В Сайтаме солнечно

— Как погода? — Солнечно. Кагари на том конце провода фыркает, и Аканэ мысленно клянётся размазать проклятого идиота на бутерброды. Говорят, нужно снисходительно относиться к чужой глупости, но идея использовать вместо числовых кодов фразы — глупейшая мысль Шусея за все годы службы в Бюро. Официантка ставит перед ней высокий стакан с ледяным лимонадом, по стеклу мелкими каплями стекает конденсат, а палящее солнце радугой отражается на кубиках льда. Думать о солнце за окном без страданий теперь попросту невозможно, но погода, что уж тут, действительно хороша. Встречу с председателем тоже можно считать вполне успешной, и несмотря на тихие смешки Кагари в наушнике, вечер обещает быть прекрасным. Стул за столиком позади скрипит, Аканэ чувствует тонкий табачный запах и откидывается на спинку. — Сегодня солнечно, — вместо приветствия говорит Когами. — И ты туда же,— еле слышно стонет Цунэмори, ловя в серванте напротив отражение сидящего позади Шиньи. Кагари разражается неприличным хохотом, и инспектор неожиданно остро чувствует тоску по ушедшему в режим радиомолчания Гинозе. — А что? — В голосе карателя слышится улыбка, и Аканэ хочет обернуться, но нельзя. Совсем. Разговор — сам по себе риск, что уж говорить об очевидной встрече. — Неплохая идея. — Серьёзно? — Когами приносят кофе. Цунэмори дожидается, пока официантка скроется за барной стойкой и продолжает: — Кагари орёт «Ватиканские камеи» всякий раз, как по нему открывают огонь. Ты даже не представляешь, чего мне стоило объяснить Касэй, что к британской армии это не имеет никакого отношения!.. — Ой, брось, инспектор, ты что, не смотрела… — Кагари, заткнись, — перебивает его Гиноза. — Груз доставлен, мы возвращаемся на Базу. Инспектор Цунэмори, мы здесь закончили. — Вас понял, Гиноза-сан, — издевательски растягивая гласные, вместо Аканэ отзывается Когами. — Разрешите сопровождать инспектора? — До дома и обратно. Без глупостей. — Дрифт через секунду, синхронизация девяносто процентов, Нобу, — тянет Когами. — Не ссы. Гиноза отключается с таким звуком, будто умудрился вслух хлопнуть метафорической дверью, и смешного в этом немного, но Аканэ всё равно смеётся. Крутит меж ладоней влажный стакан и смотрит за причудливой игрой света на солнечных дольках лимона. Лёд переливается радугой, и усталость, всю неделю клонившая в сон, отступает. — Зря ты над ним смеёшься. — Мой дорогой инспектор, я смеялся над ним раньше, чем он заговорил. Прогуляемся? Предложение не слишком разумное: в городе полно камер. Камеры, все как одна, отчитываются перед Сивиллой, Сивилла делает выводы, а тот-кто-сидит-в-черепушке-Касэй никогда не упускает возможности полюбопытствовать. Цунэмори лжёт, не краснея, но те несколько секунд под внимательным взглядом механических глаз — удовольствие не из приятных. — Пожалуй. На улице жарко, но если в полдень рыжий солнечный апельсин грозился вот-вот спалить тонкую плёнку из палочек и колбочек, то теперь тот красит багрянцем серый бетон стен, отражается от стеклянных фасадов и золотом играет в коротких волосах Аканэ. — Где ты пропадал вчера до ночи? — Первое правило… — Ох, да брось. Когами смеётся. Негромко, низко. Голос, как тёмный бархат. Цунэмори поводит плечами, сбрасывая с кожи неуместные мурашки и отворачивается от лукавого лица. — Разбирал с Караномори на болты присланный нам вчера шифр. Хитрая штука: Шион исходила на оргазмы и падала ниц перед неизвестным мастером. Аканэ не краснеет. Только хмурится ревниво и тут же тушуется под внимательным взглядом исполнителя. У того в серых глазах — беззлобная насмешка и