***
Сначала глазам своим не поверила. Думала все мираж, пыталась убедить себя, что все лишь плод дурного воображения, и вот сейчас она вновь посмотрит, и эта мерзкая писанина исчезнет. Но почему-то не исчезала. Поддалась приступу мазохизма - сделала ксерокопию. И в этом листке долго заключался её личный ад. Без чертей и котлов, зато с лживыми карими глазами, которые она вынуждена была видеть каждый день. Каждый божий день сгорать и возрождаться вновь. Оплакивать свой утерянный идеальный мир ночами в компании старого медведя, что давно лишился глаза, и дневника с ручкой. А на утро спокойно улыбаться, и убеждать родителей в нормальном самочувствии. Колька. Её дорогой друг Колька единственный, кому она смогла все рассказать. Он невероятно мило ходил туда-сюда по комнате, и грозился чуть ли ни сиюминутно убить Жданова с Малиновским. А потом резко остановился, и выдал: - Подонков нужно учить Пушкарева. Так учить, чтобы на всю жизнь помнили, и не смели больше хвост задирать. Мы оставим их без штанов, Катюх. У нас все получится, мы же умные. Смотри... - Стой, Коля! - она резко поднялась на ноги, - Что ты такое говоришь?! Неужели ты мог подумать, что я соглашусь на подобное?! Помнится, тогда она безжалостно выгнала Зорькина из квартиры, проклиная последними словами. Он ушёл. Но напоследок проронил: - Подумай. Просто подумай. И знай, я тебя поддержу, что бы ты не решила. Она аж воздухом поперхнулась. Вы смотрите! Поддержит он её! Больно надо. Тоже, друг называется. Видит как ей плохо, ещё и идейками своими идиотскими добивает. Они не разговаривали целую неделю, пока она кардинально не поменяла мнение о произошедшем. Это было обычное рабочее утро, и ей, как и пару дней назад казалось, что самое худшее уже произошло, куда уж дальше. Но судьба вновь внесла свои коррективы. Проходя мимо конференц-зала, она случайно стала свидетелем разговора, что не предназначался для чужих ушей. - Ну что там, Жданов? Не томи рассказывай. - Не знаю, Малина. Чертовщина какая-то творится, её как подменили! Раньше ласковая такая была, как щенок малый в глаза заглядывала, будто похвалу выпрашивала, а теперь... - Слушай, а может ты её того, ну... Не удовлетворяешь, а Жданов? Вдруг ты для Пушкаревой не такой то уж и самец? Хоть у нее и не было возможности видеть лица собеседников, но она тут же представила как Малиновский растягивает губы в этой своей пошлой ухмылке, призванной сводить с ума моделек, а на деле же не вызывающую ничего, кроме отвращения. По крайней мере у неё. - Дурак ты, Малиновский! Тут причина в другом... Боже, как же я устал от всего этого! - Ничего, вот вытянем компанию из этой ямы, я тебе такой отдых устрою. Что просто ух! - Ух. - тупо повторил Жданов, - А Катя, Кира? Они как? - Что как? На Кире женишься. А Катюшу нашу мы отправим куда-то далеко-далеко. В бессрочную командировку. В Гватемалу, или в Мадагаскар, а что? Ей там понравится. Заодно под ногами путаться не будет. Заживем, Жданыч! - и заразительно засмеялся. Больше она слушать не стала. И того хватит. Убежала в туалет, а ушах звенело. Как щенок малый... Да-да, вы правы господин Жданов. Как абсолютно несмышленый щенок. Вот только даже щенок может укусить, если его сильно разозлить. Тогда ей повезло, родители буквально утром уехали проведать папиного сослуживца и контролировать её было некому. Потому она спокойно могла сделать то, чего не делала с разрыва с Денисом. Напиться. Купила бутылку недешевого коньяка, какого-то печенья, и пошла на поклон к Зорькину, вымаливать прощение. Он как и обещал её принял, на диван усадил, алкоголь по рюмкам разлил, выслушал. Так они и провели этот вечер. Вспоминали детство, институтское время, каникулы на даче Пушкарёвых в Подмосковье, и вкусные, сдобные булочки из магазина недалеко от дома. И какао. Какао, которое часто варила Колькина мама. Так она готовить не совсем умела, но этот напиток делала отменно. А потом начали составлять план. Долго и нудно обсуждали каждую деталь, каждый шаг. Все записывали, чтобы не забыть на утро. А на следующий день, и началась эта великая эпопея. С каждой минутой они становились все ближе к цели. Коля возобновил игры на бирже, она так же подключилась, и капитал Никамоды начал увеличиваться в геометрической прогрессии. Ещё одним заданием Кати было вести себя естественно: перестать шарахаться от Жданова, дабы он ничего не заподозрил раньше времени, вновь краснеть от плоских шуточек Малиновского, терпеть оскорбления и пинки Киры, а так же исправно ходить на обеды с женсоветом. Дорогой президент заметно расслабился, но все же хотел логично завершить их "небольшой кризис в отношениях" как он сам это называл - упорно требовал провести с ним ещё одну ночь. И она смогла. Ради будущего. Ради плана. Сцепила зубы, и