Уэду в чулане уборщика. Он бормотал себе под нос, словно мантру, что-то типа «бёдра» и «за что?», и только потом Коки узнал, что Накамару отправили домой за неподобающий вид. Был и другой свидетель этого кошмара, но когда Коки в порыве мазохизма решил допросить его, Тагучи только задумчиво нахмурился и ответил: — Самое страшное то, что это не выглядело на нём плохо. У Накамару удивительно подтянутые бёдра. Хоть и слишком бледные. И сейчас Коки было нужно, чтобы они и дальше оставались бледными и скрытыми под слоем одежды. — Каме, сделай что-нибудь. — Что? — ответил Казуя, выйдя из оцепенения. — Почему сразу я? — У тебя лучший бросок, — с маниакальным блеском в глазах Уэда выпрямился в кресле. — Ты можешь бросить бейсбольный мяч ему в голову, так чтобы он забыл о том, что сошёл с ума? Когда Каме начал обдумывать этот вариант вместо того, чтобы сразу его отвергнуть, с внутренним стоном Коки осознал, что с тех пор, как у Накамару поехала крыша, он должен был занять место самого разумного. А он терпеть не мог быть разумным в одиночку. — Мы не будем этого делать, — Уэда направил на него страдальческий взгляд, будто его предали. Коки вздохнул и объяснил: — А что, если он забудет, что он часть KAT-TUN? Сам подумай, мы должны всего лишь вернуть его обратно в свитер и галстук-бабочку, пока он окончательно не испортил наши образы. Каме — стриптизёр, Накамару — дедуля, а я — бунтарь. У нас не может быть двух стриптизёров и бунтарь, играющий папашу. Это будут не KAT-TUN. — Бунтарь, — в комнате раздались тихие смешки, Коки почувствовал, как краснеет. — Заткнитесь! Да, я бунтарь. Три головы кивнули в знак снисходительного согласия, Тагучи мягко улыбнулся: — Ты можешь быть кем хочешь, Коки. Его доброта была вознаграждена ударом в предплечье. — Так, на чём я остановился? — Коки вернулся к разговору. — Накамару — стриптизёр, — Каме поморщился и добавил: — Он думает, что может быть таким как я. — Н-накамару… с-с-стриптизёр? — повторил Тацуя. — Теперь эта мысль не даст мне покоя, зачем вы это сказали? Разве я не достаточно страдал?! Уэда оттолкнулся от стола с такой силой, что чуть не опрокинулся назад вместе с креслом. Каме успокаивающе похлопал его по плечу. — Коки сказал это первым. — Я не понимаю, почему это произошло. Что мы упустили? — Уэда умоляюще на них взглянул. — Может, это какой-то план мести? Каме начал виновато перебирать браслеты на своей руке. — Ну, пару недель назад я снова спрятал его нижнее бельё… Наверное, это из-за меня. Коки робко поднял руку. — Тогда и из-за меня тоже. — Ты тоже стащил его красные трусы? — Нет, фиолетовые. Может, они меняют цвет. Странно, да? Тагучи медленно оторвал взгляд от своего смартфона и, покрутив его в руках, повернулся к Коки. — Это были мои. Неловкое молчание как густой зимний туман заполнило комнату, прежде чем раздался взрыв лающего смеха и громких воплей. — Так вот куда они делись! Я думал, что забыл их тогда надеть, — Тагучи смеялся как гигантский щенок, попавший на нарциссовое поле, в то время как Коки бился в припадке рядом с ним. — Я подхватил заразу Тагучи. Заразу! Тагучи! — Коки судорожно схватился за ближайший предмет, оказавшийся под рукой, коим посчастливилось оказаться Каме, и вытер об него руки, прежде чем резко отскочить от него. — Микробы Тагучи, больше не возвращайтесь, никогда. Каменаши посмотрел на свою руку, потом на Коки, потом снова на руку и, наконец, бросил в него взгляд полный пренебрежения. — Даже моя племянница так не сделала бы, — едко сказал он. Минуту спустя, когда Уэда отвлёкся на мысли о бёдрах Накамару, Каме не упустил возможности отряхнуться от «заразы Тагучи» и облегчённо вздохнул. — Кажется, нам придётся бороться с ним его же оружием, — Казуя положил ладонь в центр стола. — Вы со мной? — Ситуация накаляется, — усмехнулся Тагучи, положив свою ладонь сверху. Каме уверенно кивнул каждому из них. — Это будет тяжёлая битва, но я свято верю, что мы справимся. Накамару непоколебим, на нём чертовски мало одежды, но мы не сдадимся! Можем ли мы позволить нашему Накамару идти по этой кривой дорожке? Нет! Мы воссоединим его с его любимой одеждой — на этот раз клетчатой, я устал от ромбов — и… — Каме, у меня рука затекла. — У меня тоже. — Это была потрясающая речь, Казуя! Но, может, закончим на этом? Каме надулся, он только начал входить во вкус. — Ладно, — проворчал он. — Давайте просто вернём нашего дедулю.***
