Коджи видит всё

Коджи видит все. Нет, он не обладает какими-то способностями, совсем никакими, он очень обычный. И в этом его преимущество, поэтому он видит все вокруг. Стоит признать, что ты совершенно обычный и перестать искать в себе что-то интересное, начинаешь смотреть по сторонам, вдруг начинаешь видеть все вокруг. Поэтому Коджи хорошо учится: он обращает внимание на всех, с интересом относится ко всему и никогда не жалуется на плохих людей, потому что Коджи очень внимательный и во всем видит хорошее. Даже в самых скучных людях. Но в самом себе в какой-то момент не смог отыскать даже капельку, так и остался никаким для самого себя. Раньше Коджи страдал по этому поводу. Он отчаянно пытался вытащить из себя хоть крупицу личности, какой-то особенности. Он занимался во многих кружках, из всех в скором времени выходил, так и не познав озарения. Он читал очень много книжек, но ничего в них не нашел. Коджи несколько раз менял свой круг общения, он не мог долго общаться с каким-то человеком, потому что ему казалось, что через какое-то время все начинают видеть его насквозь. Как будто смотрят в прозрачную чашу и ничего в ней не видят, возможно потому, что содержимое чаши также прозрачно и невидимо. Коджи не хотел, чтобы бросали его, поэтому бросал всех сам. Он столько всего делал, чтобы найти в себе нечто интересное, но ничего не помогало, все валилось из рук, и Коджи почти сдался. Он продолжал молча наблюдать за всем и размышлять об этом. Таким способом он хотел вынудить из себя часть своего мнения, развить неординарное мышление. Что-то получалось, но Коджи было мало. Он хотел, жаждал, мечтал быть особенным. Тогда Коджи начал просто ждать своей особенности. Но она никак не приходила. Коджи не хотел быть обычным, ему было больно жить и знать, что каждый второй похож на тебя, как отражение. Но другого выхода не оставалось. Полный отчаянья, Коджи начал примерять на себя цветы. Цветы хорошо пахли, но быстро вяли. Он метался от одного к другому: если весь класс получил отличные баллы, то и он тоже должен. Когда все начали играть в некоторую игру, он обязан уметь играть и любить её. Фальшивыми действиями, интересами и отношениями он привлекал к себе людей, чтобы они не смотрели в его прозрачную чашу, чтобы обращали внимание на оставленный рядом цвет. Он сильно старался, чтобы вырастить один цветок, и это занимало его на какое-то время. Это была недолгая иллюзия счастья, ведь окружающие по-прежнему не видели в нем особенности, он был рядовым одноклассником тридцати человек и однотипным незнакомцем миллиардам ярких цветов. Тогда Коджи болезненно смирился со своей участью совершенно обычного никого. Каждый день страдал из-за этого, но ничего поделать, как ему казалось, не мог. Вскоре даже страдания забылись им и увяли в один облачный день. Он перестал чего-то ждать, но ничего страшного в этом не видел, считал это счастливым избавлением от глупых желаний. Коджи не начал радоваться тому, что есть, он начал бояться мечтать. Поэтому Коджи видит все. Когда вы смотрите фильм, вы видите все, что происходит с героями, даже то, что сам всемогущий главный герой не видит, не слышит и знать не может. Вы как бы сторонний наблюдатель, который умудряется побывать везде и осмотреть все вокруг. Вы можете делать собственные выводы, но не имеете права вмешиваться в ход событий. Коджи также, только в реальной жизни. Он увядает, потому что потрясающим действием вокруг него растут гигантские лозы, овивают все вокруг и другие цветы — это истории. Истории, которые приключились не с ним. Он видит все. Как кто-то признался другому в любви, третьи рассорились окончательно, некоторые собираются свести счеты с жизнью, а иные просто болтают о бытовых заботах, продолжая и развивая свою личную историю. Сперва Коджи это казалось странным и даже пугающим, пусть и немного интересным. Почему именно он должен видеть так много, и как так получается, что он всегда оказывается на месте какого-то происшествия? Но через какое-то время