вперед. Жданов потом светился как ясно солнышко, и не стесняясь достаточно громко обсуждал с Малиновским, что вроде буря миновала, и послушная собачонка снова у ноги. И она смеялась в кабинке туалета. Громко, заливисто, истерично. Посмотрим как вы запоете через недельку-другую. Хотя, её тогда уже не будет в стране, а жалко, было бы интересно посмотреть. С другой стороны - гори оно все синим пламенем! Их план был до боли прост. Упиваетесь так своим Зималетто? Пожалуйста, никто его трогать не будет, получите и распишитесь. А вот Никамода... По сути они заберут свои деньги, кроме разве что тех начальных ста тысяч, ведь их работа на бирже дала свои плоды. Единственное, что волновало Катю - куда уехать из России? Но и этот вопрос решился неожиданно приятно. На мейл пришло сообщение от давней знакомой из Франции, где она когда-то проходила стажировку. Та по-дружески приглашала её в гости на несколько месяцев. Так и решила - пока во Францию, а дальше как получится, в любом случае деньги решают многие проблемы.***
Они усердно работали, играя каждый свою роль. И вот уже три дня она спала ночью, не заливаясь слезами, и не смотря бездумно в окно. - Коль, нам ещё нужно успеть перечислить по половине суммы на разные счета - твой и мой. - Я тут подумал... - Зорькин замялся, - Мне не нужна эта половина. Это твои деньги Пушкарёва, твоя компенсация. Единственное о чем я тебя хотел попросить... - Подожди! Как не надо? Ну уж нет, дорогой мой. Я так не играю. Это наши деньги, мы вместе на бирже трудились. И делить мы будем их поровну. - Не нужно. Оставь мне тысяч сто, или двести. На начальный капитал. Не знаю чем конкретно буду заниматься, но хочу свой бизнес. И как только она его не уговаривала. Кричала, просила. Ни в какую. Оставляй деньги себе, и слова слышать о другом не хочет. Свой последний день в Зималетто она запомнит надолго, как бы не хотела забыть. Все как с ума сошли, будто чувствовали, что компании что-то грозит. Кира впервые ей не хамила, и даже попыталась улыбнутся, когда принесла отчет от своего отдела (Амура заболела, а Шура была чем-то занята, и Воропаевой самой пришлось идти в президентский кабинет). Андрей упорно лез с нежностями, и поцелуями вызывая лишь тошноту. Клочкова кажется, вообще делала вид, что её не существует, но это наверно и к лучшему. Боялась, что если эта всем известная шлюха что-то вякнет в этот день в её сторону, то не выдержит, и пошлет её далеко и надолго, а срываться нельзя. Они уже на финишной прямой, следует играть свою роль до конца несмотря на эмоции. Слишком много сделано для успеха. Во второй половине дня она, сославшись на головную боль, отпросилась у Жданова домой. На деле же, её ждала встреча со стилистом. К этому она очень долго готовилась морально, ведь изменение имиджа было значительным шагом в сторону новой жизни. Профессиональный стилист из неё все жили вытянул. Хорошо, что она додумалась заранее отослать ему свою фотографию, поэтому на встречу он явился распланировав все до мельчайших деталей – от нижнего белья, до количества румян на лице. Домой она вернулась поздно, благо разговор с родителями произошел ещё вчера. В нем она наплела что-то про командировку, и важнейший договор. Также убедила поехать на целых три месяца в санаторий, достаточно далеко от Москвы. Наверняка Зималетовцы будут её искать, и первыми под влияние попадут именно мама с папой. Конечно, их пребывание там временное, но пока хотя бы так. А дальше разберется. Но в России они точно не останутся.***
Объявили посадку. Поднимаясь по трапу самолета, в последний раз оглянулась на выглядывающею из снега Москву. Все вокруг утопало в солнце, которое впервые за две недели выглянуло из плотных серых туч. Солнце было везде, но только не в душе. Остатки любви все ещё бились где-то в сердце, но уже сдавали позиции уступая промозглому холоду безразличия. Она знает, что ровно пятнадцать минут назад Жданов, который до этого метался по компании в поисках своей помощницы, получил от курьера увесистый пакет. В нет было все: инструкция, подарки и открытки. А так же документы - выписки со счетов, информационные справки по которым мгновенно было все понятно. И главное - липовый отчет, в чертовой синей папке. А на ней надпись - "Мой заключительный подарок тебе." Она знает, что ещё через две минуты, Андрею Жданову и Роману Малиновскому с её номера придут СМС, которые она отправила перед тем, как выкинуть симку: Не дергайтесь, и даже не думайте подавать в суд. Во первых, вы меня не найдете. А во вторых, теперь у меня столько денег, что я подкуплю всех и каждого. Надеюсь мы с вами больше никогда не увидимся. Всех благ! Она знает, что сделала так, как и хотела. Вот только почему сидит сцепив зубы, и вытирает тушь, что потекла от таких ненужных слёз?