Когда Накамару вошёл в здание агентства на следующий день, он ожидал, что Коки встретит его как можно дружелюбнее в качестве компенсации за своё вчерашнее замечание, но в ответ на приглушённое «доброе утро», он услышал только привычное громкое «Утра!». «Всё тот же шумный Коки», — с улыбкой подумал Накамару. Он помахал ему рукой, игнорируя сморщившееся лицо Коки, увидевшего его оголившийся живот, когда рубашка задралась вверх. Он обнаружил Тагучи и Уэду в гримёрке, спорящими из-за очередного каламбура Джунно. Уэда злобно настаивал, что шутка не удалась, в то время как Тагучи стоял на своём: — То, что ты не понял шутку, не означает, что она не получилась, Уэпи. — Если ты думаешь, что было смешно, Тагучи, это не означает, что ты на самом деле смешной, — доказывал Уэда, пока его взгляд не упал на Накамару. — Привет, как дела?! Накамару моргнул, слегка ошеломлённый громкостью приветствия. — Сколько стаканов кофе ты выпил за утро? — осторожно поинтересовался он. — Ни одного! — выкрикнул Уэда. — Он просто рад тебя видеть! — объяснил Тагучи так же громко. Но от него всегда было много шума. Накамару нахмурился. — Разве ты не рад нас видеть?! Накамару задумался. — Это вопрос с подвохом? Почему мы кричим? Стоп. Не мы. Вы. Почему вы орёте? — Я не знаю, а почему ты говоришь как Джонни-сан?! Потому что ты старый?! Накамару шикнул и застыл в состоянии паники, прежде чем вспомнил свою мантру, которую он повторял каждое утро. Будь как рубашка. Ты молод. Будь как рубашка. С впечатляющей безмятежностью Накамару высоко поднял голову и ответил, растягивая слова: — Я не старый. Я зрелый. Это было правдой. Старение — удел вонючего сыра, а Накамару созревал как чертовски хорошее вино. Да, чёрт возьми. Накамару вцепился в эту мысль у себя в голове и, посмеиваясь, вышел из гримёрки. Сейчас всё это звучало как хорошая шутка. На самом деле, Накамару жалел их. Они всё ещё были неспелыми кислыми гроздьями винограда и не достигли просветления. — Эй, Юччи, ты как?! — Накамару обернулся и увидел приближающегося к нему Каме. Казуя замер на секунду, оглядывая друга с ног до головы, прежде чем, зажмурившись, покачал головой. Затем, открыв глаза, он одарил Юичи таким же притворно милым взглядом, как и у Уэды. — Нужно подарить тебе свитер! Твои косточки продрогнут! Ты не так молод, как думаешь! Трудно всё принять, когда кто-то выкрикивал тебе это в лицо, брызжа слюной. Накамару состроил гримасу и вытер мокрую каплю прямо под глазом. Каме нужно научиться контролировать свои слюни. — Так. Во-первых, фууу. Во-вторых, я понял, почему ты повысил голос, когда был далеко от меня, но теперь ты стоишь в шаге от меня — это более чем близко, пожалуйста, сбавь громкость. У меня начинает болеть голова. Каме улыбнулся от уха до уха и закричал: — Но тогда как ты меня услышишь?! Я пытаюсь облегчить твою участь! Накамару молча уставился в одну точку, а затем медленно вытер ещё одну капельку слюны.***
— Как думаете, сколько он продержится? — поинтересовался Коки. — Надеюсь, долго, — обернувшись, все увидели довольного Уэду. — Издеваться над Накамару довольно весело. — Не думаю, что это надолго, — задумчиво ответил Каме. — Он пораньше ушёл домой, чтобы якобы успеть на какую-то вечеринку, но держу пари, что он примет болеутоляющее и ляжет спать. Уэда нахмурился. — Мне почти стыдно за это, но я всё ещё помню те суперкороткие шорты. — Просто помните, что мы делаем это ради группы. И наших фанатов. Подумайте о наших драгоценных дефисах, — на глаза Коки навернулись слёзы, и все дружно опустили головы, давая ему время. Долго ждать не пришлось. — Половина наших фанатов уже думает, что у нас кризис личности, и именно поэтому мы решили отправить им на растерзание полураздетого Накамару. — Разве фанаты Накамару не романтики до мозга костей? — спросил Каме. — Наверное. Ну, кроме того фана, назвавшего его сиськастым, — все захихикали, что-то вспомнив. — Фотографии Накамару, сделанные папарацци, гуляют по всему интернету, собирая под каждым размытым и не очень фото уйму сердечек, восторженных отзывов и комментариев в духе «ударилась головой о клавиатуру», — Тагучи говорил с ужасом в голосе. — Хм. Эм, парни? Я думаю, всё не так плохо. Фанатам, кажется, нравится это. Очень нравится. Возможно, все были так поглощены смехом, что не услышали этого, а может, потому что у них в принципе была склонность не слушать Тагучи, но, так или иначе, всё, что сказал Джунно, пролетело мимо их ушей.***