он убедился, что все это — еще одно доказательство его далекой второстепенной роли в собственной жизни. Тогда Коджи начал составлять картины из этих историй, благо, материала было достаточно. Он знал буквально все, что происходило в их классе, что творилось в их семье и, благодаря хорошей памяти, запомнил несколько раз встретившихся прохожих и о них тоже что-то узнал. Коджи жил чужими жизнями, не выращивал цветы, а лишь неспешно прогуливался вдоль и жадно вдыхал их аромат. «Это не моя история» — думал он, заметив шайку парней свободной наружности, избивающих паренька пощуплее. Думал и проходил мимо. «Это не моя история» — думал Коджи и сторонился неожиданно образовавшейся у них в классе оппозиции против старосты. Думал и знал, кто все это затеял. «Это не моя история» — думал он и тихо наблюдал за плачущей девушкой, даже и не думая подходить. Думал и знал причину. Такая жизнь устраивала Коджи. Он не был ей доволен, но другого выхода не было. Ему не нужно было прилагать никаких усилий, чтобы существовать подобным образом. Он слишком долго старался, разыскивая в себе индивидуальность, он устал от этого, ведь в итоге всего лишь выплюнул на свет росток уже завядшего растения. Все эти старания рухнули пеплом вниз, и ему больше не хотелось прилагать никаких усилий, чтобы жить дальше. А сейчас судьба, какая-то сила, на которую ему, в принципе, все равно, делает все за него. Коджи ничего не нужно делать, он просто видит все. Единственное, что он может — смириться с этим. Иногда он задумывался, что, возможно, нужно было изначально не противиться судьбе, принять существовавшую вокруг реальность и не зацикливаться на самом себе, думая лишь о том, что ты думаешь и о чем ты думаешь. Но лишь с виду кажется, что ему просто стало лениво жить, и он принимает сложившееся всего лишь как проверенный и не требующий затрат способ прожить день, а после еще один, и еще, и так много-много дней… На деле он благодарен за все, данное ему. Для Коджи такие вот способности не способ жить, а причина. Когда ты совершенно обычный, а хочется быть кем-то большим, каждый день ещё более тяжкое мучение, чем если бы всех этих дней не было вовсе. Такой жизнью ему действительно лень жить, но люди имеют один страшный инстинкт — инстинкт самосохранения. Не жить вовсе страшно, поэтому Коджи нравится видеть всё. Ну как, не жалуется. А поливать дурманящие запахом цветы, прикасаться к ним запрещено. Свой след на них оставлять нельзя, иначе есть риск стать частью яркой, блестящей истории. Уделяя время одной, совсем забываешь о других розах. И эти розы непременно обидятся на тебя и уже никогда не раскроют свой бутон на восходе, чтобы ты мог полюбоваться ими. Она уже давно начала поглядывать на него. Коджи замечал это особенно явственно, но ни видеть, ни знать ничего о ней не хотел. С каждым днем расстояние между такой особенной ней и Коджи сокращалось. Жестами, взглядами она выражала какой-то неестественный интерес к незаметному и невидимому для всех Коджи. Она особенная, определенно, хотя бы потому что сумела разглядеть его среди тридцати других учеников. Коджи видит все, и Коджи боится. Он спасается сам, спасает свою жизнь, убегает, молчит и убегает. Ему хочется накричать на неё, прогнать, но что станет с её маками? Они завянут или, напротив, расцветут сильнее? А ей хочется просто поговорить с ним, ведь он замечает все её взгляды, это ужасно неловко, но объясниться нет возможности. Почему эта история так настойчиво требует его внимания? Это опасно, это может быть очень опасно. Все действия Коджи влияют на дальнейшее развитие событий, даже бездействие мучительно и нетерпеливо толкает в спину, являясь действием само по себе. Коджи боится. Боится настолько, что готов заплакать. Это слегка настораживало вначале, а сейчас может перерасти в реальную угрозу. Осознание необходимости предпринять что-либо формирует внутри огромную нарывающую рану, но сделать хоть что-нибудь, даже просто пошевелиться страшно. Коджи разучился принимать