тёплая, щемящая нежность. Знакомый, но до сих пор непривычный коктейль: стоит инспектору заметить, как светлеют глаза карателя, он тут же отворачивается и шало улыбается. — У ревности ледяные объятия. — Не неси чепухи. По тротуару мимо магазина детских электронных игрушек проходит семейная пара. Между ними мальчик лет пяти. Держит в руках ярко-красный воздушный шарик, смотрит на вышагивающего туда-обратно робота на витрине и без всякого интереса хмурится. Поднимает взгляд на блестящий воздушный шарик и только тогда улыбается. У Аканэ от такой простой и искренней улыбки теплеет на душе: губы сами собой складываются в усталую полуулыбку и именно этот момент Шинья выбирает, чтобы посмотреть на неё. Следит за взглядом янтарных глаз, замечает алый шар и оглядывается в поисках лавки. Продавец незамысловатой радости обнаруживается тотчас между железнодорожным вокзалом и заправкой для электромобилей. — Дело пяти секунд. Цунэмори вздрагивает, понимая, что её поймали за такой сентиментальной глупостью, и качает головой. — Не в шарике дело, исполнитель Когами. — «Исполнитель Когами», — эхом повторяет Шинья. — Тут камеры. — Плюнь. После ватиканских камей, сорокопута Миннесоты и «Был под Империо» Касэй нечему удивляться, поверь. — За это голова с плеч не полетит. Когами бесстрашно отмахивается и, покрутив головой, перебегает через дорогу. Аканэ тяжко вздыхает, думая о том, как объяснит нелепый красный шарик в руках, и идёт следом. — Грабёж, — оповещает Шинья продавца, но бумажку протягивает. Завязывает на ленте петельку и торжественно вручает скромный подарок Цунэмори. — Держи, инспектор. Побольше, чем у мелюзги. Ребяческое хвастовство в голосе Шиньи действительно веселит. Аканэ сжимает в руках ленточку, смущённо отводит взгляд и неожиданно остро чувствует на себе искусственное, холодное внимание. Ей кажется, будто к ним поворачиваются объективы всех камер вокруг. Алые огоньки, словно мелкие глазки, поблёскивают со столбов электропередач, и в тот самый момент, когда горькая паника подкатывает к горлу, Когами неожиданно переплетает свои пальцы с её и тянет следователя вперёд. — Ты чего творишь? — испуганно шипит Цунэмори и безуспешно пытается отдёрнуть руку. — Шифр, Аканэ, — беспечно отзывается Шинья. — Что? — Весь вечер вчера копались. Как закончили, хотели доложить, но Касэй на месте уже не было. Решили пока себе оставить. — С ума сошли?! — не на шутку пугается Цунэмори. — Она… — Оказалось, что тот замыкает все городские камеры на одном фрагменте минут на двадцать. На теракт времени мало, но вот до дома тебя проводить успею. — Шинья, ты не представ… — Уже лучше, — шепчет Когами, и Аканэ не сразу понимает, почему его глаза заполняют всё пространство взгляда: серой радужки вдруг становится слишком много, губы накрывают чужие губы, ленточка выскальзывает из дрожащих пальцев и красный воздушный шарик летит вверх. Солнце просвечивает сквозь алый латекс, под закрытыми веками пляшут багряные кляксы и Цунэмори сдаётся. Обхватывает шею Когами ладонями и еле слышно выдыхает: — Шарик. — Не в нём же дело. Губы следователя кривятся в горькой усмешке, и она тут же прячет её в ямке над ключицами Шиньи. — А того, чего хочется, у меня никогда не будет. Когами обнимает её посреди городской площади, мальчик с красным шариком в руках тычет в них пальцем, а все камеры, слепые как новорождённые щенки, раз за разом прокручивают вечер позавчерашнего дня. Использовать вместо числовых кодов фразы — глупейшая мысль Шусея за все годы службы в Бюро. — Никогда не говори никогда. Но в Сайтаме солнечно. А ночь обещает быть прекрасной.