Следующая неделя была полностью посвящена доставанию Накамару, так что тот не знал с чего именно возмущаться. Постоянные вопли продолжались, будто вселенная прибавила громкость без его ведома, поэтому он взял в привычку носить с собой беруши, но работники персонала каким-то образом умудрялись вытаскивать их из его ушей. По возвращению с перерыва, он увидел все свои вещи, заботливо обклеенные неоновыми стикерами с напоминаниями типа «не забудь вымыть руки и застегнуть ширинку», «N в KAT-TUN значит Накамару, это ты, Мистер Невозможно». — Мы подумали, что твоя память уже не так остра, как раньше! — услужливо объяснил Коки. — Очень полезно, — процедил Накамару, затем замолчал, потянувшись к записке, которую Каме приклеил ему на спину сегодня утром. «Помогите! Я заблудился. Пожалуйста, окажите мне любую помощь», — гласила записка. Это объясняло то, почему каждый мимокрокодил останавливал Накамару, чтобы выяснить, куда он направлялся, не веря в его способность добраться с третьего этажа на второй. В день, когда он надел новую пару ярко-красных узких джинсов, — купленных по выгодной цене, между прочим! — его обвинили в том, что он стянул их из гардероба. — На концерте я носил розовые. Розовые! Это красные! Мои! — О боже, они обтягивают его причиндалы, — истерил Уэда, закрыв лицо руками, Коки требовал от Юичи чеки, а Каме сказал, что у него классный зад. В конце концов, менеджер был вынужден отправить Накамару домой из-за вызванного им переполоха. Сегодня Накамару надел простую футболку на размер меньше и джинсы с низкой посадкой, открывающие его тазовые кости. Он был полон решимости выжить до конца дня, и ему это удавалось, пока во время обеда его бутерброд не вырвали прямо из рук. В немом шоке он смотрел, как Коки молотил его бутерброд кулаком, словно чокнутая мартышка. А ведь Накамару проснулся на целых полчаса раньше, чтобы лично его приготовить. — Вот так, — сказал Коки, когда остановился. В ответ на молчание друга Коки извинился. — Точно! Прости! Вот так! Так лучше?! Накамару кончиками пальцев поднял хлеб и листик салата. — Ч-что это было? Взгляд метнулся к окну, мозг начал разрабатывать пути отступления, в случае если Коки реально сошёл с ума. Однако улыбка Коки была похожа скорее на снисходительную, чем безумную. — Я сделал так, чтобы тебе было проще жевать! Зубным протезам так проще справляться с едой, понятно?! Накамару взглянул на остатки уничтоженного бутерброда, лежащие у него на коленях — словно олицетворение его жизни. Он сделал глубокий вдох и выдохнул. — Я сдаюсь. — Что-что?! — Я! Сдаюсь! — выкрикнул Накамару во всю силу своих лёгких. Раздался громкий топот, в комнату ввалились остальные участники. Накамару стоял перед ними в своей футболке, которая если честно ему жала. — Я старый, ладно. Старый, и я это знаю. Затем он был стиснут меж двумя парами рук, Каме и Коки стояли по бокам, как во времена Dream Boys. — С возвращением. — Мы скучали. — Наконец-то вернулся Накамару, которого мы знаем и любим, — оживился Тагучи, махая Накамару, будто давно его не видел. Уэда встал неподалёку от них и неловко почесал затылок. — Я хотел бы, — он взмахнул руками, — ну ты знаешь. Но то, что ты носил, было нереально странным. Это. И кожа. И остальная одежда. Но я всё равно люблю тебя. — Может, хватит меня душить? — недовольно попросил Накамару, хотя его сердце трепетало будто желе в эпицентре землетрясения. Каме отошёл и нахально улыбнулся: — Ты должен быть благодарен, что мы пошли на такое, чтобы привести тебя в чувство. — Кстати, почему именно так? — начал Коки. — Ты не мог просто, я не знаю, сбрить волосы? Или набить татуировку? Почему твой преждевременный кризис