решения, он отвык хоть от какой-нибудь ответственности. Самое страшное даже не в этом. Весь ужас, гниль, покрывшая рану, в том, что ему не хочется ничего делать. Коджи безумно страшно. Но Господи, о, как же ему нравится идея особенного отношения к нему. Зерно, давным-давно похороненное собственной матерью, забытое всеми, даже душой Коджи, начало давать ростки. Глупая, дребезжащая мечта, беспочвенная надежда снова овладевает его разумом, он сбегает от неё, желая сохранить собственную жизнь, но зачатки сводящего с ума желания растут внутри него. От этого не сбежать так просто. Нужно отказаться от того, что всю среднюю школу кружило ему голову. Не просто отказаться, пренебречь возможно единственной возможностью осуществить давно желаемое. Сейчас он явственно, практически во всех красках реальности ощущает запах своего цветка, его цвет и яркость, возвышенность над всеми остальными лозами и запахами. Ей все же удалось выловить его по окончанию клубных занятий. Коджи не занимался ни в одном кружке, поэтому, после завершения уроков, он сразу приступал к уборке своей части класса. А она специально прогуляла одну тренировку, чтобы застать его в одиночестве. Это всё так неловко. Так невероятно прельщает, что невозможно даже сдержаться. Желание. Ужасное, ярое, невероятное по своей силе желание, кажется, рвет его душу на части. Он балансирует на этой тонкой преграде между пропастью и чудесной оранжереей. Она прекрасна, бьет в глаза пестрыми цветами и прошибает насквозь прохладным, освежающим воздухом. А пропасть чёрная, темнее и быть не может. Ледяная, холодная, там одиночество. — Ам-м… Ну, ха-хаа-х, — она неловко чешет затылок и искренне задорно смеется. — Даже не знаю, с чего начать. И она заговорила. Разъяснялась долго, мучительно долго, неловко поглядывая в сторону и жестикулируя руками. Но Коджи не слушал. Он размышлял, размышлял о том, что сейчас действительно важно. Ему придется снова, как раньше, примерить на себя один из цветов, принять решение, возложить на себя ответственность. Среди всех этих цветов, в оранжерее, он уже давно обосновался, ему нравится наблюдать за ними, вдыхать их аромат. Руки тянутся взять инструмент и вырастить свой цветок, чтобы наслаждаться только им, невзирая на другие цветы, но разум бьет по рукам током, взывая к благоразумности. Оставаться здесь нет смысла, Коджи разучился быть ответственным, его цвет увянет, даже не раскрывшись. Переродится ли он, изменится ли, пройдя через ледяное одиночество? — В общем… Давай дружить, а?! Быть благоразумным — вот чего требует разум, вот чего требует жизнь. Коджи любит её, какой бы она ни была, ему страшно терять то, что было создано без его участия. То, что держит его на плаву, поддерживает его равновесие. То, что не доставляет никакой радости. Жить — вот что требует сердце. Коджи хочется быть эгоистом, порвать все связи с тем, с чем так долго свыкался, но, будем честны, свыкнуться не смог. — Я… — он начал говорить, но осекся. Она встрепенулась, увидев хоть какую-то реакцию. Посмотрела него с нетерпением, а он уже готов ответить ей. Ему нужно быть эгоистом. Но Коджи совершенно обычный, не особенный. — Прости, это не моя история. — швабра упала на пол, а он быстро покинул класс, сжимая гакуран* и жмуря глаза. Такие, как он, не особенные, не могут быть эгоистами или добряками. Стоит признать это, сразу же начнешь видеть то, чего не видел раньше. Невероятной болью в сознании и сердце отозвалось принятое решение. Крича, сжимая кулаки, он растоптал ростки своего цвета, чтобы остаться там, где быть не рад. Только чтобы не уделять больше времени своему цветку, чтобы другие цветы не обиделись на него, чтобы продолжать жить он сделал это. Вырасти он свою историю, он не изменился бы. Цвет его не стал бы величественнее всех в округе, он был бы жалким, иссохшим и пах бы решительно ничем. Потому что Коджи так и продолжал бы быть совершенно скучным, обычным, и его обязательно бросили бы. Но никто не задумался бы, что станет с его цветком.