среднего возраста не мог пройти как у нормальных людей? Почувствовав себя голым под пристальными взглядами Коки и Каменаши, Накамару с благодарностью принял куртку Тагучи и забился в кресло. — Да ладно, было не так уж и плохо. Я всего-то ослабил галстук… немного. — Ты носил шорты, — дружный хор. — Если вы и правда меня любите, то представьте, что этого никогда не было. — Идёт! — мгновенно среагировал Уэда. Накамару вздохнул. — Просто… Мне тридцать. Тридцатник. Я должен был добиться хоть чего-нибудь, — он почувствовал, как на его плечи легли чьи-то руки. — Боже, ты такой слабак, — начал Коки. — Ты хоть понимаешь, что ты единственный из нас окончил университет? Будучи полноценным айдолом. Чувак, не делай вид, будто это ничего не значит. Ты выше уловок Тагучи. Тагучи невинно повёл плечами, Накамару невольно улыбнулся. — Это удивительно, да? — Я не понял ничего из того, что вы сказали, но да, — подтвердил Уэда. — Ты единственный в нашем агентстве умеешь битбоксить. И делать это гудение своим носом, — добавил Тагучи. — Не так много тридцатилетних могут этим похвастаться. — Плюс ко всему, ты теперь горяч, — Каме пожал плечами, когда взгляды устремились в его сторону. — Я имею в виду… стал горячее? Для того, кто прошёл половину от шестидесяти, ты похож на семнадцатилетнего, даже в этих удушающих бабочках. — Мне нравятся эти бабочки, — защищался Накамару, и Каме улыбнулся и похлопал его по спине. — Музыка для моих ушей. Поверь, мы бесконечно рады тому, что ты делаешь. — Да, я не уверен, что мы вынесли бы вид твоих упругих бёдер, — со смешком добавил Коки, лицо Накамару вспыхнуло. — Мы же договорились!***
— Теперь, когда я об этом думаю, — несколько дней спустя размышлял Юичи, — было глупо паниковать из-за седых волос. Остальные замерли, и недоверчиво взглянули на Накамару. Накамару подумал, что их синхронность пугает. — Подожди. Что? — Коки нарушил тишину. Накамару неловко засмеялся. — Всё было в порядке, пока утром в день моего рождения я не обнаружил прядку белых волос. А потом ваши записки и насмешки растопили лёд, так сказать. И я не нашёл ничего лучше… хотя наверное, это было преждевременной реакцией. — Слишком сильной реакцией, — поправил Коки, покачав головой. — Но подождите, — с задумчивым лицом прервал их Каме, — теперь, когда ты это сказал… нить… Накамару, а простынь на твоей кровати случайно не белая? — Да, но что… О. О-о-ой. Забавно, да? Очень смешно, как мне кажется. Ахаха… Никогда в жизни Накамару не понимал Тагучи так, как сейчас, в окружении сверлящих его взглядов. Он опять поймал себя на том, что смотрит в сторону окна, его мысли сменялись с «прыгай-прыгай-прыгай» на «невозможно-невозможно-невозможно». — Как Казуя узнал цвет твоей простыни? — вслух подумал Тагучи, но вновь был проигнорирован. — Получается, мы прошли через всё это из-за… ничего? — глухо отозвался Уэда. — Ты заставил нас лицезреть шорты просто так? — Так, парни, мне кажется, вы не понимаете, как работает наша сделка. Если мы согласились, что этого никогда не было, значит, этого никогда не было! Уэда угрожающе захрустел пальцами, и когда стало ясно, что логика здесь не поможет, Накамару решил надавить на жалость. — Знаешь, Уэда, ты последний, от кого я этого ожидал. Тебе же самому почти тридцать, — Накамару остановился, пытаясь понять, что там жестикулирует Коки, но решил, что это бессмысленно, и продолжил: — Стукнет в следующем месяце, и я правда думал, что ты поймёшь, через какой чувствительный период я прохожу. — О, боже, — запричитал Уэда, и Коки послал Накамару обвиняющий взгляд, прежде чем пойти биться головой о стену. — В следующем месяце? Не может быть. Я не хочу стареть. — У меня всё, — бодро объявил Каме, потянув к выходу Тагучи и Коки. — Ты самый старший здесь, поэтому мы передаём его в твои надёжные руки. Дверь щёлкнула. Накамару посмотрел вниз на Уэду и узнал в нём себя пару дней назад. Откашлявшись и собирая в кучу всю накопленную за неделю мудрость, он заговорил: — Возраст — золото, если ты это забудешь, у тебя всегда есть мы, чтобы напомнить об этом, — Накамару сделал паузу, прежде чем добавить: — И я не буду судить тебя, если ты захочешь взять у меня шорты.